Настольная лампа горела ярче лучей сумеречного, уже скрывшегося за горизонтом, солнца. Розово-алые облака медленно, словно лениво, плыли по небу. Наступила пора прекрасных закатов.
Сакура тщательно готовилась к этому летнему фестивалю. Он должен был стать особенным. Она кропотливо подбирала каждую деталь, каждую мелочь, каждое украшение, а нарядную юкату решила вышить сама: ещё за месяц до праздника она одолжила нити золотого и красного цветов у своей лучшей подруги, Ино Яманака, и принялась за работу. Поначалу пальцы не хотели слушаться — они привыкли к более грубой работе: тренировки, сражения, спасение жизней... но к такому их жизнь явно не готовила. Несколько раз Харуно порывалась бросить это дело: и с громким «шаннаро» игла с юкатой летели на пол, а иногда даже в направлении стены. Однако не проходило и десяти минут, как они снова оказывались в руках девушки. И вот уже снова мазолистые пальцы скользят по нежно-розовому шёлку, рисуя незатейливый традиционный узор. Сакура не привыкла сдаваться. А сдаваться какой-то вышивке она не собиралась и подавно!
Дела с украшениями обстояли не лучше: поскольку великий медик Конохи не привыкла носить что бы то ни было на себе, если это являлось стетоскопом или знаком принадлежности к деревне Листа, то оно непременно начинало нервировать девушку. Поэтому привыкать к браслетам и чокерам она начала ещё за несколько недель до праздника. Упаси Ками ещё сорвётся на кого-нибудь на самом фестивале.
Что же касаемо косметики... то Сакура предпочла бы больше никогда не вспоминать о пережитом ужасе, когда Ино пришлось буквально втаскивать сильнейшую куноичи к себе в комнату, на ходу нанося ей на лицо макияж, после которого, естественно, кривого и размазанного по плечам и шее, Харуно ещё долго не могла спокойно подходить к зеркалу. Вследствие чего было принято единогласное решение макияж не наносить.
Единственное, с чем проблем в подготовке к знаменательному дню не возникало, была обувь. Сакура с радостью сменила балетки на тёмно-зелёные гэта. Их девушке подарила её мать, Мебуки, несколько лет назад. Начищенная до блеска обувь горделиво стояла на пустой коробке в прихожей.
Однако все эти наряды и украшения не имели никакой ценности в сравнении с тем, на что должна была решиться куноичи. Это не входило ни в какое сравнение с вышиванием и даже с макияжем.
Года через два после Четвёртой Войны Шиноби Харуно проболталась Яманака о том, что тайно любит одного человека. Ино тогда, изогнув одну бровь, усмехнулась: «Толстолобая, боюсь тебя разочаровать... но твоя любовь к Саске ни для кого давно уже не новость». Сакура не знала, чего ей хочется больше: расплакаться или обидиться. Эх, если бы всё было так просто... Если подумать, с чего это началось, то девушка навряд ли когда-либо найдёт точный ответ: любовь к этому человеку не была яркой, страстной, она росла медленно, с каждым днём становясь всё сильней и крепче, просто в один момент Сакура поняла, что этот человек стал потребностью, кислородом в лёгких, без него было невыносимо, неправильно, больно. Куноичи никогда не забудет выражение лица подруги, когда та узнала, что этим человеком является наставник девушки. Однако Ино взяла с той обещание, что через год, в день летнего фестиваля, Сакура признается в своих чувствах Какаши.
И так день за днём. Она готовилась морально и материально к этому событию, стежок за стежком вышивая узор золотыми нитями и перебирая варианты окончания вечера. Он был отмечен красным карандашом в календаре куноичи, а это значило, что Праздник Полнолуния станет важнейшим днём в её жизни.
Она надеялась на лучший исход.
Сакура взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Подойдя к окну, она отметила про себя, что розовые облака уже сменили окрас на тёмно-синий, а от света солнечного диска не осталось и следа. Она устало потянулась и решила лечь спать.
***
Какаши смотрит на неё.
Боже.
Сейчас решится её судьба.
Боже.
Вдох.
Выдох.
Спокойствие, девочка.
Я не могу!
