— Вот видишь, живее всех живых, — жарко выдохнула на самое ухо Арндис, крепко прижимаясь всем телом, будто не желая отпускать момент наслаждения.

Риван хмыкнул, зарылся лицом в ниспавшие русые волосы и стиснул в объятиях оседлавшую его Волчицу, прерывистыми вдохами втягивая аромат разгоряченной девичьей кожи и ощущая кончиками пальцев, как ее бьет мелкая дрожь. Отдышавшись, Арни отпрянула и сползла с него, вытянувшись рядом на едва пожелтевшей траве.

— О-ох, — насмешливо протянула она, — теперь можно и день начинать.

Риван повернулся на бок, подперев рукой голову, и не отказал себе в удовольствии лишний раз рассмотреть во всей красе лишь на первый взгляд хрупкую девушку. Тугие мышцы отчетливо обрисовывались под светлой кожей, и, даже вот так беззаботно подставляя свое тело ярким утренним лучам, она напоминала натянутую тетиву, тонкую, точеную, опасную. Взгляд скользнул по гибкой шее, по россыпи родинок в ложбинке меж небольших, но аккуратных грудей и остановился на широком рваном шраме, что разместился под одной из них. Удар был косым, иначе Арндис уже давно бы охотилась на серой пустоши подле своего бога, но страшная отметина служила верным напоминанием тому, что перед жрецом не просто молодая вспыльчивая девица, а закаленная в бою воительница.

— Террряете вррремя! — донеслось со стороны отдыхающих в полудреме лошадей.

— А ты не завидуй! — хохотнула в ответ Арндис, но все же поднялась.

Ворон, восседающий на конском крупе, оскорбленно нахохлился, чем еще больше развеселил девушку.

— Надо дать ему имя, — заявила она, поспешно натягивая одежду.

— Зачем? — пыл отступил, лежать на прохладной земле стало неуютно, и Риван последовал ее примеру.

— Как зачем? — Арни вытащила травинку, застрявшую в его волосах, и, хитро сверкнув глазами, продолжила: — Это мой лучший собеседник за все двадцать шесть зим жизни! Надо же к нему как-то обращаться.

— Ну раз так, называй.

— Знала я одного охотника, Каораном звали, умный мужик был, хитрый. Как тебе, а? — обратилась девушка к ворону. — Ну-ка, повтори. Каоран.

Ворон в ответ лишь молча склонил голову набок.

— По-моему, он не очень воодушевился, — усмехнулся Риван, за что был награжден укоризненным колючим взглядом.

— Ты же меня понимаешь, не притворяйся. Давай. Ка-о-ран. Нет? Ладно. Может, Каор? Скажи «Каор».

Ворон продолжал молча смотреть на девушку, всем своим видом выказывая недовольство излишним вниманием к себе.

— Скажи «Каор» или перестану кормить тебя сыром.

— Као! — громогласно взмолил ворон, расправив крылья.

— Ну, Као, так Као, — залилась звонким смехом Арни.

За перекусом Као получил свой заслуженный кусочек козьего сыра и, как все дни до этого, упорхнул, стоило путникам собраться в дорогу, изредка показываясь высоко над головами и возвращаясь во время стоянок.

По расчетам Арндис, они догонят медленно, но верно прущее к границам Гвинланда реильское войско через несколько дней. Вначале они сильно отставали, подготовка к дороге вышла долгой, а если бы Арни не смогла убедить Ривана, что нет ничего зазорного в том, что она возьмет все расходы на себя, заняла бы еще больше времени. Поскольку в деревушке путники могли рассчитывать лишь на плуговую кобылу, за подходящим вторым конем, к сожалению жреца, пришлось возвращаться в Равницу. Дальше рыночной площади въезжать не пришлось и быть узнанным Риван никак не мог, но жрец чувствовал себя крайне скованно в городе, неистово желалось еще глубже спрятаться в капюшон новой пелерины и поскорее покинуть место, где он едва не распрощался с жизнью. И совершенно не помогало понимание, что там, куда они движутся, было куда опаснее.

Непривычно осторожничала и Арни, выбирая путь. Когда дорога позволяла, она старалась увести их в сторону от тракта из-за опаски нарваться на патрули арьергарда. Избегали они и ночлега в поселениях, дабы не привлекать лишнего внимания, невзирая на то, что погожие дни бабьего лета время от времени разбавлялись проливными дождями, затрудняя передвижение.

И тем не менее, путники приближались к своей цели. Ривану никак не удавалось представить себе, как он поступит, когда они настигнут армию Корвуса. О том, что в лагерь к реильцам он пойдет один, сомнений не было, но что дальше? Как сделать так, чтобы его не приняли за лазутчика и не расправились на месте? Как донести до колдуна слова Бога-Ворона? Ведь, если в нем признают жреца, сначала Ривану предстоит встреча с Раунхильдом. Как тот отреагирует? Поверит ли в этот раз? И снова мысли тонули в потоке вопросов, от которых лишь росло беспокойство на душе. Жреца окутало мимолетное, но отчетливое горькое ощущение, что его ведут на привязи на убой. Он доверял мудрости своего бога, но вновь почувствовать на себе дыхание смерти совершенно не хотелось.

Окольный проселок сделал очередной виток, а густой лес впереди не оставил путникам никакого выбора, кроме как повернуть в сторону тракта. Но, стоило оказаться на широкой дороге, Арндис натянула поводья, остановив гнедую кобылу. Придержал коня и следующий за девушкой Риван. Прямо перед ними путь покрывала свежая насыпь, вдоль которой оказались разбросаны порубленные ветки и бревна, что все вместе, очевидно, было раньше частью засады. Насторожившись, Волчица перевесила сайдак с луком и колчаном с седельного крюка себе на спину, и пустила лошадь шагом. А за разобранной баррикадой, на устланной речным туманом дороге, путников ждало нелицеприятное зрелище.

