– Только бы не сойти с ума, только бы не сойти с ума, – Лев навязчиво повторял одну и ту же фразу, идя к синему поместью и дрожащими руками еле удерживая лёгкий мешочек, – только бы не сойти с ума, – лицо словно окаменело, глаза смотрели в одну точку, а ноги сами плелись вперёд, – Возьми себя в руки! – прошипел он сквозь зубы, крепко сжав кулаки.

Мужчина остановился у большой белой двери, которую открыл человек в тёмной одежде. Прежде чем зайти, Лев оглянулся по сторонам.

«Николай и его отец идут к... каретам? Ах, ну да, чему я удивляюсь, – из уст вырвался непроизвольный смешок, – держи себя в руках! Хотя бы здесь, хотя бы сейчас», – он протёр покрасневшие от яркого света глаза и робким шагом вошёл в светлый коридор. 

Женщина в платке проводила его до богато украшенного зала, где сидели, каждый в отдельном кресле, Владимир Владимирович с дочерью и её дядей. Отец с дочерью расположились на более симпатичных сиденьях – бежево-золотых, а хозяин дома, Михаил, довольствовался бледно-оранжевым, но таким же крупным, как и все остальные.

– А вот и виновник всего! – весело провизжал Михаил Владимирович.

«Опять этот противный смех! Какие необыкновенно гадкие люди могут существовать», – Льву ужасно хотелось закрыть уши, но он был уверен в неуместности этого жеста в приличном обществе. Мужчина обернулся к отцу Юлии.

– Владимир Владимирович... – найти нужных слов не удавалось, но, собрав в кучу все свои знания отечественной литературы, мужчина пробормотал, – Изволите ли Вы мне... Могу ли я... ехать обратно? «Куда обратно? Что я несу?», – Юлия совершенно не обращала внимания на Льва, отвернувшись к картине с изображением людей в национальных костюмах: к женщине с покрытой головой и в расписном сарафане с другой стороны стола обращался черноволосый мужчина в красной рубахе.

«Поразительно, что в доме этого Михаила не исключительно статуи под античность», – Лев брюзгливо поморщился.

– Извольте спрашивать у хозяина, – Владимир с присущей строгостью и холодностью приподнял трость в сторону брата.

Лев повернулся и усталым взглядом посмотрел на ехидно глядящего толстяка Михаила.

– Благодарю, что приехал, Лёва! Без тебя я бы так не повеселился! – придерживаясь за живот, Михаил встал с кресла, подошёл ко Льву и начал трясти его ладонь своими толстыми и неуклюжими руками, не прекращая заливаться раздражающим смехом, – Таня, скажи там, что я приказал приготовить карету Льва Петровича! – женщина, проводившая ранее Льва до комнаты, кротко поклонилась и удалилась за поворотом.

Лев смотрел на Юлию, плотно поджимающую светло-малиновые губы. Девушка почти не моргала. Она сидела неподвижно, лишь заламывая пальцы, издающие звонкий хруст.

«И всё-таки она красивая, – Лев не переставал дрожать, но к страху прибавилось какое-то новое чувство, – Кого-то мне напоминает», – он всматривался в каждую мелочь на её лице: от длинных ресниц до мелких веснушек на носу с совсем небольшой горбинкой.

– Юлия, я много раз просил тебя перестать так делать, – Владимир серьёзно посмотрел на дочь, медленно опустившую тонкие пальцы на колени, – Надобно проводить гостя, – он встал, глядя исключительно на Льва. От этого взгляда стало ещё более некомфортно. 

Девушка молча поднялась, смиренно следуя за отцом. Она пару раз шатнулась по пути до кареты, который прошёл в абсолютной тишине, даже без колких замечаний Михаила, но всё-таки удержалась на ногах. 

– Лев, завтра мы с женой и дочерью заедем к Вам. В такой обстановке мы не смогли обсудить важные вопросы, – трость чуть вошла в землю под напором владельца. Юлия вновь заплакала, закрывая опухшие глаза, казавшиеся в таком свете ещё более голубыми, руками, – Прекрати! – неожиданный вскрик Владимира, стальной и холодный, напугал сидящих на дереве ворон, разлетевшихся с недовольным карканьем.

