Томас искренне надеялся, чтобы весь вчерашний день не оказался обычным сном. Потому, едва проснувшись, он сильно зажмурился, бормоча, как мантру «не сон». Опасливо приоткрыл один глаз и встрепенулся. Подскочил на кровати, оглядывая комнату.

Где же фея? Ему было бы немного проще, будь фея видимой. Она ведь большая, намного больше самого Тома. А ещё фея тёплая. Настолько тёплая, что в её объятиях теплее, чем во всей своей одежде разом. Даже осенью. Том надеялся, что, если фея останется с ним или просто будет навещать его, этой зимой в приюте будет не так холодно.

В кровати мальчик проснулся один. Это чувствовалось в промозглом воздухе комнатки. Он зябко поёжился, с головой скрываясь под едва спасающим одеялом. Том терпеливо ждал, когда потихоньку согреется собственным дыханием. Постарался отогреть пальцы рук. Он точно помнил, как вчера вечером засыпал в кольце рук феи, сидящей поперёк кровати. Его гладили по голове и укутывали в одеяло. Это было буквально невероятно. Том бы очень многое отдал, чтобы этот момент не заканчивался никогда. Даже грустно стало, что он так быстро заснул.

Десяток минут как минимум прошел, прежде чем Том всё же выбрался из-под ничуть не потеплевшего одеяла, накинул его на манер плаща. Мальчик крайне удивился, наконец, заметив большую корзинку, стоящую на его столе. Оглянувшись на закрытую дверь, он скоро подскочил к новому объекту. Корзинка разительно отличалась от всего, к чему так привык ребёнок. Он изучающе мял в пальцах ленту шелкового белого банта, она была невероятно гладкая и приятная на ощупь. Что говорить о кружевах, покрывающих края корзинки снаружи. Такой же невозможно-белый платок укрывал содержимое.

На столе также лежала небольшая записка. Округлые карандашные буквы на равномерно желтоватом листке, вырванным откуда-то.

«Том, моя подруга просила передать тебе подарок, надеюсь тебе понравится.

Мне придётся на некоторое время вернуться домой. Надеюсь, дольше пары дней это не займёт.

Прошу, постарайся не попадать в неприятности.

P.S. я оставил шерстяное одеяло на верхней полке шкафа, ночами становится всё холоднее.

Г Фея»

Том прочитал записку пару раз, прежде чем положил обратно на стол. Взволнованно стянул ткань с корзинки и молча стал таращится на её содержимое. Фрукты и выпечка, Гарри поначалу подумал, что это вполне нормальный набор. Но не Том. Зелёные яблоки — единственный достаточно знакомый продукт, и-то только из-за растущей недалеко от воскресной школы яблони. Эти яблоки ни в какое сравнение не шли с мелкими кислыми и кривыми плодами с улицы, где вплотную к домам располагалось фабричные здание. Они были яркими, наливными, будто росли в тёплой стране, вблизи моря. Красные, розовые, несколько жёлтых. Ещё были груши, нежные, зелёные. Виноград же стал открытием для ребёнка, как и апельсины, и клубника. И всё свежее, будто ещё растёт на грядках и в садах. Ежевику он пробовал, но в лесу, куда их пару раз водили на прогулку, ягоды меньше и костлявые. Это всё разнообразие было аккуратно уложено в одной части корзины, другую же занимал увесистый свёрток с пирогом. Треугольными кусочками он был сложен друг на друга, чтобы поместиться.

Том неуверенно достал один кусок и с наслаждение вдохнул, казалось, что приятнее в жизни не пахло ничего. Тесто у пирога было пышным и красная ягодная прослойка пахла, как не странно, ягодами. Он подумал, что подругу Феи можно благодарить только за один вид этого подарка. За дверью слышались шаги и разговоры других воспитанников. Том торопливо схомячил кусок, что держал в руке, и принялся прятать корзину в шкаф, чтобы никто не позарился на его добро.

***

Вчера, ещё перед уходом на Гримо 12, Гарри пришлось повозиться с ребёнком. Тот никак не хотел его отпускать, вцепился так, что Гарри сомневался в своих силах разжать его объятия. Да и каким бы плохим человеком он не был, разочаровывать мальчика было слишком несправедливо. Парень так и перебрался с ним на кровать. Его слегка смутил факт, что вчера каким-то боком они вдвоём смогли уместиться на маленькой одноместной, явно детской, кровати, а вот сейчас он точно видел её габариты и собственные. Тут тоже, явно, без магии не обошлось, махнул он рукой на размышления.

Том едва ли выглядел сонным, но лежал тихо и почти смирно, не переворачивался и не возился. Замер на Гарри, как ужик на нагретом сонцем камне. Да и гриффиндорцу самому не хотелось двигаться, было легкое ощущение, что к нему проявляли доверие, молчаливое и шаткое, но доверие.

К тому моменту, как Том закимарил, у Гарри уже достаточно онемели ноги. Он с особой аккуратность перекатил мальчика вбок и перелез через него, выбираясь из кроватки. Опыта в обращении с детьми у Гарри, как такового, не было, максимум — младшекурсников проводил по замку. А тут вполне хрупкий, не самый обычный и не социализировавшийся ребёнок.

