забыл

изуку кричит; с надрывом, натужным хрипом, как загнанный в угол зверь, ослепленный болью, страхом и отчаянием. 

      изуку скулит; громко, со всхлипами и крупными слезами, так протяжно, словно обиженный щенок, не привыкший к грубости нового хозяина.

      изуку молчит.

      стены комнаты толстые, добротные, со звукоизоляцией. кажется, между стенами проложили не один изолирующий слой.

      все же, общежитие — шумное место, не удивительно, что оно построено с расчетом на устранение лишнего шума. эйджиро, вот, иногда занимается с грушей ночью, кьека может поигрывать на каком-нибудь инструменте, сато любит печь кексы под кулинарные программы на полной громкости, денки не редко играет в джойстик без наушников, момо проводит чайные церемонии, слушая документальные фильмы-

      всех их перед этим изуку встречает на кухне с трясущимся в руках стаканом и потерянным, опустошенным лицом.

      он не знает, когда это все началось: сразу после нападения лиги в u.s.j. или позже, в более поздних стычках. он не понимает, почему это происходит со всеми ними; почему приходится просыпаться от собственных криков, почему теперь нужно выключать боевики, почему аптечки в ванных комнатах на половину забиты успокоительными и снотворными.

      «почему»

      тысячи не заданных вслух вопросов вертятся на языке изуку и застывают, снова уходят куда-то туда, в самые закрома, а выходить не собираются. боятся.

      изуку тоже боится. и остальные не собираются храбриться, только подальше забиваются, в самый далекий, темный угол, чтобы наверняка.

      что с этим делать — не знают.

      изуку сидит в кабинете психотерапевта.

      диагноз птср — посттравматическое стрессовое растройство, характерное, в основном, для ветеранов войн и очевидцев боевых действий. доктор — женщина средних лет, с короткими, обрамляющими круглое лицо светлыми волосами, но удивительно холодными вишневыми глазами (изуку передернуло) — мягким голосом продолжала что-то объяснять мидории. он не слушал; разум ухватился за первую фразу. 

      «птср»

      «характерно для ветеранов и очевидцев боевых действий»

      изуку далеко не глупый, он вполне можно сложить два и два даже в полубессознательном состоянии. и ему не нравится то, что у него сейчас получается. 

      доктор смотрит в отрешенные зеленые глаза напротив, всматривается. мидория моргает. встает, кивает на слова о психотерапии и сеансах, о возможности медикаментозного лечения, о принятии себя и своей болезни, о-

      изуку благодарит, натягивая благодарно-усталую улыбку, чуть щурит глаза, смотря на психотерапевта — ее лицо простое, без особо выделяемых черт, со спокойно-поддерживающим выражением лица (красные глаза выжигают душу как тогда когда т-), он его не запомнит, даже если постарается — и закрывает за собой дверь с тихим хлопком. 

      за дверью стоит сенсей, за ним — еще несколько человек из 2-а и 2-б классов; кто-то обеспокоен своим состоянием, кто-то уже ходит на терапию. мидория же опустил взгляд в пол — как делал когда-то давно, еще в средней школе — и прошел мимо айзавы, кратко кивая на заданный, будто невзначай, шепотом вопрос: «ты в порядке, проблемный ребенок?»

      изуку подходит к открытому окну. опирается ладонями о подоконник, чуть поскрипывающий от веса, перенесенного на руки, наклоняется головой в проем; думает. легкий ветер ворошит волосы на затылке и лице, этаж, вроде, четвертый, с улицы пышет зеленью и летней прохладой, а пальцы чуть подрагивают, не переставая вот уже два месяца. может, чуть больше — если он верно помнит, когда это началось.

      вдох.

      пахнет азалиями.

      изуку не запомнит лицо врача, потому что не видит нужды напоминать.