— Хорошо, — Корвус склонился над картой местности, где опытной рукой были отмечены нежданные препятствия: размытый паводком берег реки, завал на тракте и кромка леса, укрывшая засевших в засаде противников, — я выманю этих крыс для вас.

Раунхильд, великодушно держащийся рядом с Хальвардом, будто, чувствующий его смятение и замешательство от присутствия в самом сердце реильской военной компании, встрепенулся и неодобрительно взглянул на своего господина. Но если беспокойство на лице вранового жреца и было замечено Корвусом, тот оставил его без внимания.

— Почему бы не ударить в лоб? — один из представших перед царем полководцев, никак почувствовав угрозу своему воинскому достоинству, запротестовал. — Они недолго смогут держать позицию, у нас внушительный численный перевес, мы их попросту растопчем.

— И ты готов встать во главе строя и усеять телами моих солдат подход к лесу? — говорил Корвус спокойным чеканным голосом, не повышая оного, но его воевода вмиг покрылся багрянцем, словно пристыженный юнец. — Еще раз предложишь мне такое, Скарв, и я найду твоей тяге к самоубийству более достойное применение. Кто там укрепился, известно?

— Возле распятых на баррикаде виден стяг с кабаном.

— Вепрем, — поправил второй военачальник, осанистый седой реилец с изъеденным рябинами лицом. — Четвертый таламийский полк, ведомый Нигримом Свирепым. Или то, что от него осталось.

Корвус взглянул в сторону Хальварда:

— Тебе известно, сколько у него солдат?

Халь, непроизвольно стиснув зубы, отрицательно помотал головой. Даже если бы и знал, то не стал бы делиться такими сведениями, не для того он принял предложение Раунхильда. Но Корвус, словно, и не ждал от брата откровений, довольно ухмыльнувшись, он вернулся к созерцанию карты.

— Скарв, возьми два эскадрона. Обойдете завал, как только убедитесь, что лучники покинули свои посты. Придерживайтесь дороги, они сами к вам выйдут. Живым мне нужен только полководец. Очевидно, он тянет время, стоя у меня на пути, не просто так. Раун, организуй все необходимое для ритуала, — Корвус задумчиво постучал темными ногтями по крышке полевого стола. — Приведите мне командира провинившейся роты, пора и ему ответить за произвол. Приступайте.

Военные и жрец незамедлительно и без лишних вопросов разошлись от развернутого под открытым небом штаба.

— А ты, — Корвус вновь обратил свой взгляд на Хальварда, — получишь снаряжение и отправишься с отрядом.

— Разве тебе не хватает солдат? — угрюмо спросил Халь.

Томящаяся в ожидании колонна многотысячного войска, вытянувшись на много верст по тракту, бесспорно говорила о том, что хватало, и с лихвой. Хальвард не обманывал себя, рано или поздно ему пришлось бы встать против союзников, но он не ожидал этого так скоро. Особенно тяготило, что Корвус, испытывая или насмехаясь, направлял его против тех, с кем совсем недавно Халь делил трапезу да обсуждал победу над реильским царем.

— Не строй из себя праведника, — манерно проговорил Корвус, стягивая с плеч камзол и укладывая его поверх карты. — Будто таламийцев никогда не приходилось убивать.

Спорить Хальвард не стал, склоки и дележка Пограничья за годы его службы случались и не раз.

— Но ты прав, солдат предостаточно, — расстегнув манжеты и закатав до локтей рукава, Корвус жестом велел следовать за ним, — мне не хватает глаз, уж прости за двусмысленность. Укажешь на Свирепого, если понадобится, а после доложишь, как прошло.

Они направились к расчищенному месту на обочине, откуда хорошо просматривались и заостренные вершины засеки на дороге, и распятые на ее ветвях солдаты, и знакомый, к глубокому сожалению Хальварда, боевой стяг. Насытившись осенними дождями, река превратила пойму справа от тракта в непроходимую для многочисленной армии топь, слева же стоял безмолвный лес, и за его одетыми в золото кронами скрывалась смерть для любого, кто рискнет приблизиться к опушке. В подтверждение тому в дорожной пыли недвижно лежал отряд, посланный снять с завала мертвых реильских патрульных, а вместо этого ставший кормом для воронья.

Неподалеку от выбранного Корвусом участка выстроились в шеренгу конники, держа под уздцы своих лошадей, а рядовые спешно возложили груду поленьев высотой в пол человеческого роста и принялись разводить костер, так страшно напоминающий погребальный. Осматриваясь, Хальвард не обратил внимания, по чьей указке к нему подошел крепкий юноша. Тот назвался младшим оружником, оглядел Халя с ног до головы и, посетовав на его рост, удалился, чтобы через некоторое время вернуться увешанным снаряжением. Заметив на темной стали кирасы выгравированного ворона, Хальвард едва не отказался от нагрудника, решив, что лучше уж остаться в безликой кольчуге и пойти против лучников с непокрытой грудью, чем под вороним знаменем. Но, проглотив отвращение, Халь смог взять себя в руки и позволил юноше помочь облачиться в доспехи и опоясаться ремнем с ножнами, в которых, судя по удлиненной рукояти, покоился бастардов меч.

