Это только формальность

— Знаешь, я… Я выхожу замуж, — Гермиона заламывает руки, старается не поднимать взгляд на Панси. Та не подает виду, но поджатые губы полностью выдают ее беспокойство. Она слишком красива даже в этот момент. Каре по линию подбородка уложено идеально; губы накрашены ярко-красной, слегка вульгарной помадой, но вместе с тем гармонируют в сочетании с остальным макияжем. А Гермионе и хочется посмотреть на остальной макияж, но оторвать глаз от этих манящих губ она не может.

Сколько они не виделись? Месяц? Два? Когда их встречи в каком-нибудь кафе в Косом Переулке, или, более того, в пабе в Лютном, стали обыденностью?

А Грейнджер сходила с ума, если не взяла изящную ладонь Панси в свою и не поцеловала ее губы хотя бы раз на неделе. Но Паркинсон постоянно откладывала встречи в последнее время. Работа, дела, семья…

Их жизнь слишком круто изменилась после окончания войны. Панси тоже изменилась, выросла. А Гермиона влюбилась в нее, как дурочка. И ей совсем не важно, была ли любовь взаимной. Ей просто нужно было любить. Любить и отвлечься от свалившейся на плечи славы.

Отправной точкой стал «примирительный ужин», организованный Малфоями в честь победы над Волдемортом. Гермиона уже тогда заметила изменившиеся черты лица Панси: аристократически острые скулы, но все такие же по-детски большие глаза, красиво изогнутые брови. Подстриженные под каре волосы только добавляли ей превосходства. А ее манеры… Она держалась прямо как на приеме у самой королевы или будто сама ею была.

Ее корсет плотно облегал талию, не позволяя лишних движений, держал спину неестественно прямой, приподнимал и без того не самую маленькую грудь. А сама она постоянно вздергивала подбородок, но в этом движении не было прежнего превосходства над другими. Скорее даже присутствовал стыд за содеянное.

Словом, Панси Паркинсон была неотразима. Даже когда позволила себе больше одного бокала вина. Даже когда неловко вставала из-за стола, ибо корсет слишком сдавливал.

Уже тем вечером Гермиона начала что-то чувствовать. Как минимум — симпатию, как максимум — влюбленность. Она не относила себя к типу влюбчивых с первого взгляда людей, но с Паркинсон иначе никак. Либо ты ненавидишь всю оставшуюся жизнь, либо влюбляешься в нее окончательно и бесповоротно. И неизвестно, на кого она как влияет. Вот на Грейнджер повлияла сразу двумя способами. Первым — в день их знакомства, вторым — на приеме в Малфой-меноре, Странно, правда?

А в Хогвартсе, на дополнительном, восьмом курсе они стали пересекаться чаще, ибо большинство уроков Гриффиндора были совмещены со Слизерином, из-за малого количества учеников.

Гермиона то и дело бросала на Панси неоднозначные взгляды, постоянно пыталась присесть рядом. А в конце-концов отчаялась, написала записку ровным почерком и подкинула Панси в сумку, примерным содержанием которой было:

«Ты была безупречна и неотразима на ужине у Малфоев. Ты мне нравишься.
Твоя Грязнокровка».

В принципе, Паркинсон могла и без подписи угадать отправителя, ибо такого изящного почерка не было ни у кого с ее потока. А если соединить все написанное, действия этой самой «грязнокровки» и ее постоянные знаки внимания, которые невозможно не заметить, то все ниточки сводились только к Грейнджер.

На самом деле Панси действительно льстило такое количество внимания. Хоть она и считалась сучкой Слизерина и самой красивой как минимум на восьмом курсе, ей давно не уделяли столько внимания, как Грейнджер в последнее время.

Поэтому, на следующем совмещенном зельеварении, Панси подсела к Гермионе.

— Я тебе правда понравилась? — начала она без приветствия. — Почему не сказала прямо там? Что, боишься меня? — Уголки губ Паркинсон дрогнули в легкой усмешке, когда она увидела замешательство на лице Гермионы. — Но стоит признать, мне очень льстит твое внимание. Я заметила, как ты на меня смотришь.

— Я…

— Не утруждайся что-то сказать, Грейнджер, — с лёгкой улыбкой проговорила Панси, положив руку на плечо рядом сидящей девушки, — я и так все понимаю. Драко все равно хочет, чтобы я подружилась с друзьями Поттера.

И так они стали «дружить». Они сидели вместе на совмещенных парах, смеялись над Роном и Блейзом, а Гермиона то и дело бросала влюбленные взгляды на Панси, а та наивно принимала их за шутку. Но как такое можно принимать за шутку?!