Нахмурившись, Гарри укрыл ребёнка одеялом, постоял недолго, прислушиваясь к мерному сопению и вышел из комнаты. Аппарировать удобнее с открытого пространства, чтобы не захватить с собой случайно рядом находящиеся вещи.

***

Может, ни как в прошлый раз — со смачным кувырком посреди площади Гримо, но на ногах во время аппарации Гарри не удержался. Отряхиваясь от слегка влажной опавшей листвы, которой была укрыта земля в редком лесу, он нахмурился. Видать, забыл, что деревушка Хогсмид за шесть десятилетий заметно прибавила в площади и постройках. Она и сейчас не была крохотной, но всё же, Гарри-то планировал аппарировать по привычке к окраине, но оказался в лесу. И он не ошибся с местом ни на метр, просто деревушка ещё не разрослась.

Раннее осеннее утро было достаточно свежим, Гарри поглубже спрятался в школьную мантию, рассчитанную на стабильно тёплую погоду, +14 градусов показывал странноватый магический термометр на одном из окон. Несколько минут назад, в Англии, температура была явно выше, может не на много, градусов на 5.

Хогсмид ещё спал, слишком рано, даже для жаворонков. От Черного озера, что виднеется за кромкой леса, по округе стелется негустой туман. До восхода ещё, как минимум, четыре часа. Стоя на краю поселения, спиной к мрачному лесу, отчего-то Гарри не испытал неудобства. Ни невидимость придавала смелости, а знание того, что он наконец вернулся сюда. Почти каждый учебный год приносил массу эмоций, проблем и опасностей, но каждое приключение начиналось стабильно с приезда на станцию в Хогсмиде. Правда, сейчас сложно вспомнить, сколько всего он пережил, воспоминания скомкано пролистывались в голове. Но одно парень знал точно, он вновь вернулся Домой.

С интересом Гарри прошелся по центральной улице, разглядывая витрины и незнакомые вывески. Вдали на возвышении чернел огромный и до жути родной и знакомый силуэт замка. В крошечных окошках больших башен тускло горел свет от факелов. Тропинка, ведущая к нему, так и не изменилась. Гриффиндорец с предвкушением, смешанным с тягучей горечью, направился поскорей к главным воротам.

Вновь проходя знакомый маршрут, он ничуть не устал. Ни грязь после затяжных ливней, ни сырость подгнивающей листвы, ни холод, пробирающийся под одежду не по погоде, не мешали Гарри шагать в гору через извилистую дорогу в лесу. Где-то на высоких ветвях ухукали филины и совы, возможно, это были почтовые питомцы учеников, а неподалёку изредка шуршали кусты, едва ли спал лес, полный ночной живности.

Времени на подъём потребовалось не мало, но вскоре величественные ворота древнего замка встретили румяного, толи от скорого темпа ходьбы, толи от ноябрьского воздуха, Гарри. На каменных ступенях он оставлял следы от грязных ботинок. Стало как-то неудобно наводить непорядок Дома и Гарри потратил несколько минут на заклинание очищения. Высокие массивные двери, явно весившие тонны, оказались не заперты. Настораживающе, при том, что Гарри знал о закрытии оных с наступлением комендантского часа. Безалаберность или в те времена двери не запирали? Ну, за большой палец ноги в подземелье же подвешивали? О, с какой пакостной грустью старик Филч заводил любимую шарманку, встречая нашкодивших детей.

Гарри честно понадеялся, что в Хогвартсе он встретит как можно меньше знакомых лиц. Не факт, что они его увидят, как и юная Кассиопея, но чем меньше катализаторов к весьма трагичным воспоминанием, тем меньше мороки. Ведь всего двое суток назад на этом же самом месте лежали куски стен и раненные тела учащихся. Тогда и воздух был мертвенно тяжёлым, может из-за дыма, пыли и пепла, а впереди неизвестность, да такая, что дышать вовсе не хочется, потому что дальше будет больше, ещё больше смертей и крови…

— А здесь слишком мирно, — пробормотал Гарри, закрывая за собой двери, те даже не заскрипели, — Так тихо и уютно, — медленно и задумчиво добавил он, без особой веры в собственные слова

Такое эфемерное чувство, будто призрачный червечок сомнения подгрызает его мир. «Ну, вот же замок, вот Черное озеро, вот Запретный лес, — Гарри оглянулся на арку первого этажа, — картины, те же спящие маги запечатлены на них, камни, архитектура, вон — башня Гриффиндора видна! Это тот же Хогвартс, самый невероятный и родной. Но…» Взгляд Гарри потяжелел, он ожидал от себя чувства мягкого спокойствия. Но сам же воспринял замок в штыки. «Но настолько же он не мой и не родной мне.» Здесь ещё не было событий, что создавали ту тёплую атмосферу, не было тех знакомых людей, что заполняли замок собой, цветом, шумом и весельем.

Было утро. Чужое время. Чужие люди. И Хогвартс тоже — чужой.

Тот воодушевлённый взгляд, что ещё несколько минут назад жадно смотрел на каждую знакомую деталь замка, скоро потух. Да и сам Гарри как-то съежился, будто и не храбрый гриффиндорец, высоко и гордо держащий голову перед всем неизведанным. Неизведанность, конечно, была достаточно относительной, студент прекрасно знал Хогвартс и чего от него ожидать. А теперь он чувствовал себя неудобно, как если бы он проник в чужой дом. Будто он был… Вором и грабителем, а не учеником этой же школы.