Размеренный гомон трудящихся солдат внезапно раскололся пронзительным криком. Обернувшись, Хальвард увидел, как в их сторону волокли связанного по рукам пленника, вслед за которым тянулась вереница врановых жрецов во главе с Раунхильдом. Пыльный, но богато украшенный поддоспешник выдавал в узнике причастность к старшим чинам, чего нельзя было сказать о его поведении — несмотря на солидный возраст, он истошно орал, вырывался и клял на чем свет стоит своих конвоиров. Правда, по мере приближения к невозмутимому Корвусу, истерика становилась все тише, а проклятия сменились робкими мольбами.

— Прошу, Государь… я не ведал о мародерстве, я не давал распоряжений, — затараторил поставленный на колени пленник, не смея поднять взгляд выше царских сапог.

— Разве тебя не учили, что за своих солдат командир отвечает головой? — от Хальварда не ускользнула нотка довольства в голосе Корвуса.

Во вскинутую господскую ладонь Раунхильдом был незамедлительно вложен тонкий нож, острием которого Корвус проколол подушечку указательного пальца.

— Взгляни на меня.

Пленник, вопреки приказу, еще больше сжался, припадая к земле. Но солдаты, что его удерживали, тут же потянули обратно, силой вынудив поднять потухший взгляд. Пока Корвус окровавленным пальцем выводил на лбу несчастного замысловатую руну, Хальвард, как завороженный, не мог оторвать глаз от багрового ручейка, что стек по переносице и ужасающей слезой пустился по щеке узника.

— Прошу, я могу еще послужить, — и ни капли надежды в голосе. — Позвольте мне погибнуть в бою.

— Ты послужишь куда лучше, — Корвус обошел пленника, взял того за волосы и быстрым, плавным, и не лишенным опыта движением вспорол ему горло.

К собственной глотке Хальварда подкатил тошнотворный ком. Пущенная кровь не шла ни в какое сравнение с тем, на что он насмотрелся на полях боя, но отчего-то видеть, как вот так без колебаний режут человека, словно скот, было донельзя мерзко.

По команде Раунхильда к жертве, которую по-прежнему удерживал за волосы Корвус, подошли врановые жрецы. У каждого в руках было по медной чаше, что поочередно прижимались к глубокой ране и наполненные сакральной жидкостью относились к ожидавшему конному отряду. В голове Халя не укладывалась дикость, за которой приходилось наблюдать, все это выглядело как какой-то дурной сон и не могло иметь ничего общего с привычным укладом жизни нормального человека. И тем не менее жрецы окунали в кровь жертвы свои пальцы и вырисовывали на нагрудных пластинах, на тех самых воронах, символы, шествуя от солдата к солдату, которые в свою очередь едва ли не со скукой ожидали окончания обряда. Хальвард поймал себя на мысли, что если кто-то из жрецов подойдет к нему, то он сломает тому руку. И, как-будто услышав эти мысли, Раунхильд остановил одного из них, ткнул пальцем в его чашу и направился к Хальварду.

— Это оберег от его же дара, — извиняющимся тоном проговорил старший жрец, очертив на нагруднике алую отметину. — Тебе нужнее остальных. Они тебя не знают.

— Они? — Хальвард пыхтел от сбившегося дыхания, поскольку кираса теперь казалась невыносимо тесной и сдавливающей грудь.

— Увидишь.

Раунхильд отступил к жрецам, что заканчивали свой скверный обряд, и Хальварду не оставалось больше ничего, кроме как продолжить следить за Корвусом. Как только последний символ был нанесен, тот отошел от жертвы на расстояние вытянутой руки, по-прежнему не отпуская волос.

— Будь добр, — обратился царь к одному из конвоиров.

Солдат извлек из ножен меч и точным ударом перерубил шею бывшему сослуживцу. Капли крови брызнули на бледные руки и темные одежды Корвуса, но его это совершенно не обеспокоило. Колдун быстрым шагом подошел к набравшему силы костру и вбросил в пламя отсеченную голову. Да замер перед ним, будто точеный истукан, разведя руки в стороны и обратив ладони к небу. Тошно пахнуло горящей плотью, из костра повалил черный дым, как от гнилых дров, только вместо того, чтобы потянуться вверх, густые клубы начали стелиться по земле. Поначалу Хальвард решил, что ему померещилось, но к своему ужасу он осознал, что это не так. От дыма отделились темные сгустки, десятки бесплотных чудищ невообразимых форм, и с резвостью гончих помчались в сторону леса.

Раздалась команда: «По седлам!» и конники выстроились на тракт. Корвус, не меняя позы, повернул голову и коротким кивком напомнил Хальварду о своем наказе.