***

— Эй, Грейн… Гермиона! — как-то под новый год окликнула Панси за обедом в Большом зале. Гермиона обернулась и показушно закатила глаза. Паркинсон никак не могла привыкнуть звать её по имени, а не по фамилии или «гриффиндорской грязнокровкой». — Ты пойдешь со мной на рождественский бал? Просто не хочу идти одна, а мы вроде как хорошо общаемся, и вот я подумала… — Паркинсон в смущении накручивала прядь волос на палец, а Гермиона дальше «ты пойдешь со мной» и не слушала. Ей не важно, куда. Важно — с ней.

— Пойду, — заявила уверенно, даже не дослушав, о чем та подумала, и взяла Панси за руку, будто в поддержку.

— Спасибо, — улыбнулась она тут же скрылась за поворотом в подземелья.

***

— Гермиона, а ты с кем пойдёшь? — спросил Гарри, имея в виду рождественский бал.

— Меня пригласила Паркинсон. Сказала, ей идти не с кем. А что?

Поттер только пожал плечами и усмехнулся про себя удивляясь внешнему спокойствию Гермионы.
А внутри нее все на самом деле бушевало. Её пригласила сама Панси Паркинсон! Да ещё и смущалась при этом!

***

Обе начали готовиться к балу за две недели, ровно с того дня, как поступило приглашение от Панси. Паркинсон даже ходила по маггловским магазинам, чтобы подобрать платье и косметику, ибо решила: она должна сверкать и затмить всех остальных. Должна сделать так, чтобы ее грязнокровка смотрела только на нее и ни на кого больше.

В итоге так и получилось. Как только Панси поднялась из подземелий в большой зал, она приковала к себе все взгляды, а Гермиона и подавно смотрела на нее не отводя глаз. На Паркинсон красовалось черное обтягивающее платье чуть ниже середины бедра и с рукавами три четверти. Оно прекрасно очерчивало фигуру, и создавалось ощущение, что пошито специально на нее. А может, так и было.

На Гермионе же было бордовое платье, не такое обтягивающее, как у Панси, но тоже сохраняющее очертания фигуры. На ней выглядело оно прекрасно.

Панси, прошагав на высоких шпильках, остановилась рядом с Грейнджер и подала той руку, но она никак не могла выйти из транса, загипнотизированная красотой Панси.

— И чего ты застыла? Не хочешь пойти со мной куда-то подальше от входа? — задала риторический вопрос и сама схватила Гермиону за руку, отводя подальше от внимания любопытных глаз.

— На нас все пялились, Панс, — Гермиона переходит на громкий шепот и крепче сжимает её ладонь в своей.

Она только усмехнулась:
— А ты как думала? Мы же выглядим почти как пара. Да и ты от меня глаз оторвать не могла, я не ошибаюсь, дорогая? — улыбается ехидно и лёгким движением свободной руки отбрасывает волосы с плеч.

Да она просто светится превосходством над всеми здесь присутствующими.

Проходящие мимо них Драко с Гарри (разумеется, пришедшие сюда как пара) показали большие пальцы вверх. Гермиона только напряженно улыбнулась, а Панси подмигнула, не сдержав смешка.

Вечер, в принципе, проходил вполне хорошо. Обеих девушек не обделял вниманием мужской пол, а все свободное время Гермиона и Панси проводили вместе, смеясь над дурацкими шутками и уже не обращая внимания на взгляды со стороны.

Но все было хорошо и спокойно только до того момента, как Панси дошла до стола с шампанским (бонус для семи- и восьмикурсников).

Выпив пару бокалов, она начала флиртовать со всеми подряд, совсем не обращая внимание на стоящую позади Грейнджер.

Гермиона пыталась терпеть, но ничего не вышло. Прошло мгновение, а в большом зале ее уже нет. Она уже стояла на вершине Астрономической башни, сотрясаясь от холода и несдерживаемых рыданий, макияж весь расплылся, помада съедена непрекращающимся касанием губ, а вокруг раздавались ее же всхлипы, оглушая.

Панси не сразу заметила, что ее спутницы и след простыл.

Поиски затянулись до самого отбоя. Казалось, были проверены все укромные уголки, но Драко вовремя напомнил про Астрономическую башню. И Паркинсон ринулась туда.

Грейнджер сидела в самом углу, сжавшись от холода и не удосужившись достать палочку и наколдовать согревающие чары.

— Ты почему сбежала? — Резкий мороз отрезвил мозг Панси.