«Он про свадьбу..? – Лев слегка улыбнулся, чтобы не показаться невежливым, но улыбка его выглядела фальшивой и даже отталкивающей из-за своей неискренности. Взгляд упал на заламывающую длинные пальцы девушку. Тонкое розовое платье слегка колыхал ветер, обтягивая стройную ногу и тонкую талию. Лев густо покраснел, – Хорошенькая… Господи, почему я вообще об этом думаю».

– До завтра, Лев Петрович, – заметив пристальное рассматривание дочери, Владимир немедленно обратился к Юлии: – Иди в дом. Тебя уже заждалась Марина Александровна.

«Надеюсь проснуться дома и больше никогда сюда не возвращаться».

– Вы всегда желанный гость в моём имении, – Михаил лукаво улыбнулся, – Но лучше приезжайте вместе с Николаем. Как я люблю наблюдать за вашей негласной борьбой! – толстяка до такой степени раззадорила собственная издёвка, что он издал нечеловеческий звук: что-то между хрюканьем свиньи и заячьим «кличем».

– До свидания, – Лев несмело поклонился присутствующим и сел в открытую карету.

***

– Скок-скок, скок-скок, – из широкого окна проглядывался живописный пейзаж: нетронутые человеком поля и леса, кристально чистые озёра и ручьи, но Лев этого не замечал, – скок... – подделывая топот копыт, он смотрел, не моргая, на пустое сиденье, навязчиво постукивая пальцами по обшивке внутренней стороны двери, – скок... стоп! – мужчина сильно схватился за волосы, крепко зажмурив глаза и прикусив до боли щёки, – Я же не лошадь! – он убрал руки с головы и положил их на колени, запрокинув голову назад, на мягкое оперение, – С какой скоростью меняется моё состояние: недавно я почти спокойно рассматривал Юлию (какой стыд), а сейчас... На кого же она похожа? – он был один и мог позволить себе говорить вслух всё, что думал, – Какие посторонние мысли! Всё, что я о себе знаю – имя и возраст. Это точно дело рук Александра, – Лев застучал по колену, – Как я мог пустить в дом незнакомого человека! Пожалел... а он меня пожалел? И где я сейчас благодаря ему?! – глаза Льва загорелись от злости, – Боже! Инна сейчас одна с ним дома! – стук о колено усилился, – Мягкотелый идиот! Никудышный из меня брат, – помутневший взгляд застыл на чёрном бархатном «потолке» кареты.

Снаружи раздалось громкое рдение лошадей, вмиг затормозивших благодаря ловким действиям кучера. Лакей открыл дверь.

– Барин приехал! Барин приехал! – у кареты стоял ещё один, как показалось Льву, слуга (несмотря на то, что это слово ему совершенно не нравилось, при данных обстоятельствах оно показалось наиболее уместным), преданно смотревший в глаза мужчине, – Барин приехал! – так называемый слуга подкинул нелепую коричневую шапку, – Как я рад Вас видеть! – худощавый, но не костлявый человек в серой одежде искренне улыбался хозяину. Сзади него скопилась толпа упитанных мужиков и здоровых на вид женщин (не осунувшихся, подобно крестьянкам в поместье Михаила) с  такими же откормленными детьми. Собравшиеся ликующе кричали и размахивали пухлыми руками.

– Я... – Лев растерялся от такого приёма, – Да... я тоже рад видеть... Вас? – Будучи воспитанным строгими, почти помешанными на правилах этики родителями, Лев считал неприличным обращение на «ты» к незнакомцу (хоть на пять, хоть на десять лет старше) – тем более со стариком за шестой десяток.

Приветствующий человек с недоумением посмотрел на Льва, улыбка из искренней превратилась в неловкую, а брови обескуражено спрятались за прилипшие ко лбу волосы.

«Я его напугал?» – молодой «барин» смущённо отвернулся, – Скажите, пожалуйста, кто-нибудь из присутствующих... мог бы проводить меня до моей... «До моей, конечно» комнаты? – секунду назад ликующий народ обеспокоенно-вопрашающе глядел на Льва, а кто-то среди детей даже перешёптывался, за что один из мальчиков получил по затылку от стоящего рядом мужика. 

