Кокичи знал, что Нагито неуравновешен. Комаеда сказал ему об этом прямо, сразу после того, как признался в безграничной любви. Почему Ома согласился встречаться с ним? Ответа на этот вопрос не было. Возможно, он просто не хотел рисковать своей жизнью отказывая человеку с явными психическими отклонениями.
Сейчас он жалел об этом.
Когда он согласился прогуляться с Шуичи и компанией, он совсем не принял в расчет Нагито. Когда он согласился поиграть в бутылочку с той же компанией, он совсем не думал о том, что Ирума пользуется помадой. Когда он пришел домой и оказался в полной темноте, он совсем ничего не заподозрил. Когда утром Нагито принес ему завтрак в постель, Ома спокойно выпил стакан виноградного сока, совсем не обратив внимания на то, как пристально на него смотрел Нагито. Обычно он хорошо вставал по утрам, но в тот раз его быстро начало клонить в сон. Только когда он закрыл глаза, он осознал что, черт возьми, произошло.
Проснулся он уже на полу, абсолютно голый и привязанный к батарее. Комаеда сидел в кресле, листая книгу. Зеленоватая обложка с витиеватыми золотыми буквами гласила "История короля Генриха VIII". Заметив, что Ома начал двигаться, он отложил книжку и опустился на корточки перед приходившим в себя Кокичи.
— С добрым утром, моя надежда. Как тебе спалось? — в его голосе слышалась забота и любовь, но в глазах четко читалось нечто больное, грязное. Кокичи не смог ничего сказать, губы словно онемели, язык не поворачивался.
— Ох, тебе сложно говорить. Прости, милый, — ни капли сожаления в глазах, лишь небольшая усмешка. — Ты не приболел? Выглядишь очень нездорово.
Ома действительно был бледным, на лбу выступила испарина, губы посинели. Живот скрутило, и он стиснул зубы, стараясь подавить рвотный рефлекс. Его погладили по волосам, заправили прядь за ухо. Он же не отводил глаз от лица Нагито. Комаеда смотрел куда-то сквозь него, поглаживал по волосам. Он был таким спокойным. Это пугало.
Неожиданно зрачки Нагито расширились, он со всей силы вцепился в волосы на затылке и с силой уткнул Ому лицом в пол и так же резко, с силой рванул за волосы в прежнее положение. Теперь он внимательно рассматривал лицо Кокичи, а Ома пытался сдержать слезы от боли и кусал губы. Живот снова скрутило, и он резко сдавил зубы. Не дай боже его стошнит на Комаеду. Нагито улыбнулся и нежно поцеловал лоб парня, слизывая пот.
— Ты действительно болен. Ужасно болен. А я говорил тебе не ходить гулять вечером, — Нагито покачал головой и вздохнул. Если бы его кто-то услышал, то подумал бы, что он очень заботливый парень, но одного только взгляда в его глаза хватало, чтобы понять, что это лишь игра. Он смотрел на Ому так, как кот смотрит на раненую мышь, пока играет с ней. Удовольствие от страданий жертвы, дикое желание поглотить, ни капли человечности или сочувствия. Впервые Кокичи был напуган настолько. Раньше, когда Нагито говорил, что привяжет Ому или посадит на поводок, тот только отмахивался. Сейчас, когда он лежит привязанным к батарее, абсолютно раздетый и смотрит в эти дикие, животные глаза, он понимает, как ошибался.
— ...Ома-кун. Эй, Ома-кун. Ома-кун, — его бьют по челюсти чем-то тяжёлым. Он не разглядел чем. Губы шевелятся и он может выдавить из себя только одно слово:
— По...чему?…
Нагито чуть наклоняет голову.
— Я же просил не гулять допоздна, Ома-кун.
Желудок вывернуло наизнанку, и Кокичи стошнило.
Комаеда не терпел грязь у себя под ногами. Никто вообще грязь не терпит, и особенно лужу рвоты перед собой. Кокичи только успел откашляться, как его ткнули лицом прямо в лужу.
— Ну как так можно, Ома-кун, — Нагито чуть повозил его лицом в рвотной массе. — Это все нужно убрать, милый.
Кокичи не сразу понял, чего от него хотят, и попытался приподнять голову, только чтобы оказаться прижатым к полу ещё сильнее. Когда до него дошло, глаза расширились, и он задергал головой, пытаясь вырваться из хватки, но безуспешно. Он все ещё был слаб, да и Нагито, оказывается, не был маленьким милым психованным парнишкой. Нет. Он был настоящим монстром.
— Ома-кун, давай быстрее, — он почувствовал, как его пнули в бок. Его выворачивало наизнанку от одной мысли о том, что он сейчас совершит, но выбора не было, рисковать жизнью не хотелось. Он высунул язык, касаясь кончиком рвотных масс, и сморщился от ужасного запаха пробирающего вплоть до желудка, снова побуждая опустошить его. "Нужно просто сделать это быстро," решил Кокичи и зажмурился, открывая рот.