Приблизившись к завалу, отряд замедлился, но долго ждать первые отчаянные вопли не пришлось. Одиночным рядом эскадроны миновали завал по кромке леса и вернулись на дорогу, куда начали высыпать, как обезумевшее зверье из горящей чащи, таламийские солдаты. А вослед им гнались черные тени. Чудища набрасывались, мгновенно обрывая жизни, словно само их касание было гибельным для людей. Тех же, кому удавалось оторваться, ждали солдаты Реилии. Таламийцы почти не сопротивлялись, многие в панике и вовсе не замечали на дороге врагов, живых, настоящих, с обнаженным оружием. Мечи опускались на спины бегущих безжалостно, неумолимо и вскоре тракт оказался усеян сотнями тел. Хальвард наблюдал, не приближаясь, пораженный страшной силой, что подвластна Корвусу. И недоумевал, на что вообще надеялся Свирепый, встав у него на дороге. Было ясно, как день, что это самоубийственная миссия, и даже при честном сражении, таламийский полк не смог бы унести достаточно жизней, чтобы хоть как-то повредить реильскому войску. У Хальварда созрела догадка, когда навстречу чернолатным солдатам вышел мало-мальски организованный отряд, не подчинившийся общей истерии. На Нигрима указывать не пришлось, он сам объявил о своем присутствии отказом сложить оружие. У горстки пеших таламийских солдат не было шансов против натиска конницы, но сражалась они отчаянно и рьяно до последнего, и прежде, чем пасть от тяжелого удара двуручного меча, Свирепый дважды выкрикнул: «За царя Невена!»

Неужто наследник Линнарда еще жив? Неужели Нигрим положил целый полк лишь для того, чтобы мальчик успел скрыться? Хотелось верить, что его жертва не окажется напрасной и, если царевичу и удастся спастись, то тот никогда не решит выступить против Корвуса.

Когда одержавшие легкую победу эскадроны вернулись, дежурные рядовые, орудуя топорами, уже вовсю разбирали завал, а на месте недавнего штаба успели развернуть центральную часть царского шатра. Хальвард спешился и направился к его входу. Никто не вставал у него на пути, не требовал вернуть снаряжение, и в затуманенной голове Халя промелькнула шальная мысль, что, если ему так и дадут войти с мечом к царю, остановится ли он, удержится ли от того, чтобы не закончить весь этот кошмар здесь и сейчас.

— Идем, покажу о чем я говорил, — голос Раунхильда за спиной вернул Хальварда к реальности.

Жрец, держа в одной руке кружку с чем-то резко пахнущим, отодвинул полог и нырнул внутрь шатра, и Халь последовал за ним. В полутени навеса он разглядел чашу для умывания на высоких резных ножках и оголенного по пояс Корвуса, склонившегося над ней.

— И что за проходной двор вы тут устроили? — недовольно проговорил он, взглянув на вошедших исподлобья.

— Ты сам велел доложить, как прошло, — отозвался Хальвард.

Корвус выпрямился, и при взгляде на него Халь невольно растерял львиную долю своей решимости и озлобленности, что накопились за время, проведенное на реильской стороне. И одетым Корвус казался необычайно худым и малокровным, сейчас же солдат видел, как через его тонкую кожу проглядывают ключицы и ребра, навевая мысли о тяжелой болезни, и как блестят алые капли на губах, которые он не успел смыть в купеле.

— Выпей, — вмешался Раунхильд и протянул своему господину принесенный отвар.

— О, это явно не ваомийское белое, — Корвус поморщился от одного запаха, но, тяжело вздохнув, все же осушил чарку. — Ты, никак, смерти моей хочешь, Раун.

— Никто ее не добивается сильнее, чем ты сам, — хмуро отреагировал жрец.

— До чего же ты наглым порой бываешь, — реильский царь расплылся в вымученной улыбке. — Чувствуешь свою безнаказанность?

— Распорядиться, чтобы разбили лагерь здесь? — Раунхильд попросту проигнорировал его слова.

Теперь-то Халь видел, что жрец и правда позволяет себе пререкаться с Корвусом, разумно наедине, не при подданных. И это явно было не общение господина с подчиненным, и Хальварду отчасти стало любопытно, что их связывало, почему Раунхильд следует за ним?

— Нет, — Корвус вернул своему жрецу кружку, — негоже царю показывать слабость сразу после демонстрации силы. Продолжим марш, как расчистят путь.

— Хуже будет, если царь выпадет из седла.

— Не выпадет, — отрезал Корвус, сердито сверкнув глазами, но, быстро смягчившись, добавил: — Но ты можешь приготовить еще этой дряни.

Раунхильд молча одобрительно кивнул и вышел из шатра.

— Ну, докладывай, удалось пленить полководца? — Корвус отвернулся от чаши и направился к ларцу в дальнем углу шатра, на крышке которого лежала одежда.

Его длинные волосы прикрывали почти всю спину, но на том участке, что открылся взору Хальварда не оказалось ни единого живого места. Кожа была изрезана старыми рубцами, от вида которых на сердце Халя неуместно защемило и он не сдержал тихого вздоха, на что их обладатель отреагировал коротким смешком.

— Он не дался живым, — после неловкой паузы ответил Хальвард.

— Жаль, — безразлично проговорил Корвус, застегивая рубашку, свежую, без подтеков крови принесенной жертвы. — Но ожидаемо.

— Кто тебя так? — осмелился спросить Халь.

Корвус поднял взгляд и устало улыбнулся:

— Путь из черни в цари был, скажем так, слегка извилист.