– Фрося! – встречающий худой дед громко крикнул в толпу, – Фрося, чёрт бы тебя побрал!

– Да тута я! – откуда-то из конца «публики» важно вышла, покачивая бёдрами, внушительных размеров женщина в расписном платке, – Помилуйте, Лев Петрович! Фёкла опять сожгла ужин! – Ефросиния слегка наклонилась вперёд и заговорщически зашептала, – Надобно бы выпороть её хорошенько, совсем разленилась! – и снова выпрямила массивную спину, как ни в чём не бывало.

Лев сделал шаг назад, к карете, выставив перед собой ладони, как бы отказываясь от предложения.

«Нет, нет, нет. Пороть? Я это пережил и никому не желаю», – Лев вздрогнул, вспомнив о родителях, считавших широкий кожаный ремень единственным средством его воспитания. Каждый раз его мучили вопросы: настолько ли он непослушный, чтобы быть избитым? И разве одни испорченные брюки стоили испорченных воспоминаний о детстве? Да и было ли у него настоящее детство? Ведь, как он вспоминал, ему не только не разрешали гулять, дабы не испортить успеваемость, но и за зачёркивания неверной «а» для замены на «о» в домашнем сочинении отец рвал тетради, пока Лев не писал всё идеально. А мама? Настроение её менялось чаще Инниного. Она могла неделями игнорировать семилетнего сына из-за сказанного «дед» вместо «дедушка», – Так Вы покажете мне мою комнату? – мужчина оробело уставился на румяное лицо Ефросиньи.

– Помилуйте, Лев Петрович! Акая я болтунья! – женщина тяжело охнула и пару раз помотала головой, – Помилуйте, совсем забылась! Конечно, конечно! А ну, разойдись! – Фрося стянула с плеча платок и замахала им между людьми в толпе, чтобы те дали дорогу. Лев застенчиво шагал, иногда спотыкаясь, за ней.

                                                      ***

Посреди комнаты в тёмно-красных тонах стоял обескураженный Лев.

– Хорошо, Ефросиния назвала это моим кабинетом, поэтому отсутствие кровати можно объяснить... придётся спать на диване. Чем чаще я прошу меня провожать, тем больше вопросов вызываю.... – мужчина с интересом оглядывал стены кабинета, – Мои знания в истории России хоть и поверхностны, но не настолько, как у Вани из десятого «Б» (назвать Ленина царём, порабощающим народ… Такое выдумать постараться нужно), – он изучающе всматривался в портрет пожилой полной женщины с диадемой в густых русых волосах, убранных в высокую причёску, и одетую в великолепное зелёно-голубое платье, висящий над письменным столом, заваленным бумагами, – Это, кажется, Екатерина Вторая?

Лев неспешно подошёл к рабочему месту и взял один из документов:

– «Кульневъ Левъ Петровичъ», двадцать первое апреля, тысяча семьсот девяносто третий год... Уже цветёт груша. Значит, бумаге не меньше месяца, – мужчина закрыл папку и аккуратно положил её на место. Он обратил внимание на то, что на столе, вперемешку с бумагами, лежал пистолет, абсолютно непохожий на те, что Лев привык видеть по телевизору и на уроках Алины Робертовны – его коллеги, учительницы по ОБЖ.

                 Лев медленно и нерешительно притронулся к удивительному для него предмету, но тут же убрал пальцы, побоявшись что-то испортить.

– А, впрочем, чего я боюсь? Как он снимается с предохранителя?

Некоторое время Лев разбирался с оружием. Затем, окончив это занятное дело, положил пистолет на тумбу и отошёл от стола к противоположной стене. Мужчина присел на коричнево-красный диван.

– Если бумага этого года, то где-то во Франции вовсю бушует революция, – Лев усмехнулся и, закинув ногу на ногу, прилёг на подушку, – Кого же мне так напоминает Юлия? 

Недолго покопавшись в собственных чертогах разума, размышляя о прошлом, будущем и настоящем, Лев прикрыл серо-зелёные глаза и погрузился в глубокий крепкий сон.