По сути дела, его целью здесь, однозначно, являлся василиск. Грабёж ли это? Сам змей принадлежал роду Слизерина, что сейчас имеет наследника лишь в лице Тома, то есть, если средства, вырученные с аукциона, пойдут на благо Риддла, то и за воровство это не считается. Гарри уже подсознательно настроился на дальнейшую помощь мальчику, да и других более вменяемый вариантов на оставалось.

Он твёрдо чувствовал, что все идеи, кроме притворяемой им в жизнь сейчас, едва ли достойны разума гриффиндорца. А ведь Распределяющая шляпа посчитала его достойным меча Гриффиндора, а сам он что придумал? Мерзко и подло задушить невинного, на данный момент, ребёнка? Оставить всё, как есть, и сбежать, сверкая пятками? Да, истинный грифф…

Гарри казалось, что узнай обо всём, что он натворил за эти два дня, Рон с Гермионой, увидел бы лишь разочарование в их взглядах и, наверное, презрение. Через столько они прошли бок о бок, сколько сил и жизней положили за правое и честное дело, что сделанное Гарри уже не простительно. И убийство он мог каким-то боком оправдать, ну, адреналин, невозможность оказания медицинской помощи и не достойное поведения для служители церкви, но больше гриффиндорца гложила только одна мысль — он сбежал.

Трусливо Гарри сбежал от войны в собственном времени, не стал возвращаться с призрачного вокзала Кингс-Кросс, хотя такой же призрачный Дамблдор весьма прямо намекнул о возможности возвращения. Но чем бы обернулось его «пришествие»?

Заключённый в своих мыслях и не самых весёлых раздумьях он проходил один коридор за другим. Невидяще оглядывал стены в поисках привычных картин и статуй. Всё было на своих местах, а если и нет, то Гарри не обратил внимания. Большой зал, пустой и закрытый, он оставил позади, как и башню собственного факультета. Незастеклённые коридоры вокруг внутреннего дворика были присыпаны сброшенной листвой, наверное, эльфы ещё не успели убрать.

Гарри скитался по Хогвартсу добрый час, будто неприкаянный дух, немало призраков повстречал. Однако, удивительно, но на него — бестелесного и не сильно живого — внимание обратили всего пара встреченных обитателей, живших здесь несколько веков назад, да и то, только секундная заминка в их диалоге показала, что они оглянулась в сторону Гарри. Странно это… Он и не живой, и не мёртвый, не призрак, и не зомби. Что-то совершенно иное. Повелитель Смерти — это, конечно, неплохое описание, но вот конкретики здесь ни грамма. Какие у Гарри теперь возможности и ограничения?

Опомнился гриффиндорец только на лестнице к Астрономической башне, спускаться обратно не имело смысла, и он продолжил путь вверх. Длинная винтовая лестница с маленькими оконцами и нечастые факелы, создающие больше тени, чем света. Едва добравшись до верха, Гарри согнулся, цепляясь за раму двери, глубоко и рвано дыша. Это то, что не изменилось со времён обучения в школе, вроде, спортивной подготовки у лучшего ловца школы было достаточно, но башня каждый раз доказывала обратное.

На открытой площадке всё такой же огромный металлический шарообразный макет движения небесных тел, видать, реально древняя вещичка, раз десятилетиями является учебным экспонатов для разных поколений будущих волшебников. Гарри бы сказал, что вид с Астрономической башни открывался просто волшебной, но в реальности, в темноте утра едва проглядывались очертания леса и озера, разделяемые мутной границей из тумана. Хотя совятня, находившаяся в той стороне, откуда пришёл Гарри, изредка пестрила совами и сычиками, мчащимися на ночную охоту или домой за корреспонденцией. Шкафы и закрытые полки с оборудованием для занятий находились около входа, чтобы непогода не смогла повредить его.

Колонны арок были соединены невысокими перилами, не прямыми, как на его памяти, а с изогнутыми чугунными прутьями, между которыми без труда мог пролезть любой ученик. Астрономическая башня хоть и не славилась самым опасным местом Хогвартса, но прецеденты с «прыгунами», конечно, были. Кого-то толкали, кто-то неудачно поскальзывался, кто-то сам сигал, но слухов и мистических историй хватало. Чего стоили одни только призраки, которых нередко замечали бродящими аккурат под башней. Сама по себе башня была часто посещаемой парочками и любителями долгих ночных разговоров под звёздным небом. Для Гарри она почти уравнялась с туалетом Плаксы Миртл в произошедших событиях. Но в последней битве, где он принимал непосредственное участие, вся территория замка и часть Запретного леса остались большим кладбищем на руинах. Едва ли конец Дамблдора, Уорен Миртл и оцепенение жителей школы могут хоть как-то сравниться с потерями войны.

Гарри подошёл к краю башни и уселся на многовековую каменную кладку, опираясь щекой на холодный металл прутьев. С его стороны хорошо просматривалось квиддичное поле, башни, трибуны, кольца. Лицо парня тронула мягкая улыбка. Воспоминания о столь живых эмоциях, о рёве ликующей толпы, неразборчивые от свистящего в ушах ветра слова комментатора и, конечно, уставшая загнанная на тренировке Оливера команда, едва волокущая ноги к замку. Всё это ощущалось будто колдографии со старой плёнки в альбоме выпуска, вот, насколько давними они чувствовались.

