Шкуры

Завтра меня ждет казнь. Тюремщик поинтересовался, что принести мне на последний ужин. Я пристально смотрел на спрятавшегося под шлемом юнца, я чувствовал, как ему противно стоять и дышать одним со мной воздухом. Давно придуманная шутка застряла в горле, и я тихо ответил: «Принеси мне бумагу, перо и свечу».

«Чернила вместо мяса? — тюремщик презрительно хмыкнул и отступил от решетки. — Не жалуйся утром на голод, смертник!»

Я улыбнулся, оскалившись. Щека заныла, но меня это не волновало. Изловили меня хоть и малой кровью, но боль все держалась. И клык расшатался. Сплюнув красноватую слюну, я взял в лапы дешевый свиток и аккуратно разорвал его на несколько частей. Сегодня на рассвете, когда я вылизывал миску с очередной порцией тюремных помоев, меня посетила мысль, что ярлу, который, пируя в своем длинном доме, ожидает моей смерти, будет крайне интересно получить — спустя недели безуспешных пыток-то — мое чистосердечное признание. А я смогу приятно провести время.

Мой старший брат и я осиротели, едва-едва отлучившись от материнской сиськи, и стремительно повзрослели, чтобы не сдохнуть от голода или чье-гонибудь пьяного кулака.

Когда отцовский гарем сгорел, и богатство папеньки — крупного и не особо сговорчивого при жизни торговца скумой — разошлось по карманам бывших деловых партнеров и особо шустрых клиентов, нам с братом пришлось попрошайничать в трущобах. Я до сих пор отчетливо помню, словно это случилось вчера, как мы в первый раз украли деньги. Чужие деньги! Это случилось как-то само собой. Я поскользнулся перед уставшим путником, и он стал рычать на меня и гнать меня ко всем злым богам, а братец зашел со спины. Одно лишь легкое движение когтя — и кошель сменил владельца. В тот день мы устроили себе королевскую трапезу с эльсвейрским фондю, бидоном молока и пирогом с крольчатиной, а спали в теплой кровати. В первый раз за долгие месяцы.

Так начался наш путь под покровительством Раджина, первого бога-вора каджитов!

Мы с братом сначала гордились своей способностью приживаться и расти в одиночку, но и нас ждал предел…

Начав зарабатывать мелкими кражами, я и мой брат вскоре сдружились с ножами. После пары ранений мы осознали, что двух юнцов слишком легко смести с пути, и приняли решение. Банда, в которую мы вступили, обращалась с нами как с грязными глупыми сиротами, впрочем, такими мы и были. Мы грабили, воровали, резали и бежали. Годы тяжелого разбоя: криков и насилия, ужасной еды и редких ночевок под крышей, все-таки не прошли бесследно. Я потерял половину левого уха и разжился шрамом на полморды, напоровшись на пьяного аргонианина с клинком.

Я хотел бросить все, но мой брат — нет. Он мечтал о большем, о лучшем, о прекрасном.

Брат хотел, чтобы мы отправились в Имперскую провинцию, к эльфам и людям, и сделались законопослушными торговцами. У него был план, и я согласился. Оставался последний набег — караван двигался на север, имел одного лишь калеку-охранника и был, если верить слухам, перевозил и золото, и дорогие камни.

Мы поверили слухам.

И план дал осечку. Мой брат не сумел остановить испуганных лошадей, а я беспомощно стоял у края дороги и глядел, как отбитая у торговцев повозка летит со скалы, забирая жизнь моего последнего родича. Но стоило мне порыться в обломкам, разочарование и пустота сменилось радостным возбуждением. Драгоценностей я не нашел, зато в сундуках было столько роскошных волчьих и тигриных шкур, клыков хоркера и мамонтовых бивней, что я невольно присвистнул. Этих богатств было более чем достаточно, чтобы оплатить дорогу в Сиродил. Я теперь легко мог бы пойти по стопам многих из моего народа — странствующих торговцев, уважаемых всеми. Такой судьбы нам желал мой брат.

Я уже упаковал самые лучшие меха в сумку, когда увидел его изувеченное тело. Мягкие уши еще сохраняли живое тепло, и я, закусив губу, закрыл брату глаза — в последний раз. Я решил во что бы то ни стало воплотить мечту брата. А он бы хотел, чтобы я следовал его стремлениям. А чего хотел я сам… какая разница, приближались охранники каравана, коих оказался вовсе не один калека. Мне уже надо было бежать, но я не мог и не собирался просто так оставить тело брата.

Рожденные от разных матерей, воспитанные одним отцом и одними улицами, мы разорвали бы друг за друга глотки хоть самому императору. Мы ценили друг друга, но это была не нелепая любовь, полная слез и клятв. Мы были жестоки и выращены в самых поганых традициях — мы знали, что рано или поздно потеряем друг друга. Вопрос был только в том, кто из нас уйдет первым.

Я не плакал.

Я глубоко вздохнул и достал свой стеклянный нож, никогда не подводивший меня в драках, и принялся за дело… Другого выхода я тогда не видел и сейчас о нем не жалею.