Ривану никогда прежде не приходилось бывать на местах сражений и от вида такого количества павших солдат жрецу сделалось не по себе. А стоило увидеть, что на редких тарбарах вышиты головы вепря — того хуже. Арндис ехала молча, угрюмо опустив плечи, Риван же пытался не сводить глаз с крупа ее лошади, но взгляд то и дело падал на обезображенные смертью тела.

— Это была бойня, — сердито проговорила Волчица.

И только сейчас жрец заметил, что в большинстве своем солдаты лежат ничком и удары, отнявшие их жизни, приходились им в спины.

— Вот же сучьи потроха! — Арндис вновь остановила кобылу и резво спешилась.

Риван не сразу понял, что адресована ругань была не прошедшим по этой земле реильцам, а троим мужикам, склонившимся над телами.

— Убрали от него свои грязные лапы! — прорычала разъяренная Арндис, вложив стрелу на тетиву и нацелившись на мародеров.

Риван спрыгнул с коня, догнал девушку и увидел, что же ее так здорово задело: бесчестная тройка пыталась совладать с ремнями на покореженных командирских латах. Жрец не на шутку перепугался за Арндис. Несомненно, Свирепый был ей дорог, но ни один доспех не стоил чьей-либо жизни. Но не успел жрец ее одернуть, как слева от них послышалось:

— Кто это тут у нас такой крикливый?

От опушки леса, плохо различимые из-за треклятого тумана, в их сторону шли еще двое: один сжимал в широкой ладони рукоять колуна, второй же накладывал стрелу на тетиву собственного лука. Заляпанные поддоспешники на них могли говорить лишь об одном — мародеры грабили своих же. Итого, пятеро солдат против ловчей и жреца — плохо, очень плохо. Риван осмотрелся: подле убитых валялось немало оружия, что-нибудь он да успеет схватить. Вояка из него, конечно, никудышный, но все же какая-никакая помощь, если дело дойдет до драки. Неумолимая же ловчая навела кончик стрелы на лучника и прошипела:

— Забирайте, что хотите, а полководца не трожьте.

— Да ну? — усмехнулся мужик с топором. — Как-то нечестно выходит. Это из-за него они тут все лежат в пыли, из-за него мы прятались столько дней у лесу. А теперь “не трожьте”? Нет, девица, так не пойдет. Давай-ка лучше я тебе скажу, что делать. Ты опустишь оружие, а мы тебя не убьем. Помнем немного, — расплылся он в похотливой улыбке, — но не убьем.

Риван отчаянно искал в голове способ вмешаться, защитить Арни, пока не случилось непоправимое, но, кажется, впервые ему нечего было сказать. Да и словами тут явно уже не помочь.

— Ну, попробуй, — невозмутимо проговорила Арндис, не опуская взведенного лука.

— Прррочь!

На дорогу между ними едва ли не камнем приземлился Као, взмахом мощных крыльев вспенив туман, и тут же поднялся обратно в воздух. Потревоженные клубы неестественно загустели, потемнели и приняли странные рваные формы. Мародеры тут же изменились в лице. Лучник в испуге спустил тетиву, но стрела ожидаемо прошла сквозь дымку. Грязно выругавшись, он бросился в сторону первой тройки, те же в свою очередь оставили тело Нигрима в покое и растерянные наблюдали за происходящим. От почерневшего тумана отделилась отчетливая четырехлапая фигура и ринулась следом. А за ней и вторая. Третья же, перетекая из одной причудливой формы в другую, накинулась на солдата с колуном.

— А ну изыди, колдовское отродье!

Но и топор не нанес никакого вреда черному туману. Стоило же тому коснуться своими изменчивыми лапами груди мародера, он страшно захрипел и повалился на землю.

Арни попятилась, уткнувшись спиной в грудь Ривану и замерла. Второй раз за день жрец почувствовал, как девушку трясет, только, к его изумлению, в этот раз от страха. Он не знал, что видит перед собой, но понимал, что остальные не в первый раз с таким сталкиваются. Солдат затих, а отродье растворилось в тумане, словно и не было его тут вовсе. Впереди послышались крики, никак туман догнал остальных, но Риван не стал поворачивать голову в их сторону. А вскоре все стихло.

Арни резко отпрянула от Ривана и обернулась. Милое личико было перекошено смесью гнева и ужаса, и жрец, отчего-то, чувствовал свою вину. Ничего не сказав, девушка уверенным шагом направилась в сторону Свирепого.

— Помоги, — скомандовала она, и Риван послушался.

Вдвоем они смогли поднять тело полководца, и отнести на обочину, куда указала Волчица.

— Он был славным мужиком и храбрым воином, — сухо промолвила Арни. — Он заслуживает лучшей участи, чем гнить на дороге.

Затем она вернулась к угрожавшему ей солдату и подобрала колун.

— Дай, — сказал жрец и забрал топор из ее рук.

Пока Риван рубил поленья для погребального костра, Арни молчала. Не проронила она и слова пока укладывали Свирепого и поджигали ветви. Прощались с полководцем в полной тишине, стоя плечом к плечу.

— Перерезать тебе ночью глотку, раз ты так ему нужен, что аж призывает этих тварей на твою защиту.

Сердце гулко екнуло в груди и нутро похолодело от ее слов. Было страшно и больно слышать это от нее. Но Риван понимал и признавал опасения Волчицы, уверенности в том, что он все правильно делает, становилось все меньше и меньше. Как только ей об этом сказать, он не знал. Внезапно девушка уткнулась жрецу в плечо, позволив себя обнять и тихо добавила:

— Но разве поднимется на тебя рука...