— Догадайся сама, — буркнула Гермиона, так и не посмотрев на девушку рядом с ней, а потом встала, слегка покачнувшись. — Я просто люблю тебя, — выпалила быстро и тут же зажмурилась, ожидая оскорблений или удара.

Но ничего не последовало, а после нескольких десятков секунд тишину разрезали такие неожиданные слова:
— Я тебя тоже люблю, Гермиона.

Она от неожиданности чуть не упала, но Панси успела поймать.

Так они и стояли в Астрономической башне: Панси поддерживала Грейнджер, чтобы она окончательно не упала, а та уткнулась ей в шею.

— Хорошо, — промямлила Гермиона, прижимаясь ещё ближе к согревающему её телу.

— Хорошо, — отозвалась Паркинсон.

Они простояли так минут десять. Гермиона наслаждалась каждой секундой рядом с ней, а Панси гладила девушку по спине и не отпускала от себя. Ей самой было тепло с Грейнджер рядом; и тепло не только телу, но и душе; Гермиона дарила душевное спокойствие. Панси сама чувствовала, как эта любовь меняет ее, делая более чувственной и нежной.

— Давай «хорошо» будет нашей клятвой?* — предложила Гермиона, когда они уже спускались.

— Хорошо.

— Хорошо.

***

— Замуж, значит? За Уизли? — изгибает бровь Панси в своем излюбленном жесте, а в голосе слышится грустная усмешка.

— Д-да. — Гермионе тяжело не то что говорить, а дышать. — Это всего формальность, ты же знаешь.

Панси громко выдыхает, в попытке успокоить нахлынувшую бурю эмоций. Она еле сдерживается, чтобы не схватить Гермиону за запястье и с силой сжать, доказать, что она только ее. В голове эхом звучат слова Гермионы: «Это всего формальность, ты же знаешь». Нет, не знает. Не верит. Хотя хочет.

— Да, формальность, — с выдавленной улыбкой выдыхает Панси, смотря прямо в глаза Грейнджер. В такие красивые, карие, как темный шоколад.

Но Гермиона не принимает ее слова за чистую монету. В них слышится ревность, которая была частым гостем в их отношениях. Ревность со стороны Панси, основанная на ее предыдущих отношениях с Драко Малфоем, самовлюбленным эгоистом.

Но та в последнее время видит, какими преданными глазами на нее смотрит Грейнджер, как ластится, как помогает справляться с приступами ревности и истерики, как интересуется ей, как любит по-настоящему. Так любят только самых дорогих сердцу людей, так смотрят только на самых любимых. И Панси это прекрасно видит.

И ей тоже, как и Гермионе, не хватало частых встреч в кафе и пабах, откуда они перемещались в поместье Паркинсон и проводили ночь вместе. Но все пришлось отложить из-за частых походов в Министерство, пока шел суд над отцом Панси. Свободных вечеров было настолько мало, что девушка, как только такой выдаётся, сразу заваливалась спать. Такое продолжалось примерно месяц, но ожидание встречи было томительным. Пару раз Гермиона сама порывалась зайти к ней хотя бы на чай, но Панси почему-то была не рада такой перспективе. Она не хотела, чтобы ее видели уставшей от жизни.

Когда закончился этот тяжелый период, она предложила встретиться. Не на какой-нибудь нейтральной территории, а прямо в саду собственного дома.

— Пойдем в дом? Поговорим за чашкой кофе. А может, и чего погорячее, — вдруг предлагает Гермиона, пока они молча идут по лужайке. Тишина не была напрягающей, даже наоборот, приятной вблизи друг друга.

— Вечер обещает быть томным, — ухмыляясь, говорит Панси и ведёт Грейнджер за руку прямо к дому.

***

— Как ты провела этот месяц? — потягивая вино из бокала и приобняв Гермиону за талию, спрашивает Паркинсон.

— Скучала по тебе все время. Ты не представляешь, насколько сильно.

Гермиона тут же тянется за поцелуем, и Панси не отказывает. Как только их губы соприкасаются, она перехватывает инициативу. Целует с чувством, с напором, слегка кусает и оттягивает губу Грейнджер. Целует так, как умеет только она. Гермиона не испытывала ни с кем другим подобных чувств. А Панси хочется любить, наслаждаться ею. Гермиона чувствует себя живой рядом с Панси, в отличие от тех дней, когда та была занята.

— Мне очень не хватало наших встреч, — тихо проговаривает Грейнджер, уткнувшись в шею Панси, пока та ее поглаживает по длинным кудрям.

— А они будут продолжаться? После твоей свадьбы? — Паркинсон вдруг становится серьезной.