Мой брат даровал мне мою первую шкуру. Она должна была стать памятью. Но в гадком вонючем подвале скупщицы краденого меня захватила алчность. Скупщица бросила лишь один взгляд на шкуру брата, которую я, убегая от преследователей, впопыхах сложил к остальным, и сразу же пообещала за нее в три раза больше, чем за любую другую.

С минуту я молчал.

Утомленный неудачным рейдом, потерей брата и ночным забегом без отдыха, я тяжело переваривал предложение скупщицы, пока она нервно следила за мной. Когда я озвучил свое решение, тошнота подступила к моему горлу, но быстро прошла. Я понял, что кроется в подобной запретной роскоши. Цена, спрос, уважение.

То, о чем мечтал я сам.

За короткое время я сумел освоиться. Научился бродить в тенях и заметать следы, одним взмахом рассекать артерии и связки, чтобы жертва даже не пикнула. Так и повелось… Темный переулок, одна лапа разворачивает обладателя ценного товара, а другая — перерезает глотку. Потом я аккуратно придерживаю истекающее кровью тело, наклоняю его вперед, чтобы не запачкать — запекшаяся кровь отстирывается скверно. Я срезаю шкуру легкими, но быстрыми движениями — раз! раз! раз! — и вот, о только-только остывшем товаре уже нашептали в нужных местах.

Я разбогател. Никому из моих предков не снилось такое богатство. Но помня о судьбе брата, я не терял осторожности. Я обосновался в укромном месте, недоступном для всяких бродяг и больно любопытных стражников, и нанял тех ублюдков, на которых когда-то работал сам. Теперь они раскланивались передо мной, а не награждали побоями. А я отдавал им приказы, ведя их за очередной партией и в душе ликовал.

Когда охота шла в диких местах, мы ходили по заброшенным дорогам, избегая деревень и охранных башен. Когда же промышляли в городах, мы крались по глухим переулкам, где меня порой одолевало чувство печальной ностальгии. Раньше я и сам жил в этой грязи, перебивался объедками и чужими монетами, а теперь… Я стал настолько богат, что мне больше не приходилось пачкать руки самому.

Своим ножом я срезал лишь особые заказы, в исполнении которых нельзя было ошибиться.

Пестрые шкуры лучше всего покупали босмеры, хотя с ними и приходилось подолгу торговаться. Аргониане знали толк в качестве и брали хорошо выделанные дубленые шкуры. Орки подали мне идею для расширения лавки, они предпочитали толстую непромокаемую кожу аргониан. Так некоторые задолжавшие мне клиенты иногда становились товаром. Людям же нравилось цеплять на себя хвосты и уши, кто знает, для каких утех они еще их использовали после покупки. Мне даже пришлось нанять алхимика и искусного ремесленника для выполнения пары странных заказов. Впрочем, я не задавал вопросов, когда на кону стояла гора золота.

В конце концов меня схватили.

Я оплашал, выполняя особый заказ. Видимо, я давно стал неосторожен. Может быть, даже позволил слишком многим секретам просочиться наружу.

Красивейший белый каджит, невиданная редкость, свернул на узкую тропинку. Она вела в лес, где кроме пауков да медведей даже охотника было не встретить. Мои люди окружили красавца и держали, пока я заносил нож.

«Попался», — сладким голосом прошептал он перед смертью. Тогда я понял, что мы попались в ловушку.

Фонтан крови тут же окрасил снежно-белую шерсть в алый. Я до слез не хотел оставлять такую шкуру волкам, потому велел забрать труп в крепость. То ли кровавый след привел врага, то ли из-за нашей ноши мы не заметили преследования, но нападение на логово превратилось в резню. Всех моих подчиненных порешили, я знаю, но меня убивать не спешили. Ходили вокруг, угрожали, но схватили живым, как раз над свежей шкурой. О, это далось солдатам с огромным трудом. Я забрал пятерых прежде, чем оказался связан. Ярл допустил ошибку, приказав привести меня в город для публичной казни, лучше было прикончить меня еще в крепости, пока был шанс.

Ты читаешь это, ярл? Ты получил мое послание? «Ха-ха!» — услышь, как я смеюсь.

У меня есть одна отмычка, никогда не догадаешься, где она была спрятана. Кладка северной стены моей камеры еле держится, я аж слышу, как из нее песок сыпется. Завтра моя голова не полетит с плеч.

Помни, я не закончил. Я еще не закрыл свою лавочку. Покупатели найдутся всегда. Когда-нибудь я продам и собственную шкуру за огромную сумму, ведь мое имя за годы стало легендой. Мои товары будут передаваться от родителей к детям, подобно прочим фамильным ценностям. Разве на твоих же плечах не лежит шкура, которую я лично содрал? Этот белый мех я ни с чем не спутаю! Пусть твое тело сгниет в сточной канаве вместе с твоими костями, когда все узнают, что их ярл — лицемер.

Уж я позабочусь, чтобы узнали.

— Торговец мехами