Что такое любовь?
Янь Ю задумывается на секунду и тут же отгоняет от себя эти мысли. Пытается отогнать.
Не получается.
Дворец Повелительницы Цветов наполняют пьянящие ароматы трав. Сладкие и терпкие одновременно, они кружат голову, так что мысли начинают путаться, не слушаются.
Что такое любовь? Если пойти к Лунному духу и задать этот вопрос, он тут же ответит не задумываясь, что это когда двое навеки связаны красной нитью судьбы, и ни жизнь, ни смерть не в силах разлучить их пламенеющие сердца и заставить отвернуться друг от друга. Когда просыпаешься с мыслью о том, кто предназначен тебе Небесами, когда готов пожертвовать всем ради счастья другого, ничего не получая взамен, когда одного взгляда на этого человека хватает, чтобы растопить твою душу.
Янь Ю усмехается про себя: «Какая чушь». Как нелепо и слащаво. Так бывает только в любовных романах, да и то — в самых посредственных. Настоящая любовь… Может ли кто-то сказать, какая она? Испытал ли её хоть кто-то, хоть один человек, дух или небожитель? Разве можно сказать, что есть только одна правильная любовь, которая непременно подчиняется тем или иным законам, которую всегда можно узнать по списку выведенных кем-то примет?
— Прекрати совершать ошибки, — говорит он. Не потому что нужно тянуть время и не потому, что именно таких слов ждёт от него Жунь Юй.
Какая разная она, эта любовь.
В голову приходит Су Ли, которая, конечно, любила своих детей. Каждого из них. Но любила их какой-то странной любовью, граничащей с ненавистью; она с такой лёгкостью находила им замену, но при этом — Янь Ю не мог не чувствовать, как привязалась она и к нему, и к маленькому Ли-эру.
Или Жунь Юй.
— Где Цзинь Ми? — его голос холодный, а взгляд будто видит насквозь. Янь Ю отводит глаза. Браслет из Ночного Жемчуга на запястье чувствует близость истинного хозяина, испускаемые чудесным камнем прохладные волны духовной силы начинают колебаться, кожу руки покалывает.
Он правда любит её? Неужели и это тоже любовь?
С каждым днём он будто сходит с ума всё сильнее, глубже и глубже погружаясь в свою странную страсть, так что кажется — ещё немного, и ни Цзинь Ми, ни его самого будет уже не спасти.
— Верни то, что украл, — приходится приложить усилие, чтобы не выдать горечь в глазах, спрятав её за привычным кокетством. Янь Ю поднимает руку, демонстративно поигрывая браслетом, будто каждый взгляд на него не отзывается холодными иглами в сердце.
— Всё зависит от того, сможет ли Небесный Император его забрать.
Он мог бы уже научиться жить с такой чёрной, измаранной совестью. За столько лет бесчестной жизни, столько лет уловок и лжи, мог бы раз и навсегда отказаться от права чувствовать себя виноватым.
Он взмахивает рукавом и растворяется в воздухе, не в силах смотреть в глаза этому человеку. Янь Ю подавляет усмешку — все считают Жунь Юя монстром, так почему именно перед ним он чувствует такую жгучую вину? Если подумать, всё, что он делал, вся его ложь — всё это было только ради Цзинь Ми, успевшей стать чуть ли не единственным человеком, дружбой с которым он мог похвастать. У него не было причин винить себя, совершенно никаких! Но почему-то когда он заглянул в лицо Жунь Юя, именно он почувствовал себя последней сволочью. Как и теперь, вернувшись к остальным, когда исходящая от Ночного Жемчуга духовная сила всё больше холодила запястье.
А что если и это тоже…
Янь Ю с отвращением шипит на собственные мысли — неужели опустился до страданий бедняжки Куан Лу? Оставалось надеяться, что это хотя бы не так очевидно окружающим. Хотя старик Дань Чжу давно поглядывает на него искоса. Вот и теперь, стоит сказать, что задержать Жунь Юя не удалось, Лунный дух смотрит со смесью раздражения и сочувствия. Смотрит, пока Владыка Пу Чи озвучивает то, что давно очевидно всем в Шести Царствах — Жунь Юй пойдёт на всё ради того, чтобы сделать Цзинь Ми своей. И никто больше не в силах его остановить.
Запястье с браслетом не даёт покоя, чешется и зудит, заставляя снова и снова перебирать холодные камни, заведя руки за спину.
Он смотрит на Цзинь Ми, рассматривает её сосредоточенное лицо и потоки энергии, изгибающиеся под её ставшими умелыми руками. Что в тебе особенного, маленький виноградный дух? Почему он готов разрушить Шесть Царств и собственную душу ради одного твоего взгляда?
— Мне всегда казалось, будто между вами какая-то незримая связь.
Хочется горько усмехнуться, но он сдерживается. Связь, как же. Просыпается желание рассказать ей всё, от начала до конца, без утайки. Не только о Су Ли, связавшей их судьбы однажды, не только о том, что ради планов их матери он использовал свою подругу. Он прикусывает язык, прежде чем успевает раскрыть свою последнюю тайну — что он никогда на самом деле не мог по-настоящему осуждать Жунь Юя, насколько бы тот ни заблуждался, как бы глубоко ни падал. Каждый раз он находил ему оправдания, и, пусть и не занимал его сторону, всё же ненавидеть его так, как Цзинь Ми, как другие, у него попросту не выходило. И всё же раз за разом ради дружбы, ради бедняжки-виноградинки, выросшей в прекрасный ледяной цветок, он обманывал и предавал, наступая на горло своему нежеланию вмешиваться.