Шаннаро! Соберись!
В своём розовом, с вышитым алым солнцем и ветвями сакуры, с изумрудно-зелёной заколкой в волосах и с гэта, выглядя в самом деле божественно, Харуно почему-то чувствовала себя на удивление неуверенной.
— Какаши-сенсей! — она помахала рукой учителю и Наруто, что стоял рядом с тем, оживлённо что-то рассказывая бывшему сенсею, что-то о луне, о фестивале, о... Сакура не слушала.
— Давно вы тут? — Харуно традиционно поклонилась, когда подошла к своим друзьям.
Какаши был так красив в свете луны, в своём синем традиционном кимоно, на котором были вышиты серебрянные цветы.
— Нет, Сакура-чан, только пришли, — вставил слово Наруто. — Извини, у меня есть дела, ттебайо!
— Да, конечно... — та небольшая уверенность (читать: неуверенность) таяла на глазах, цепляясь за малейшие признаки заинтересованности Хатаке как за спасительный мостик. Но их не было.
Сакура начала паниковать.
Хохотнув учителю что-то полуугрожающее напоследок, Наруто поспешил ретироваться куда-то, где стоял Гаара. Сенсей улыбнулся, глядя ему вслед. Его улыбка согревала душу, согревала сердце, не давала замёрзнуть от холода в этот жаркий летний вечер.
— Прекрасно выглядишь, Сакура.
— Спасибо, Какаши-сан.
Капелька надежды, крохотная, словно дождевая, зародилась в сознании девушки: «А вдруг...»
Однако же Харуно захотелось завыть от досады, когда она вдруг услышала откуда-то сзади, со стороны спины, голос одного парня, что когда-то давно казался любимым:
— Какаши-сан, Сакура, — Учиха почтительно поздоровался.
Но она была одновременно и благодарна ему за спасение: если бы Саске не пришёл в эту самую минуту, то девушка точно бы наделала каких-нибудь глупостей.
Он расспрашивал её о матери с отцом, об Ино, ирьёнин же в свою очередь интересовалась его путешествием и здоровьем.
— Я, пожалуй, вас оставлю... — краем глаза следившая за сенсеем девушка заметила, что тот медленно отходит назад. — Не буду мешать...
— Куда же вы, сенсей? — реакция тела была быстрее разума.
Она. Схватила. Его. За руку.
Мысленно прокляв себя пару сотен раз, она отдёрнула руку, будто ошпарившись.
— Пойду... э... по дороге жизни.
Взглянув на Саске, девушка увидела понимание в его глазах. Она улыбнулась на прощание, он же поклонился и ушёл, оставив её с учителем наедине.
— Какаши-сан, мне нужно с вами поговорить.
Она подписала себе смертный приговор.
Говорят, что если мысленно считать, можно легко успокоиться. Повод начать, не правда ли?
Раз.
— Да, конечно. О чём?
Два.
Они медленно шли подальше от счастливой толпы, Какаши с удивлением смотрел вслед Харуно, что, шагая впереди мужчины, где-то в мыслях была далеко.
Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь... Двенадцать.
Всё ближе к концу.
Девушка резко остановилась и на выдохе произнесла:
— Вы мне нравитесь.
Получилось на удивление громко.
...Пятнадцать. Шестнадцать. Семнадцать.
— Даже больше: я люблю вас.
...Двадцать восемь. Двадцать девять.
— Сенсей, если откажете мне, то хотя бы прямо сейчас, — её плечи мелко дрожали.
— Мне жаль, Сакура.
Хотелось кричать. Его голос был слишком тихим. Эти слова были слишком короткими, слишком острыми: они вонзались в сердце, выкалывая его из груди.
А чего ещё ты могла ожидать?!
— Ты мне словно дочь, — его голос звучал виновато.
Нет.
Не извиняйтесь!
Вы не виноваты.
Хотелось самостоятельно выцарапать сердце из груди, вырвать его со всеми капиллярами, чтобы ничего не чувствовать.
— Я понимаю.
Сакура улыбалась.
Нет места сожалениям!
Из её глаз текли слёзы, но она улыбалась.
Ведь ей отказал человек, которого она по-настоящему смогла полюбить.