Крылья

Изначально крылья были атрибутом ангелов, светлейших созданий в мире. И идеально им подходили — огромные, быстрые, такие белые, что глаза резало даже в Раю, где светлых оттенков было в избытке. В Аду, где преобладают красный и чёрный, от одного взгляда на ангельские крылья вполне можно было бы ослепнуть.

Но ни Люциферу, ни Лилит это больше не грозило. Ни одного из них не преследовали, вероятно, посчитав это ненужным, а сами по себе ангелы никогда не спускались в Ад. Им было по меньшей мере некомфортно здесь, Люцифер помнил это и понимал, он и сам не до конца привык к своему новому дому и боялся никогда не привыкнуть. И всё же то он, то Лилит периодически поглядывали на непривычно алое небо: нет ли там очередной угрозы? О том, что будет, если кому-нибудь из братьев придёт в голову догнать и уничтожить их, Люцифер старался не думать. Противостоять братьям у него не хватило бы сил.

Он ещё мог взлететь, чтобы дать им отпор, но крылья его, прежде едва ли не самые мощные в Раю, после падения начали меняться. Изменения эти были скорее в худшую сторону: белоснежные перья, первоначально резавшие взгляд своей белизной и чистотой, стремительно потускнели и стали пепельно-серыми, словно на них налипла вся пыль Ада, а затем потяжелели и потеряли былую силу и скорость, не говоря уже о манёвренности. Люцифер старался не оглядываться на них лишний раз, чтобы не терзаться воспоминаниями о том, какими они были. И каким был он сам. Воспоминания о прошлой жизни отдавали на вкус пеплом и сожалением, однако, будь у него возможность вернуться в прошлое и всё переиграть, все его решения остались бы неизменными, потому что ему казалось, что всё сделанное было правильным.

Даже если это стоило ему крыльев и никчёмного нимба, осыпавшегося пылью к ногам.

***

Лилит осторожно и невесомо, словно боясь прикоснуться, гладила его крылья, чертила невидимую линию от кончика последнего пера до обнажённых лопаток. Люцифер поглядывал на неё искоса, через плечо, и мелко вздрагивал от каждого касания к коже. До него дотрагивались и раньше — братья, Адам и его вторая, бесцветная жена, иногда даже Творец —, но никогда ещё чьё-либо прикосновение не вызывало у него дрожь и не заставляло кровь бежать быстрее и приливать к щекам. Не будь он падшим, решил бы, что надышался каким-нибудь газом и теперь отравлен, однако ни на ангелов, ни на подобных Люциферу никакая отрава не действовала. Это одновременно и радовало, и сбивало с толку, потому что иного объяснения тому, что с ним происходило, он не находил.

 — Твои крылья выглядят… не очень, — Лилит нахмурилась, безуспешно пытаясь подобрать нужное слово, а Люцифер отвернулся, пряча усмешку, потому что сам находил великое множество, но ни одно из них не имело положительного значения. — Неужели тебе не больно?

Она осторожно потянула за налившееся чернотой перо — и то оказалось у неё в руке, легко покинув крыло. Лицо Лилит исказила гримаса удивления и ужаса, и перо, машинально выпущенное из ладони, мягко приземлилось перед ней. Люцифер это скорее видел краем глаза, чем чувствовал, и развернулся к ней лицом, подавив вздох.

 — Это совсем не больно, — честно сказал он, и улёгся на землю, привычно положив голову на её колени. — Я просто ничего не чувствую. Ни когда теряю перья, ни… вообще.

Он замолчал и закрыл глаза, чувствуя, как Лилит запустила пальцы в его волосы. Теперь, когда крылья практически полностью утратили свой первоначальный цвет и стали ещё тяжелее, с трудом поднимая его в воздух, её прикосновения стали едва ли не самым лучшим из того, что осталось в этой жизни. Без неё он бы, пожалуй, бросился в одну из расщелин ещё на седьмой день после падения. Люцифер хотел бы сказать это ей, но не знал, как подобрать слова, чтобы она поверила. Совместная жизнь с Адамом, не знавшим ценности слов и считавшим их мусором, сделала её недоверчивой к любым словам, обращённым к ней.

 — Твоим крыльям может стать лучше? — спросила Лилит. Свободной рукой она подобрала или вытащила новое перо и осматривала его со всех сторон.

 — Наверно, — соврал Люцифер, не желая её расстраивать и не решаясь высказать свою точку зрения.

Сам он не верил, что возможно какое-то восстановление. Крылья — дар Творца, который он всегда забирает у тех, кто оспорил власть его. И надо бы отрезать их, пока не стало слишком поздно.

***

Это «слишком поздно» подкралось быстрее, чем он предполагал. В какой-то момент крылья омертвели окончательно и волочились за ним жутким плащом. Ещё не потерянные перья теперь стремительно осыпались. Люцифер, сам того не желая, оставил за собой длинный след.

