Кенни знал: не стоило этого делать. Кенни знал: это неправильно, все это нужно было прекратить. Ему никогда не стоило даже начинать. Хотя, конечно, за себя он не боялся, даже несмотря на скрип окружающих его цепей и треск его собственных, сдающихся от напряжения костей и суставов. К слову, Кенни гадал, откуда у жирдяя вообще такая хитровыебанная штуковина. Наверняка больной ублюдок сам построил ее только ради всей этой заварушки. И именно тогда Кенни впервые усомнился во всем, чем они занимались. Позволять Картману убивать его все более изощренными и ужасными способами каждые выходные определенно было не лучшей его идеей. Ему не следовало еще сильнее подпитывать извращенный разум своего друга, но Кенни искренне надеялся, что лучше уж Картман вымещал бы все на нем, чем пошел на реальное убийство. Южный Парк точно не нуждался в собственном убийце Зодиаке.
Однако Картман и не стал бы таким: его рассудок слишком искажен, чтобы убивать чем-то настолько обыденным, как пистолет. Нет, он больше человек головоломок. Что, по мнению Кенни, было его виной… Именно он бросил Картману вызов убивать его с каждым разом все более интересными способами, и пока что психованный свин справлялся с этим просто замечательно.
Кенни ухитрился увидеть расползающееся снизу по бугру в штанах белое пятно спермы и ухмыльнулся, когда почувствовал, как его руки наконец отсоединились от туловища. С начала этой медленной, но очень эффективной пытки он кончил уже два раза и знал, что последует еще по крайней мере один. Может, когда у него отнимутся ноги или бедра… Блондин задался вопросами: сможет ли он кончить, пока его тело разрублено пополам, и почувствует ли он что-то вообще?
Безусловно, было невероятно больно, но это не преуменьшало удовольствие. Кенни так приспособился, что теперь от боли его возбуждение только нарастало. Он с трудом повернул голову и увидел Картмана, что медленно, со свирепой ухмылкой на лице и сфокусированном на чужом животе взглядом крутил колесо механизма. Заинтересовало ли его то, как Кенни вот-вот разорвет на части, или дикий стояк? Выпирающий холмик на штанах свидетельствовал о наслаждении жирдяя зрелищем, хотя Кенни предпочел бы знать, завелся ли тот от одного убийства, или парень действительно нравился ему.
Временами Кенни даже собирался спросить напрямую, но Картман никогда бы не признался в подобном. Парень до сих пор слепо клялся в своей гетеросексуальности, даже после того, как Кенни собственными глазами увидел чужую коллекцию гей-порно, в разы затмевающую его собственную. Господи, да они даже когда-то вместе дрочили на гейские штуки, но Картман всегда сохранял лицо и глупо отговаривался. Пусть все же лучше, чем если бы он яростно все отрицал или даже замкнулся в себе. В таком случае блондин вряд ли обратился бы к тому со своей необычной просьбой. Хоть он и не сказал Картману, зачем на самом деле так поступил. Толстый мудила просто решил, что ему одному так несказанно повезло, раз снова и снова убийства сходят с рук в обмен лишь на обеды Карен, ее школьные шмотки и ничем не закрепленное обещание в будущем помочь ей попасть в достойную школу. Это их обмен, и даже если Картман устал от несбалансированной сделки, он продолжал ее соблюдать. Все сомнения рассеялись после того, как он впервые избил Кенни до полусмерти.
Кенни с жалостью смотрел на то, в каком отчаянии пребывал друг, сдерживающий внутри ярость и все свое извращение. Он терпел неконтролируемые порывы брюнета, относясь с состраданием и продолжая надеяться, что когда-нибудь тот все же сможет стать счастливым, не подвергая других страданиям ради этого.
Но он чувствовал себя лицемером, осознавая, что и сам является пленником своих желаний. Может, Кенни и твердил Картману, что делает все это лишь на благо сестры, собственного друга и всего города, но на деле внутри он скрывал очень мерзкий и эгоистичный мотив. И, словно по какому-то идеально рассчитанному вселенскому розыгрышу, Кенни почувствовал, как в третий раз кончает под скрип отрывающихся от остатков тела бедер. Картман подпрыгнул в попытке остановить колесо в руках от неконтролируемого вращения после внезапного спада напряжения. Его лицо застыло в ненормальном восхищении при виде разбрызганных по всему столу и полу крови и внутренностей.
Кенни вяло усмехнулся, глядя на этот невинный взгляд, полный очарования и интереса, словно у ребенка, открывающего долгожданный рождественский подарок. И блондин улыбнулся. Да, может он и принимает в этом участие ради удовольствия и дополнительных преимуществ, но видеть Картмана таким — будто награда для него. Кенни предвкушал предстоящие долгие и упорные раздумья над этим чувством после своего возвращения, ведь даже для него это было странно. Но сейчас он просто наслаждался послеоргазменным блаженством, чувствуя, как затухает его жизнь, и как Картман с прежним восторгом подбирает со стола выскользнувшие кишки.