Предаваться воспоминаниям было приятно и мучительно одновременно. Будто он открыл книгу о невероятных приключениях с плохой концовкой, где добро не победило, где мир упал в пучину разверзшейся земли и сгинул в муках. А Гарри сидит в безмятежном месте, будто единственном уголке, оставшимся в живых. Но мир продолжает существовать, даже если для одного человека он исчерпал себя и, по ощущениям, едва ли не горит адским пламенем. И в голове у парня не укладывается, как сложить в единую картину спокойствие вокруг и продолжающую истерзано реветь привычную реальность.

Голова постепенно раскалывалась от шума, грохота и глухого хруста стен, свистка заклинаний, криков. Он инстинктивно предпринял попытку закрыть руками уши, но скоро осознал, что звуки ни на децибел не затихли. Гарри в отчаянном жесте провёл руками по лицу и принялся массировать лоб и виски. Раздосадовано промычал и полностью облокотился на перила. Почему вся эта борьба не могла закончиться, когда он не вернулся?

Астрономическая башня стала его пристанищем на ближайшие часы. До рассвета ещё оставалось время, но сумерки быстро рассеивались. Туман над Чёрным озером наоборот, сгустился. Лес начинал просыпаться, странный совиный хор заканчивал свою ночную смену в чаще и потихоньку стягивался к совятне. Что-то недовольно зарычало вблизи опушки, распугивая маленьких птичек.

Щека Гарри едва ли была теплее чугуна, с которым соприкасалась, он задумчиво растирал её ладонью и спускался по винтовой лестнице. Ожидаемый покой коридоров исчез, как только гриффиндорец оставил позади Астрономическую башню. Студенты появились из-за угла достаточно неожиданно, чтобы Гарри отскочил от них.

— Да я чудовищ в Запретном лесу так не пугался, как детей, — пробормотал парень, отцепляясь от стены.

Гарри предположил, что сейчас не раньше семи часов утра. Когтевранцы заинтересованно переговаривались и направлялись в Большой зал уже полностью готовые к урокам. Конечно, каждый раз бегать туда-сюда и отвечать на заковыристые вопросы — не самое быстрое занятие.

Засмотревшись на старшекурсников, Гарри отметил, что школьная форма за эти десятилетия не шибко сильно изменилась. Только позолоченная цепочка вверху вместо чёрных не заметных пуговиц. Ученики несли на плечах старомодные кожаные сумки и рюкзаки.

Они такие, какими и должны быть обычны студенты: дурачатся, волнуются о предстоящих контрольных, жалуются на ранний подъём и недосып. Им не нужно думать о войне, вздрагивать во сне от любого звука. Кризис 30-х годов, в сравнении с любой войной ближайших десятилетий в Англии, не так страшен. Да, эти дети более беззаботные, чем его сверстники в начале 90-х.

Наблюдая за студентами Когтеврана, Гарри прошёлся с ними до дверей Большого зала. Там неравномерным разноцветным потоком дети заполняли помещение и распределялись по столам, образовывая пёстрые полосы. Приятно смотреть на тех, у кого детство и подростковое время проходят в спокойной и благоприятной обстановке. Но также эти студенты не походили на тех, кого вырастили в тепличных условиях. Одним словом — нормальные. Первая Маггловская Мировая и Первая Магическая, а между ними это поколение, живущее в удивительно мирное, при всех условиях, время.

Гул в Зале нарастал, большинство студентов заняли свои места и приступили в завтраку. Преподаватели почти в полном составе. Нынешний директор, которого Гарри не раз видел в кабинете Дамблдора на портрете, Армандо Диппет, сейчас сидел во главе стола на директорском «троне». Сбоку гриффиндорец заметил Слизнорта, моложе, значительно моложе, ещё с насыщенным цветом волос, без седины и залысины. В своей привычной манере профессор вел беседу с женщиной почтенного возраста в строгой серой мантии. Ещё один человек, которого Гарри знал — Альбус. Такой максимально непривычно не старый. Парень до этого, наверное, и не смог бы представить профессора в молодости. Дамблдор не был бы Дамблдором, без своей длиннющей светлой бороды, странных и забавных мантий с яркими сюжетами, изображёнными на ткани. Очков-полумесяцев тоже не доставало, да и взгляд у здешнего профессора такой обычный. «Может это и к лучшему» — решил Гарри, взгляд директора частенько вгонял в тупик, он будто и не осуждал, но интересовался, и неизвестно, планирует ли Альбус в очередной раз пустить ребёнка в расход во имя его излюбленного «общего блага». Прощать старику эту закулисную игру Гарри не собирался. Но тот Дамблдор за свою цель умер, у этого пока и в помине таких идей нет.

Парень, нахмурившись, вздохнул и перестал обращать внимание на бывшего профессора, прошелся вдоль стены у входа. Оперся спиной на деревянную квадратную облицовку стены и вернулся к изучению знакомой суеты Большого зала. Возможно, где-то в глубине души он надеялся, что его заметит кто-нибудь ещё, но ни ученики, ни взрослые маги не бросили взгляда в сторону его стены. Скоро прилетели совы и сипухи с письмами м посылками, и шум голосов увеличился, когда студенты начали активно обсуждать новости.