 — Надо было отрезать, — задумчиво сказал он и осёкся, потому что впервые сказал это вслух. Краем глаза взглянул на Лилит, гадая, как она отнеслась к такой мысли.

Лилит, вопреки его ожиданию, не пришла в ужас и, казалось, даже не удивилась. Она сосредоточено кивнула — и вдруг предложила помощь.

 — Разве ты когда-нибудь держала в руках нож? — спросил Люцифер, не сумев припомнить ни одного такого эпизода ни в Раю, ни в Аду.

 — Нет, — спокойно ответила Лилит, но от него не укрылось, что её руки немного дрожали. — Но ведь мне придётся научиться с ним обращаться, верно?

***

Нож она, однако, держала умело, хотя дрожь в её руках так и не утихла. Люцифер не хотел ввязывать Лилит в это, всё-таки это было его дело и его крылья, но отказаться от помощи не мог. Сам он до основания крыльев не дотягивался.

— Надеюсь, это будет не так больно, как я думаю, — сказала она, примериваясь, и попыталась улыбнуться.

Люцифер, глядя на неё через плечо, улыбнулся в ответ.

 — С чего бы мне должно быть больно? Я ведь не чувствую их.

И всё же он ошибся.
Сначала не было ничего, но потом пришло жжение, на несколько мгновений позже появилась боль. Пульсирующая, постепенно нарастающая, обещающая со временем стать с трудом терпимой. По спине тонкой струйкой потекло что-то горячее, пахнущее железом. Лилит всхлипнула и остановилась.

 — Всё в порядке, — выдавил он. — Продолжай.

Немного помедлив, она всё же продолжила, и тогда Люцифер чуть не проклял и себя, и её. Отмершие крылья терять было также больно, как и живые, и это казалось до смешного несправедливым. Лилит шептала ему на ухо какие-то слова утешения, но он не расслышал ни одной, да и не хотел. А вот её прикосновения, тёплые и осторожные, чувствовал остро, как никогда раньше. От этого бросало в дрожь и закипала та кровь, что ещё не успела вытечь. Странное ощущение для ангела, пусть даже падшего, но Люциферу оно нравилось.
А ещё оно здорово помогало перенести боль.
 

***

Лилит невесомо поцеловала его над основанием крыльев и, вздохнув, уткнулась лбом ему в плечо. Произошедшее её совершенно вымотало, Люцифер не помнил, случалось ли такое когда-нибудь. Он старался не шевелиться, опасаясь побеспокоить не то Лилит, не то утихнувшую боль. И заодно пытался смириться с мыслью, что крыльев у него отныне совсем нет. Ни живых, ни отмерших, только воспоминания, которые следует задвинуть в самый дальний угол и больше никогда не доставать.
Однако залитую засохшей кровью спину предательски холодило, и это возвращало воспоминания обратно.

Лилит сонно зашевелилась и положила голову ему на плечо, пальцем провела по выступающему позвоночнику. В этом жесте не было ничего такого, но Люцифера едва не подбросило.

 — Как ты? — в её голосе не было ничего, кроме усталости и сочувствия.

 — Могу продолжать путь, — он дёрнул свободным плечом. Боль всколыхнулась, но быстро стихла вновь. — А ты?

Люцифер повернулся к ней лицом. Она выглядела бледнее обычного и была вся в крови, даже волосы, которым втайне завидовали многие ангелы, слиплись. Придётся искать хоть какой-нибудь водоём, чтобы тщательно вымыть их, но это, пожалуй, даже к лучшему, будет, чем заняться.

 — Тоже, — Лилит улыбнулась и встала. — Идём?

Уходя, он оглянулся в первый и последний раз. Кровь его впиталась в землю, а крылья… крылья остались лежать на ней, окровавленные, окончательно мёртвые и брошенные. Это было странно, смотреть на то, что не так давно было частью тебя самого, и Люцифер с трудом отвернулся. Сожаление о потере всколыхнулось в его душе — и вместе с ним нечто тёмное, злое, ранее пугавшее, а теперь совсем нет. Сожаление растворилось в нём без остатка, как не было его. На смену ему пришло злорадство.

Как тебе это, Творец? Это был твой величайший дар, потерять который всем нам казалось почти смертельным. И посмотри, что стало. Твой «дар» оставлен, а я, как оказалось, вполне могу без него.

Творец, прежде отвечавший, промолчал — или не услышал вовсе. Все знали, что он охотно говорит с ангелами и первыми людьми, но никто никогда не слышал, чтобы он общался с падшими.

Потому что не мог, вдруг понял Люцифер и едва не засмеялся. Творец не мог говорить с теми, кто не находится под его властью. А они оба уже давно вышли из его тени и никогда больше не вернутся.

И это стоило крыльев.