— Конечно, если ты захочешь. Это же всего лишь формальность. Должна же девочка из «золотого трио» выйти замуж, — Гермиона грустно ухмыляется и прикрывает глаза.

— Я очень хочу, чтобы эти встречи были ежедневны. А ещё лучше — прижать тебя к себе и не отпускать.

Тихое «не отпускай» тонет где-то в поцелуе, потому что Панси вновь накрывает губы Гермионы своими, а вино в бокале снова рискует быть разлитым на дорогой ковер.

Они вновь забываются в долгом, будоражащем все сознание поцелуе. По ощущениям прошла всего пара мгновений, а разум подсказывает, что прошло достаточно много времени, что нужно прекратить, пока не начали саднить губы от частых укусов. После этого Панси опускается на обнаженную шею, так прекрасно подставленную. После этого вино уже никого не волнует. Волнует только девушка, сидящая рядом.

С губ Грейнджер срывается первый за вечер стон, когда Панси слегка сжимает через кофту ее грудь в своей ладони. И Паркинсон уже не может остановиться: срывает с этих прекрасных губ стон за стоном, заставляя забыть, как нужно дышать.

— Ты такая прекрасная, — Панси улыбается, пока Гермиона пользуется легким перерывом от сногсшибательных ласк.

— Ты тоже, Панси, — Грейнджер тоже улыбается, смотря в искрящиеся глаза напротив.

— Хорошо.

— Хорошо.

И обе смеются.

***

Уже давно стемнело, когда Грейнджер решила вернуться домой, ибо ей было прекрасно. Это был один из самых прекрасных вечеров в ее жизни.

— Я ещё вернусь, моя дорогая, — Гермиона целует ее в губы, долго не задерживаясь, потому что знает — прощаться тяжело.

— Я буду ждать, — шепчет Панси на ухо Грейнджер и прижимает к себе, — с нетерпением.

И Гермиона шагает в камин, бросая летучий порох себе под ноги.

***

В следующий раз они встречаются ровно через неделю, за день до свадьбы Гермионы. Ей очень захотелось провести последний день, не обремененный семейными трудностями в компании Паркинсон. Та, конечно, не отказала. Она тоже успела соскучиться.

Вечер проходит прекрасно: Гермиона и Панси нежатся в объятиях друг друга, разговаривают на отвлеченные темы и распивают бутылку дорогого вина на двоих. Когда в комнате перестает раздаваться радостное щебетание Гермионы и весёлый смех Панси, становится тихо. Это не та тишина, которая радио уши, которую вот-вот хочется заполнить каким-нибудь диалогом, нет. Эта та самая тишина, о которой пишут в книгах; уютная, спокойная, расслабляющая, навевающая только хорошие мысли.

Так они и засыпают, развалившись на огромной для одного кровати Панси и обнявшись. В доме царит уют, не бывавший тут с того момента, как Паркинсон выросла

***

Гермиона подрывается рано, и, на удивление, выпитое вчера вино не отзывается головной болью. Она чувствует себя прекрасно и позволяет себе поваляться в кровати с Панси еще добрые часа полтора.

А когда просыпается и Паркинсон, они завтракают вместе («прямо как парочка»). Утренний кофе бодрит, каша придает сил, и Гермиона, как всегда уверенная в сегодняшнем дне, начинает собираться.

— Постой, — хватает её за руку Панси и притягивает к себе. — Ты можешь собраться у меня. Тебе ведь нужны только туфли и платье, верно? — Гермиона кивает. — Ты можешь взять их из дома и аппарировать сюда. Я так не хочу тебя отпускать.

И через десять минут Грейнджер уже стоит с новеньким платьем в руках и коробкой свадебных туфель.

***

Desire — Meg Myers

Пока Гермиона переодевается, Паркинсон не сводит с неё своего взгляда.

— Это для Уизли ты так разоделась? — спрашивает Панси, хотя и знает ответ, оценочно разглядывая свадебное платье Грейнджер. С глубоким вырезом, с практическим отсутствием рукавов и открытой спиной. Гермиона неловко кивает, судорожно сглотнув; Панси выглядит раздраженной. — Ты достойна лучшего, детка. Ты достойна меня, — шепчет она, опаляя ухо и часть шеи горячим дыханием, а затем кусает хрящ уха; не больно, но ощутимо. — А может наставить тебе засосов, чтобы все знали, что ты моя? — Прикусывает кожу на шее и спускается поцелуями-укусами к ключицам.