Пожав плечами, Гарри спустя несколько минут покинул зал. «Посидел, погрелся у очага чужого спокойствия и счастья, пора бы вернуться в свою холодную и одинокую реальность. А то ведь, потом ещё обиднее будет…»

Он собрался с мыслями, пора бы уже приступить к привидению в жизнь основной цели посещения Хогвартса. Самым изведанным путём в Тайную комнату для Гарри так и остался туалет Плаксы Миртл. Хотя он был точно уверен, что все те ходы древних катакомб не сводились к одному санузлу. От Большого зала самым коротким маршрутом становился деревянный мост над оврагом. Гарри мельком подумал, что, может, моста ещё нет. Здесь парень ошибся: почти новый мост, не такой кривой, из светлого ещё не потемневшего от сырости Шотландии дерева. Доски даже не заскрипели, когда Гарри ступил на начало моста.

Гриффиндорец не мог перестать любоваться замком и вспоминать такие теперь тёплые моменты. Может тогда, в 93-м, их разговор с Люпином посреди покосившейся конструкции не был чем-то невероятно запоминающимся. Гарри, честно, и не вспомнил бы, о чём они тогда разговаривали. Но сейчас он мог в памяти детально воссоздать его фигуру в обычной черной мантии, блёклом костюме, задумчивое лицо и сырость в воздухе. И Гермиона, которая однажды скупо отвечала на вопросы про Крама, когда это было? Турнир Трёх — четвёртый курс, это целых три года назад, а картинка перед глазами, будто пару минут прошло, не больше…

Быстрый топот раздался с противоположного конца моста, Гарри оторвался от созерцания деревянных перил. Девочка пуффендуйка бежала, будто заправский спринтер, развевающаяся мантия, сползающая с плеч, и сумка перекинута за спину. Завидев гриффиндорца, младшекурсница начала сбавлять скорость и менять траекторию, приближаясь к нему. С тяжелым дыханием, шутка ли, Гостиная Пуффендуя с другой стороны замка, с красными пятнами на веснушчатом лице, с лохматыми платиновыми, будто малфоевскими, волосами она стояла сгорбленная перед Гарри. Рукой показала жест, мол, дайте минутку отдышаться и продолжила вбирать в лёгкие воздух.

— Завтрак еще не закончился? — первое, что взволнованно пролепетала девчушка. — Я не опоздала?

— Нет, — заторможено ответил Гарри, пятисекундная пауза и: — Нет.

— Ты оттуда? — сумбурно проговорила пуффендуйка, поправляя мантию.

— Да, — интонация ничуть не изменилась.

— Профессор Бири ещё там?

— Э-э, не знаю, — не соврал и почувствовал себя неловко, что не может помочь взволнованной девочке.

— Ладно, и на этом спасибо, — резво кивнула сама себе она и быстрым шагом продолжила свой путь, на ходу помахав Гарри маленькой ладошкой, — Пока-пока!

— А, ага, — только и выдавил парень, складывая в уме два и два. — Ух ты ж нифига…

Эта маленькая пуффендуйка стала вторым человеком, что легко без особого значения, в отличии от той же Кассиопеи, обратила на него внимание. Она увидела его и восприняла, как обычного студента. Ну, логично, на нём гриффиндорская мантия и похожая школьная форма. Пуффендуйка вряд ли заметила, что Гарри как-то отличался от других людей, слишком взвинченной она была.

Блэк-то выглядит так, будто знает всё, не скрывает даже, что, ну явно, девочке не десять лет, даром, что на семейном древе правильно записана дата рождения. Есть дети, как дети, а Кассиопея, будто не от мира сего. Слишком умная, слишком осведомлённая, слишком подготовленная ко всему, будто знала всё о Гарри. Подозрительная она, но всё же это не меняло факта, что помогала и наставляла на путь. И какого бы недоверия в Поттере ни порождала девочка, вместе с этим она привносила жизнь парня своеобразное Блэковское умиротворение.

Сойдя с моста он оказался во дворе Часовой башни, чуть ниже по склону холма так же стояли огромные каменные валуны и хижина лесничего у опушки. Поднялся на второй этаж по двухмаршевой лестнице. Мимо него прошли ещё несколько учеников, эти пуффендуйцы и не думали спешить.

Только перед входом в женский туалет Гарри осознал, что тот ещё и в помине не являлся заброшенный, а очень даже используемым. Тому подтверждением стала слизеринка-старшекурсница чуть не столкнувшаяся в ним в проходе. Вот тут Поттер застремался, неудобно как-то. Неуверенно помялся у стены и осторожно зашёл. Спокойно выдохнул, когда ни обнаружил никого из студенток в туалете. Теперь появилась другая проблема, кто-то мог случайно стать свидетелем открытия потайного хода. Накладывать отводящее заклинание без палочки Гарри даже не стал пытаться. Оставалось надеяться на удачу и скорость.

Давно это было, пять лет как прошло, сложно вспомнить, как он открыл проход в прошлый раз. Да и он тогда был на эмоциях. Даже зная парселтанг, как свой родной язык, Гарри редко когда удавалось по собственному желанию переключиться на него. Порой даже было невозможно понять, на каком из двух языков он говорит.

