Как ты мог, Хэйтем! Как ты мог это сделать, Кенуэй?!
В своей голове кричит Шэй. Ему сейчас хочется броситься бить кулаками по стенам, сбивая костяшки в кровь. Достать пистолет. Стрелять во всех, пока не закончатся пули, а в воздухе не повиснет стойкий запах пороха. Он хочет выхватить меч и ринуться в бой. Рубить всех, смотреть, как клинок вонзается в тело и дарует очередную смерть. Тёплая алая кровь крупными каплями капает вниз. Сколько крови Шэй пролил и сколько ещё хочет пролить сейчас. Если бы каждая капля становилась рубином, то Кормак был бы сказочно богат. Но кровь — это всего лишь жидкость. И все его руки в ней. Руки можно вымыть водой, но вот из памяти вымыть всё это не выйдет никогда. Только вот Шэю плевать на это с высокой колокольни.
Как вы могли так поступить, Магистр Кенуэй? Почему вы сделали это?
Кормак крепче сжимает штурвал своей «Морриган». Он не может поверить, что всё это произошло, пока он был занят некоторыми делами. Поездка во Францию. Шкатулка. Манускрипт. Тысяча семьсот семьдесят шестой. Они же виделись с ним. И он стоял рядом. Такой величественный, гордый. Чёртов английский джентельмен! Чёртов аристократ со своим воспитанием. И слова плохого не скажет, но уничтожит одним только взглядом.
Так почему же, грандмастер, вы посмели утаить всё от меня? Зачем скрыли свои намерения, Магистр?
Шэя переполняет злость, но во рту горький привкус отчаяния и безысходности. Уже ничего нельзя изменить. Остаётся только смириться и жить. Кормак сильнее сжимает зубы. Как же он хочет раствориться в этом ветре. Стать солью на губах капитанов и матросов, что так усердно драят палубу. Хэйтем Кенуэй обманул его. Не предал, но полоснул лезвием по израненой душе. Сначала Лайам, потом Братство Ассасинов, потом Хоуп, а теперь ещё и Хэйтем. И если прежние раны давно превратились в шрамы, затянулись, то эта рана свежа. Она горит, пульсирует. И если бы могла, то наверняка бы кровоточила. Шэй бы напился собственной крови.
За что ты так поступил со мной? Что я сделал не так, Хэйтем?
Он хочет знать ответы на эти вопросы, но не получит их никогда. На такое не дают ответы. С таким нужно смириться, принять, как должное. Продолжать жить своей гребанной жизнью, что никогда не будет спокойной. О покое приходится только мечтать, но он уже давно перестал приходить во снах. Нет покоя. И никогда не будет. Вся их жизнь — это сплошная борьба. Борьба за орден, за принципы и идеалы. Они преданы своему делу. Идут по свету с твёрдой уверенностью в груди.
Зачем вы так, Магистр? Скажите, что это все ложь.
Но это не ложь. Это все правда. Горькая, неприятная. Обжигает изнутри и отравляет, словно самый настоящий яд. Даже хуже, чем-то, что применила к нему тогда в поместье Хоуп. В душе остаются ожоги и дырки от этого воздействия. Правда, правда и ничего кроме правды. Вечно они гонятся за ней, но сейчас, когда она рядом, Шэй не готов её принять. Только не сейчас, только не это. Кормак бросает штурвал. С холодной решительностью он подбегает к борту корабля и легко запрыгивает на него. Без какой-либо подстраховки. Тарзанка и сети не нужны. Шэй прыгает в воду. Холодная вода Атлантики. Он хочет, чтоб она поглотила его. Ему нужно раствориться в ней. Пенящаяся, непокорная и ледяная вода. Нужно уйти на дно. Пусть вода заполнит лёгкие.
За что ты так со мной?! Почему, Хэйтем? Почему ты посмел умереть, Кенуэй?
Если Магистр позволил себе сделать это, то и Шэй готов. Он за ним куда угодно. Он войдёт в Ад, распахнув тяжёлые двери, зная, что всегда был прав. Кормак предан. Всё ещё предан идеалам ордена. Всё ещё предан своему Магистру Хэйтему Кенуэю. И если тот позволил себе умереть, то и Шэй позволит себе это. Уйти следом за ним. В пучину. В адский огонь. В вечную непроглядную тьму. Куда угодно. Только бы с Хэйтемом.