Кто-то сказал бы, что он поступал благородно. Янь Ю захотел бы плюнуть ему в лицо.
— В мире есть не только чёрное и белое, — говорит Цзинь Ми, не отрываясь от создания чудесного цветка, и Янь Ю кивает. Действительно, в мире много цветов. Поблёскивающая холодом бирюза Ночного Жемчуга. Голубой, как магия сидящей перед ним Повелительницы Вод. Красный.
Он попросил прощения у Цзинь Ми, но хватит ли сил попросить прощения у Жунь Юя? Которого он обманывал все последние дни, у которого украл священный артефакт, несущий отпечаток его духовных сил — и которому вновь собирался лгать в лицо.
— Его сердце мрачнее и темнее самой жуткой трясины озера Тай. Он само зло.
Он повторяет всё то, что столько раз слышал и на Небесах, и здесь, в Царстве Цветов. Что Жунь Юй безжалостный тиран, ничуть не лучше Тай Вэя, что он готов на всё, лишь бы заполучить желаемое, что он — воплощение зла. Говорить это… больно. Особенно больно, зная, что Жунь Юй стоит за его спиной, слыша каждое слово. И он понимает — его царственный брат не будет разбираться, не будет пытаться понять, какие из этих слов искренни, а какие — сказаны только чтобы их маленький глупый спектакль продержался чуть подольше.
— Продолжай, — его голос кажется безразличным, и Янь Ю не уверен, что это лишь маска. — Чего же ты не продолжаешь?
Жунь Юй так долго был ненавидим. Прожив всю жизнь без толики надежды на понимание, он привык слышать такие речи, привык быть осуждаем, привык, что другие в лицо высказывают ему недовольство одним лишь фактом его существования. Он даже не допускает мысли, что эти слова неискренни, что кто-то может не считать его самым настоящим чудовищем. Сердце Янь Ю разрывается, стоит подумать о том, что по его вине этот человек вновь вынужден пройти через это.
Но, в конце концов, за последние сутки он и так предавал его достаточно.
Ночной Жемчуг на украденном браслете продолжает излучать холодные волны энергии, и Янь Ю незаметно сжимает кулак в рукаве. Этот камень… с каким трудом он ему достался! Нет, дело вовсе не в том, что ради него пришлось не спать всю ночь, как он сказал Цзинь Ми, хотя это и было чистой правдой. Но тяжелее всего, что эту ночь он был вынужден провести рядом с Жунь Юем — разговаривать с ним, смотреть ему в глаза и делать вид, что он здесь лишь из-за скуки, что он пришёл поболтать ни о чём. Делать вид, что Янь Ю не хуже него в десятки тысяч раз.
Сначала они говорили о пустяках, вернее, говорил в основном Владыка Пу Чи. Потом — о Су Ли. Все их разговоры рано или поздно неизбежно возвращались к ней. Ни разу за эту длинную ночь ни одно воспоминание, встревоженное беседой, не заставило Жунь Юя улыбнуться — и из-за этого Янь Ю проклинал себя ещё сильнее. Он лгал человеку, в жизни которого не было ни единого утешения, и который доверял ему настолько, что заснул в его компании — и так Янь Ю стал самой мерзкой тварью в Шести Царствах.
О Цзинь Ми тогда не рискнул заговорить ни один.
Разве это любовь, когда не можешь говорить о ней, глядя людям в глаза?
Жунь Юй атакует первым. Это и не атака вовсе, но расценивать это движение так — проще. Янь Ю всегда знал, что дойди до драки — он вряд ли смог бы её затеять. Не с ним и не теперь.
Кажется, он начинает по-настоящему понимать его. Понимать, почему он так отчаянно хочет привязать к себе Цзинь Ми, запереть её в собственном дворце, преклонив до этого колени перед землёй и Небесами. Понимает, почему он так стремится быть счастливым. В конце концов, из них двоих Жунь Юй не был единственным, кто решил заморозить своё сердце и потерпел в этой битве поражение.
Какой бы ни была любовь, это всегда то, чему ты проигрываешь снова и снова.
Теперь, когда чудесный браслет на его руке, их силы если и не равны, то хотя бы сопоставимы. Он должен драться, должен выиграть остальным ещё несколько минут, он должен…
Янь Ю отражает несколько ударов и выскальзывает из захвата. Он должен, действительно должен. Но просто не может. Драться с Жунь Юем — выше его сил, как выше его сил и попросить прощения за всё, что он успел натворить — за все обманы и предательства, за едкие слова прямо в лицо. За то, что ему не удалось заставить его одуматься.
Он видит, как Жунь Юй готовится отразить волну духовной силы, которой, как он думает, сейчас атакует Янь Ю. Но он ошибается. Ошибается и на мгновение замирает от удивления, когда оледеневшие бусины, пышущие духовной силой, соединяются на его тонком запястье.
Янь Ю надеется, что он если и не поймёт, то хотя бы почувствует. Почувствует, что возвращая Ночной Жемчуг, он так — трусливо и неумело — просит прощения.