Но миниатюрная гравировка змеи на кране найдена, шипящее «Откройся» далось удивительно легко. Парень настороженно поглядывает в сторону входа в туалет, возникает желание поторопить умывальник, что, как назло, медленно отъезжает. Вот перед ним вновь зияющая чернота вертикального тоннеля. Особенно с чистым осознанием того, что там где-то в хитросплетении ходов обитает, не важно — спит или бодрствует, смертоносное чудовище. Конечно то, что он расправился с ним в 12, придаёт чуть больше смелости. Но сейчас при нём ни меча Гриффиндора, ни Фоукса.

Медлить и собираться с силами больше было нельзя. Гарри нахмурился и шагнул на металлическую решетку. Обернувшись, пробормотал «Закройся» и беззвучно шагнул в пустоту. Падать всегда было страшно, инстинкты вопили о неизбежно кончине, воображение рисовало что-угодно, что точно не успокаивало. И открытую пасть Василиска прямо под ним, и острые колья, как в приключенческих фильмах про древние сооружения, напичканные ловушками. В полной дезориентации он летел дольше, чем ожидал. Дважды сгибал ноги, готовясь к приземлению, но оно всё не наступало. Грохнулся он достаточно неожиданно. Не больно, не жёстко, зато по колено увяз в рассыпанный слой чьих-то косточек. Магия — не иначе, люди с таких высот не выживают. Но вот на втором курсе он тоже достаточно легко шмякнулся. А кости здесь, наверное, всегда были.

Тогда эти необработанные каменные своды воспринимались Гарри иначе, сейчас пещера, как пещера, а вдалеке просматривается тёмная ровная стена с каменным люком. Гриффиндорец неуклюже пробирался по выступающим углам булыжников, цепляясь мантией за поверхность. Добравшись до люка, он старательно отряхнулся, пыли и сухой грязи здесь было предостаточно.

Ещё одно «Откройся», и массивные змеи поочерёдно извивались. С тягучим шелестом люк отворился наружу. Тайная комната, не изменяя себе, была потрясающая. Эта плотная атмосфера, будто сюда под давлением загоняли магию. Комната такая, как до бойни с Василиском, легкий укор совести, ведь сам Гарри принял непосредственное участие в разрушении древнего наследия Хогвартса. Хотя всё предыдущее время его совесть, конкретно по поводу Тайной комнаты, была чиста.

Его медленные осторожные шаги эхом разносились по залу. Сырость в воздухе витала, но не явная, по краям зала находились бассейны с чистой водой. Хороший вопрос, как за эти года-десятилетия-века она не стухла, не зацвела и не высохла. Бассейны сами по себе достаточно глубокие и, вкупе с высоченными змеиными статуями в два ряда, смотрелись гармонично и стильно.

— И не подумал бы раньше, что буду так восхищаться чем-то слизеринским, причем Тайная комната это настолько слизеринская вещь, что переплюнуть её может только сам Салазар с любимым питомцем, — он говорил шепотом, будто Василиск только и ждал любого шороха, чтобы напасть.

Так как сама Тайная комната пустовала, Гарри пришлось зайти в тоннель сбоку от статуи в виде головы основателя Хогвартса. Руками он мог достать до верха трубы. В ней было сухо и чисто, только изредка попадались совсем древние скелетики небольших зверушек. Василиском и не пахло, пахло камнями и затхлостью катакомб. Довольно странно, но в тоннелях не становилось темно, куда бы не заходили трубы. Судя по их изогнутой форме все они просто лежали вокруг основного зала Комнаты на разной высоте и расстоянии, но все связаны друг с другом. Возможно Гарри пока просто не набрёл на длинный и тёмный коридор. Что до освещения, то было непонятно, откуда там вообще берётся свет. Ведь ни факелов, ни магического освещения он не обнаружил. Тогда выходило, что это природный свет, как-то очень хитро проходивший в подземный зал. И, если Слизерин создал эту Комнату с прилегающими тоннелями своими силами, то памятник построил себе вполне заслужено. Иначе не ясно, как надо было рассчитать все помещения и трубы, чтобы буквально всё было прекрасно освещено, даже в подземельях, где обитают слизеринцы, порой глаза можно выкалывать — мало что изменится.

Несколько десятком минут спустя Гарри засомневался, что исследует новые горизонты, потому как создавалось впечатление, что он ходит кругами. Вскоре в одном из запаянных решеткой окон гриффиндорец разглядел уголок огромной статуи будто с высоты. Почему будто, если тоннель находился под небольшим наклоном, и Гарри долго поднимался вверх. Ещё развилка и, наконец, что-то новенькое. Вдоль основной трубы лежал более тёмный коридор, он уходил вглубь скальной породы, а не кружил около Тайной комнаты.

По закону жанра, Василиск поджидал его там. Правда, поджидал — это слишком пафосно. Гарри наткнулся на чешуйчатый хвост спустя десяток метров полностью прямого хода. Далее привычные трубы кончились. Темнота, откуда торчал хвост, являлась тупиком тоннеля, по форме напоминающая змеиное гнездо, только каменное.

А Василиск спал «без задних ног», свившись кольцами до самого потолка. Его медленное дыхание, настолько медленное, что в минуту насчитать можно было не больше двух-трёх. Наверное, оттого, что змей в спячке. По крайней мере, Гарри на это надеялся. Не хотелось как-то второй раз убегать от разъярённого Василиска.