Это было отвратительно. Стоило ему только ощутить собственную рвоту на языке, как его скривило и он закашлялся, выплевывая все. Он не мог этого сделать, и похоже, кое-кто, наблюдавший за всем с милейшей улыбкой, это понимал. Именно поэтому он и натягивал одноразовые перчатки, приближаясь к Оме. Нагито опустился на корточки и пару раз погладил Ому по голове, тихо и нежно шепча: "Все же, из тебя ужасная горничная." Кокичи даже не шевельнулся. Нутром он понимал, что последует за этим.
Нагито резко дёрнул его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и удерживая его в этом положении. Свободной рукой он аккуратно собрал комок рвотных масс, бросил быстрый взгляд, точно примериваясь, и с силой пропихнул руку в рот Кокичи. Рвотный рефлекс тотчас сделал свое, но Нагито заткнул ему рот ладонью, заставляя глотать. Из глаз Кокичи потекли слезы, которые Комаеда с блаженной улыбкой слизал.
— Продолжим уборку.
***
Кокичи понятия не имел, сколько дней он уже так находится. Прикованный к батарее, не способный отойти дальше чем на пару шагов. Одежда, которую ему предоставил Нагито, представляла из себя тряпье на пару размеров больше. Спал он на коврике, иногда Комаеда даже предоставлял ему одеяло и подушку. Кормёжка три раза в день. И ежедневное использование его тела. Сначала это был просто секс, но с каждым днём Нагито хотел чего-то более и более жёсткого. Он мочился на Ому, смешивал сперму с едой и кормил с рук, резал его, оставляя небольшие шрамы. Несколько сломанных пальцев, синяки на коленках. Каждый раз, когда Ома слышал звуки шагов, все внутри сжималось от одной мысли о том, что этот психопат сделает сегодня. Но Кокичи соврал бы, если бы сказал, что не ждёт звука этих шагов. Он чертовски боялся, что Нагито не придет.
***
Комаеда не приходил. Уже был вечер, свет больше не попадал в комнату через окно, а дойти до выключателя Кокичи бы не смог. Он был чертовски напуган. Почему Нагито не приходит? Неужели ему надоел Кокичи? Он свернулся калачиком в углу, вздрагивая от любого постороннего шума. Вот за окном проехала машина — может, Нагито сегодня взял такси? Но вот проехала ещё одна, и ещё, а шагов все не слышно и знакомое лицо не появляется в комнате. Живот тихо урчит, но Кокичи плевать, он даже не притронулся к сегодняшней еде, заботливо оставленной Нагито на несколько дней вперёд. Он ждал. Смотрел на дверь комнаты и тихо скулил, обнимая себя за худые бока. Комаеда не приходил.
Комаеда появился на следующий день, счастливый, как никогда ранее. Он что-то держал за спиной, но Кокичи было сейчас абсолютно плевать. Он дёргался, звенел цепью, пытаясь подойти к Нагито и абсолютно не заботясь о боли в ногах и общей слабости. Когда Нагито подошёл ближе, Ома уже не выдержал и упал на колени. В глазах стояли слезы, а руки дрожали, но он не мог себе позволить прикоснуться к Нагито без разрешения. Он будет послушным, и тогда Нагито больше никогда не уйдет, ведь верно?
— К-к-к-комаеда, я... — дрожащий надломанный голос. Кокичи уже почти забыл, как говорить что-то кроме прошений. Все, о чем он думал — Комаеда. Все, что он имел право говорить — Комаеда. Все, что он хотел говорить — Комаеда. Нагито хихикнул и погладил его по щеке, словно обжигая.
Кокичи ждал этого прикосновения.
— Меня не было лишь пару дней, милый. Ох, но, возможно, ты слишком свыкся с нашей жизнью за эти четыре месяца, — Нагито снова хихикнул, но Кокичи совсем не понял усмешки. Четыре месяца? Что он имеет в виду? Оме казалось, что они всегда так жили. Неужели действительно только четыре месяца?…
— Я принес тебе подарок. Закрой глаза, пожалуйста, — такой сладкий и долгожданный голос, что Кокичи послушно закрывает глаза, чуть приоткрывая рот. Последнее, что он слышит — свист чего-то тяжёлого над ухом.
Нагито поднял с пола голову и поправил на ней волосы. Все эти несколько дней он готовился к этому шагу, купил подходящее орудие, тренировал замах, ментально готовил себя. И теперь, голова его любимого была у него в руках. Чистая. Невинная. Он может сделать с ней что угодно. От прижал ее к груди и упал на кровать, целуя пряди на шее, впитавшие в себя кровь и сменившие цвет с фиолетового в более темный, почти черный. Он целовал лоб, щеки, нос, прикрытые глаза. Ни один участок кожи не остался без внимания. Она была ещё теплой, и он крепко поцеловал ее, раздвигая языком безжизненные губы, жарко целуя и наслаждаясь абсолютным контролем. Он мог делать что хотел и делал что хотел. В штанах уже было заметно тесно.