По ней сразу видно, что ревнует. Этот хищный взгляд, спрятанный за пеленой возбуждения; эти движения рук: четкие, твердые, не терпящие отказа; эти губы, властные, сладкие, пропитанные вишневой гигиеничкой, купленной в маггловском магазине и подаренной Гермионой совсем недавно.

— Н-не надо, — тяжело выдыхает Грейнджер и прикрывает глаза. — У меня свадьба через два часа, Панси…

Через два часа она выходит замуж за Рона Уизли, а сейчас прижата к стене в поместье Паркинсонов его же хозяйкой. Через два часа она выходит замуж за Рона Уизли, а сейчас возбудилась от действий девушки, которую несколько лет назад ненавидела всем сердцем.

— Я хочу тебя прямо сейчас, детка, — выговаривает четко и прямо в губы, а после прикусывает нижнюю, а руками тянется к завязкам платья. — Свадьба подождет.

***

К свадьбе оно всё-таки не опаздывают, даже приходят раньше положенного. Их выдает только слегка потрепанный вид Гермионы и ее румянец. Панси же держится прекрасно.

Рон уже был тут как тут и почти сразу, как они объявились, вышел встречать.

— Рад тебя видеть, Герм, — воркует он, целуя ту в щеку. — Привет, Панси.

Панси же почти негодовала. Гермиона поймала её искрящийся ревностью взгляд и сжала её ладонь в своей, будто говоря, что всё хорошо, и это «всего лишь формальность». Похоже, эта фраза скоро заменит их «хорошо».

На свадьбу собираются многочисленные Уизли, Гарри и Драко со стороны жениха, а со стороны невесты только ее родители и Панси. Ближе у нее все равно никого нет.

***

— Рональд Уизли, согласны ли вы связать свою жизнь и взять в жены Гермиону Грейнджер?

— Согласен, — отвечает он волшебнику и смотрит куда-то в зал.

— А вы, Гермиона Грейнджер, согласны связать свою жизнь и выйти замуж за Рональда Уизли?

Повисло молчание. Гермиона не решается ответить лишь одно слово «согласна», Панси сверлит ее взглядом, волшебник, регистрирующий брак, вопросительно смотрит. На следующее утро обязательно появится статья в «Пророке» о том, как девочка из «золотого трио» долго не хотела давать свое согласие и чуть ли не сбежала со свадьбы. Всегда же в «Пророке» жутко привирают.

— Д-да, да, согласна, — нерешительно кивает она после минуты молчания. Гости тут же облегченно выдыхают. Все, кроме Паркинсон, которая сидит, сжав кулаки и челюсти настолько, что аж желваки ходят.

— Вы можете поцеловать невесту. — Рон тут же тянется губами к губам Гермионы, но в последний момент поворачивает голову и мажет губами ей по щеке. Та облегченно выдыхает, заметив менее тяжелый, чем ранее, взгляд Панси.

А после начинается банкет. Все вокруг будто забывают о ситуации, приключившейся несколько минут назад, и начинают веселиться.

— Мне нужно уйти. — Обеспокоенная Панси вытаскивает Гермиону из окружающей её толпы. — Приходи ко мне сегодня вечером.

Грейнджер кивает, хотя это был даже не вопрос, и смотрит на то, как тут же исчезает Панси.

***

— Я тебя заждалась, — тихо, но так, чтобы услышала только что появившаяся гостья, поговаривает Панси.

Она полусидит на диване, подперев голову рукой, и читает какие-то документы.

— Извини, что задержалась, зато теперь я вся в твоем распоряжении до того момента, как нужно будет посветиться с Роном перед камерами.

Панси улыбается, откладывает бумаги на кофейный столик, летящей походкой подходит к Гермионе вплотную и впивается в ее искусанные губы. Целует страстно, а руки обвивают талию, прижимают к себе максимально близко, и, не разрывая поцелуй, Панси ведет Гермиону к дивану, усаживая на него.

— Я люблю тебя. — Слова ударяют точно молния среди ясного неба, и Гермиона немигающие смотрит в карие глаза Паркинсон. Та смотрит максимально серьезно, а на губах ни тени улыбки. — Я. Люблю. Тебя, — повторяет Панси, разделяя слова паузами, как будто это что-то изменит.

Этих слов Гермиона не слышала уже полтора года, с событий в Астрономической башне. Паркинсон просто не любила разбрасываться словами о любви, а Грейнджер и не просила. Ей было достаточно даже хорошего отношения к себе. — Я тебя тоже. Панси обнимает её как в последний раз. Обнимает настолько крепко, что Гермиона чуть ли не может дышать. Всё, что они чувствуют сейчас — тепло и спокойствие. Больше слов не надо.