— Что там говорила Кассиопея? Чешуя, яд и клыки? — едва слышно прошептал Гарри, подходя ближе к чудовищу. — Интересно, каким образом я должен это достать…

Парень сомневался, что Василиск не заметит, что с него сдирают шкурку, или просто отдирают чешуйки. Наверное, в пасть за зубками к нему тоже не стоило лезть.

— Стоматолог без головы — плохой стоматолог… — его бормотание стихло в звуке тяжёлого дыхания. Один более резкой вдох, будто Василиску щекочет что-то мордочку. Дыхание скоро вернулось в норму, а вот Гарри чуть не обмер. Приклеился к полу и застыл в неудобной позе, беспрестанно ища подтверждение крепкому сну змея. Тот не шевелился, и спустя минуты гриффиндорец позволил страху отступить.

Он беззвучно проходил позади Василиска, так до конца и не решив, с чего бы начать. Интерес на мгновение перекрыл инстинкт самосохранения, и Гарри опустил руку на гладкие чешуйки. Сразу же замер, не дыша, и провел дальше по длинной спине. Это будоражащее чувство, подкрепленное адреналином, не позволило ему прекратить поглаживать чудовище Слизерина. Минуты шли, а Гарри продолжал загипнотизировано изучать змеиное туловище.

На самом деле, наивно было полагать, что эти действия ни к чему не приведут. Слишком поздно гриффиндорец понял, что за ним наблюдают. Будучи в своём трансе, Гарри не услышал шелеста змеиной кожи о камень и сбитое дыхание, сильно ускорившееся до десятка вдохов в минуту. Рефлекторно поднял голову и упёрся в два жёлтых глаза, светящихся в темноте.

Гарри честно старался вспомнить хоть одну молитву, но — увы — ни одной он и не знал. Секунды тянулись, а парень всё не мог оторвать взгляд. Змей — не лучше, даже не моргал спросонья. Василиск, наверное, удивился всё же сильнее, потому как Гарри неуклюже нарушил тишину:

— Привет, — он уловил в собственной речи обилие шипящих звуков и продолжил, — как спалось?

— Что человек забыл здесь? — его голос отдавался мурашками на спине и ногах, жутко хищный и древний. — Отвечай.

Василиск так и не двинулся с места, чему Гарри очень был рад. Соображая, что сказать, он откинул такую фразу, как «За твоими частями тела». Как-то неудобно было лгать чему-то, что наверняка могло понять, где он отошел от правды.

— Помогаю Наследнику Слизерина, — самая безобидная версия, что смог выжать из себя мозг.

— Наследнику? Почему он не пришел сам пробудить меня ото сна? — заинтересовался змей, услышав важное слово.

— О, он ещё долго не сможет прийти сюда, Наследник пока ребёнок.

— Тогда зачем здесь ты? — подозрительно сощурился Василиск и придвинул огромную голову на расстояние руки к парню.

— Мне нужно кое-что от тебя…

— Человек, от тебя Гранью несёт за милю. Не забрать ли ты меня пришёл? — видимо, чудовище чувствовало магию Смерти и призрачного вокзала. Он намекал на то, что Гарри пришел по его душу, как проводник, появляющийся и ждущий упокоения.

— Нет, нет, тебе ещё рано, — протараторил парень и махнул рукой, в темноте сам жеста и не увидел. — Я за твоей шкурой. Нет ли, случаем, у тебя сброшенной?

— Зачем Наследнику она понадобилась?

— Слушай, — замялся Гарри, — там сложная схема. Мне объяснить, наверное не получится…

— Откуда человек знает язык змей и не является Наследником, ответь, человек?

— Это объяснить ещё сложней. Но, если ты хочешь, я могу рассказать всю историю.

— Сейчас не хочу, — отвернулся Василиск, — приходи, когда сойдёт снег. Я бы послушал твою историю, человек, но впадаю в спячку и не скоро проснусь.

— Оу, да, конечно. Извини за вопрос, но ты меня не съешь? — Гарри не понаслышке знал о прямолинейности змей, те, что думают, то и шипят. Слишком устоявшееся мнение, будто змеи хитрые и лживые, это работает только со Слизеринцами…

— Пока не съем, — обнадёживает всё-таки. — И не думаю, что тот, кто в себе часть Грани носит, может быть убитым даже моим ядом…

— Хорошо, спасибо. А всё же не мог бы ты отдать немного чешуи? — Гарри вплотную подошел к Василиску, слова его придали смелости и отодвинули подальше волнения.

— Поищи за статуей моего хозяина, выползка с прошлого десятилетия тебе должно хватить.

— Благодарю, — удивлённый такой лёгкостью получения информации, — Я пойду тогда.

— Иди, но возвращайся весной, и мне не будет так скучно.

— Ладно, обещаю, что вернусь, — неловко помялся парень, будто не древнее чудовище лежало перед ним, а простой знакомый. — Сладких снов.

— Иди, — более настойчиво повторил Василиск.

Гарри, решив больше не злоупотреблять расположением хранителя Тайной комнаты, ускользнул обратно в тоннели. Резвым шагом спускался вниз по разветвляющейся спирали. Пару раз глупо поскользнулся на гладкой поверхности камня, но продолжил торопиться к статуе.