Нагито не имел никакого желания останавливать себя. Он приоткрыл веки и уставился в безжизненные глаза, начиная гладить себя через брюки, прикусывая губы и тяжело дыша. Он медленно расстегнул ремень и приспустил штаны вместе с трусами. У него прилично встал, и он снова перевел взгляд на губы. Бледные, чуть приоткрытые, словно ждущие чего-то. Член дернулся, словно в предвкушении, и Нагито понял, от чего. Ему страсть как хотелось оказаться в этом прекрасном рту.
Он раскрыл рот пошире и медленно погрузил член внутрь. Он беспрепятственно вошёл до конца — теперь Ома не мог закашляться, а его горло было полностью расслабленным, что, однако, было не особо приятным. Хотелось, чтобы его что-то сжимало, хотелось ощутить на себе спазмы живого горла, но все это тотчас же померкло, когда Нагито понял, что он делает. Он трахает голову Кокичи. Он наконец полностью и без остатка получил Ому и вбивается в его рот, а тот податливо пускает и позволяет Комаеде делать с ним все, что угодно. И плевать, что это просто голова от мертвого тела, Нагито чертовски нравится это. Он чуть давит на горло и ощущает, как в этом месте стенки чуть сжимаются. Он может чувствовать свои прикосновения через горло его возлюбленного — с этой мыслью он кончает в глотку. Часть спермы капает со свободного конца на пол, но Комаеде абсолютно плевать. Он хочет больше.
Аккуратно он извлекает глаз из глазницы. Он всегда мечтал попробовать это, но никогда бы не позволил себе сделать это с живым Омой-куном. Сейчас же он может исполнить все свои давние желания. Он облизывает глаз и скалится. Вкусный. Так бы и съел, но слишком ценны эти аметистовые глаза, и он решает извлечь их и сделать главным достоянием коллекции "прекрасные части Кокичи Омы". Но сейчас хочется очередной раз разрядиться, и теперь внутрь черепа, почти что в мозг, чтобы в прямом смысле сделать Кокичи свиньёй со спермой вместо мозгов. Войти в глазницу немного сложнее и приходится давить сильнее, но в конце концов и это удается. Нагито громко стонет, медленно двигая головой. Ощущения невероятны, и он ускоряет темп. Ему слышатся счастливые стоны Кокичи, ему кажется, словно он обнимает его со спины. Как же хорошо. Он движется все быстрее и быстрее, а перед глаза все расплывается, а стоны все чаще и более громкие. Он уже на грани, и Кокичи шепчет ему на ухо: "Кончи в меня," и он кончает, прокусывая губу до крови. На его члене кровь, но он понятия не имеет, своя или чужая.
Весь следующий день он играет с телом и головой. В комнате душно, запах смерти заполнил ее полностью, но Нагито совсем не ощущает ничего из этого. Он вновь вдалбливается в месиво из кишок, громко выстанывая имя Кокичи. Он слышит его голос рядом с собой, хотя голова давно лежит в противоположном углу. Ома всегда рядом. Нагито кажется, что Кокичи целует его, и Нагито снова кончает. Он слышит тихий смех Кокичи перед тем как заснуть.
Просьбы Кокичи все сильнее и сильнее возбуждают Нагито. Сначала Ома просто умолял кончить в него, после просил расчленить тело, а затем медленно съесть. Нагито ни разу не оспорил его решения. Ведь теперь Кокичи полностью привязан к нему, и все, что хочет Ома хочет и Нагито. Комаеда, не морщась, вгрызается зубами в собственную плоть. Правая рука уже изодрана в клочья, но Кокичи хочет ещё и ещё, и Нагито продолжает, совсем не ощущая никакой боли. Кокичи просит об одолжении, о глазе, и Нагито не колеблется, вырезая собственный глаз из глазницы. Кокичи просит его умереть, и Комаеда соглашается, нанося удар за ударом в живот и грудь, маниакально смеясь, так синхронно со смехом его любимого Кокичи. Он лежит на полу, а перед глазами яркий, абсолютно живой Ома, держащий свою голову в руке. У Омы широкая рана в животе, и кажется, что он бледнее чем был. В голове не хватает одного глаза, но это не мешает оставшемуся смотреть на Нагито. Голова ухмыляется. Нагито блаженно улыбается и хихикает. Наконец-то он будет рядом с Омой.
Голова Кокичи хихикает и исчезает. Вслед за ней исчезает и тело, оставляя Нагито в полном одиночестве. Он едва успевает это осознать, прежде чем в глазах навсегда погасла жизнь.