— Азирафаэль, я же сказал, нет!
Кроули щелчком пальцев материализует в руке пульверизатор и прыскает на почти завядшую фиалку, которую с некоторым состраданием разглядывает уже несколько минут. Надо бы её забрать у этого изверга, а то он не то что запугивать, даже поливать её забывает.
«Изверг» сидит на кресле напротив Кроули и виновато смотрит на растение. Впрочем, недолго.
— Почему?
— Я уже ответил.
Да, ответил, да ещё и несколько раз. И каждый раз врал. Но Азирафаэлю торопиться некуда, так что правду он сегодня вызнает точно.
— Кроули, за последние полчаса ты ответил на мой вопрос раз десять и каждый раз ответы отличались. Почему ты не можешь назвать реальную причину, по которой ты не можешь сейчас раскрыть свои крылья?
— Ангел, за последние полчаса ты спросил у меня, почему я не могу раскрыть крылья, раз десять, и ни один мой ответ тебе не понравился. Почему ты не можешь оставить меня в покое?
Аргументы у Кроули заканчиваются, а правду он говорить не собирается. В смысле, это и так должно быть понятно, нет? А если не понятно, то это уже проблемы Азирафаэля.
— Дорогой мой, я не могу оставить тебя в покое хотя бы потому, что ты сидишь в моём магазине и не уходишь. — Азирафаэлю, конечно же, ничего не понятно. Или, скорее, он делает вид, что не понятно.
Кроули тем временем недовольно признаёт, что аргумент вполне действенный. Мысленно, конечно же.
— А мне нужно уйти? — Кроули уже собирается позорно бежать от разговора, но Азирафаэль спохватывается:
— Нет, конечно, что ты. — Кроули падает обратно на диван, а Азирафаэль продолжает. — А ещё потому что ты лжёшь. Насчёт крыльев, я имею в виду.
Кроули предпринимает последнюю попытку.
— Ладно, хорошо… Если я раскрою крылья и это увидит кто-то из смертных, вопросов не оберёшься. А некоторые могут и с ума сойти.
По взгляду Азирафаэля он понимает, что попытка была жалкой.
— С каких это пор ты печёшься о душевном здоровье людей?
Кроули тихо рычит от досады.
— Ангел, просто признай, что крылья ты меня раскрыть не заставишь никаким способом и давай уже пить.
Кроули встаёт с дивана и щёлкает пальцами. Из-под стола выкатывается закатившаяся туда парочку споров назад бутылка. Азирафаэль недолго хмурится и молчит, а затем хитро улыбается и тоже встаёт. Ещё одним щелчком бутылка закатывается обратно.
— Уверен?
— Что?
Азирафаэль подходит ближе.
— Уверен, что не смогу?
— Абсолютно, ангел. — На самом деле, когда ангел так хитро (но всё-таки по-доброму) улыбается, уже не очень.
Азирафаэль аккуратно снимает с Кроули очки (тому внезапно начинает казаться, что он одной ногой на другом свете, потому что <i>так</i> ему на Земле никто улыбаться не может), подаётся вперёд и целует его.
Раз.
В тишине, повисшей в воздухе, раздается странный хлопок.
Два.
За спиной Кроули раскрываются два больших чёрных крыла.
Три.
Азирафаэль тихо посмеивается сквозь поцелуй и отстраняется.
Кроули пытается сдержать чрезвычайно глупую, но всё-таки счастливую улыбку.
— Мерзавец. — Восхищённо произносит он. Невольным взмахом крыльев где-то на заднем плане слетает с полки книга. Азирафаэль снова смеётся.
— Я знаю, дорогой мой.
Кроули снова дёргает крылом и сносит полку полностью. Правда, ни один из них не вздрагивает и не отводит взгляд. Это сейчас как-то не представляется возможным.
— У тебя прекрасные крылья, Кроули. Не стыдись их, пожалуйста.
— Так ты всё понял?
— Конечно.
Кроули глупо фыркает, будто говоря «Я так и думал» и втягивает Азирафаэля в объятия.
— И всё-таки это был нечестный ход, мой ангел. Нечестный и грязный.
Чёрные крылья распахиваются над ними щитом, окончательно свозя большинство книг с их мест.
— Я тоже тебя люблю.