Дойдя до самого начала, он вылез из бокового тоннеля обратно в Тайную комнату. Найти внутреннего хода, смежного со спиральными трубами, Гарри не смог, поэтому постарался приблизиться к изваянию древнего мага. Здесь возникла проблема: статуя была окружена глубоким бассейном, и лезть в воду гриффиндорец как-то не хотел.

— Какая неудобная задачка, — пробормотал Гарри, заставляя свой мозг генерировать что-нибудь. Сначала, конечно, подумал об использовании Глациуса, ведь пройти по замёрзшей воде в разы проще, но засомневался в том, что сможет воспроизвести заклинание. Асцендио применить на самого себя сложно, потому как, чтобы тело вытолкнуло магией из воды, нужно для начала там оказаться. Ему требовалось как-то изменить консистенцию воды, и для этого существовало вполне удобное заклятие, о котором Гарри узнал в последний год от Гермионы, но сам испробовать не успел.

— Ду́ро, — неуверенно сказал парень, выводя рукой в воздухе букву D — вода не поддалась. Ещё попытка, более чёткие жесты и громкий голос. Вода впереди начала темнеть. Гарри присел и на пробу ткнул пальцем в жижу: плотная грязь, пройти по которой будет ещё невозможнее, ведь глубина бассейна заметно больше роста парня, он скорее всего увязнет окончательно. Повторив заклинание ещё четырежды для надёжности, гриффиндорец прошипел «Откройся», нижняя челюсть статуи съехала вниз, плотно вливаясь в камень почти без швов. На носочках он проскочил несколько метров по пружинящей поверхности бывшей воды, что в идеале должна была преобразиться в камень, но увы.

Внутри статуи Слизерина было темно, видимо, из-за того, что эта труба не связана со светлыми тоннелями вокруг Тайной комнаты. Путь просто уходил вглубь, в конце расширяясь, как и место, где сейчас засыпает Василиск. Гарри пришлось наколдовать Люмос, он запнулся обо что-то ногой, но в вертикальном положении удержался. Подсветив пространство перед собой заклинанием, парень обнаружил залежи сброшенной кожи. Гарри пока не представлял, как они с десятилетней девочкой проведут аукцион, но подозревал, что всё, находящееся в этой округлой комнатке (в соответствии с размерами древнего чудовища, конечно) будет стоить состояние.

Подняв с пола шматок выползка, что в ширине не мог полностью расправить обеими руками. На просвете Люмоса кожа, на удивление, оказалась плотной, яркости света едва хватало. Обычные выползки у маленьких и больших змеи крайне тонкие, потому они не подходят для выделки кожаных изделий. Но если сравнивать отношение размеров змеи и толщины сбрасываемой кожа, окажется, что они едва ли отличаются от соотношений обычной змеи.

К помещении находились не только выползки, но и отдельные содранные чешуйки, в углу под слоями кожи нашлись маленькие клыки. Маленькими, их назвать, конечно, сложно, но, опять же, в сравнении с передними клыками, эти меньше.

— Искал серебро — нашёл алмазы, — выдохнул Гарри. Даже засомневался на мгновение, было бы ли лучше отыскать комнату с золотом и сокровищами. Нет, конечно, нет. С теми, кто такое находит почти всегда случается что-то убийственное, а он знал свою способность примагничивать неприятности. Да и мало ли в мире золота? А у кого-нибудь есть доступ к редчайшему ингредиенту для сильных зелий? Вот и ответ.

Теперь вопрос встал за тем, как собрать и сколько. И, если со сбором значительно помогло Диминуендо, что превратило огромные полотна со змеиным узором в аккуратные клочки, то количество трофеев определяли только свободные карманы школьной мантии. Внутренние карманы он набил под завязку, совсем измельчавшие клыки, побоявшись посеять где-нибудь, положил в маленький кармашек на рубашке. При этом комната всё ещё оставалась завалена кожей, так что не сильно Гарри ограбил Василиска.

Решив, что с делами в Тайной комнате покончено, парень стал выбираться из статуи. Снова пробежался по заклинанию на воде, его стоило бы снять, чтобы не портить вид зала. Для этого потребовалось не одно Фините Инкантатем, но уходил Гарри уже от чистого водоёма.

Бо́льшей проблемой, чем большинство предыдущих, стал способ возвращение на поверхность. Тем же путём, что он пришел сюда, воспользоваться было нельзя. Наверное, для этого надо уметь летать или ходить по стенам. Оставалось искать другие дороги.

— Тоннели, опять в тоннели, — пробурчал Гарри. Особого желания плутать по много метровым катакомбам не было. Особенно без карты. Особенно в одиночку. Особенно без гарантии, что путь наружу вообще есть.

Конечно, он где-то был, и не один, но гриффиндорец трезво осознал свои шансы на удачу. А это означало только одно: пора попросить помощи у того, кто эти ходы знает. Тяжело вздохнув, Гарри вновь принялся подниматься по трубам наверх. Долгое и мутное занятие, тоннели тянулись слишком широкими кругами для человека. А шагать в тишине длительное время - ещё более скучное занятие.

Гарри думал, насколько неуместно вновь будить Василиска. Тот, наверное, такой наглости на своих веках не встречал