Он был одет как художник из французских фильмов: беретка, заляпанное бежевое пальто, маленькая книжка в руке.

Когда я впервые его увидел, я подумал, что у него нет шарфа.

К нему приклеился запах чая с корицей: неудивительно, ведь у него всегда с собой был термостакан.

У него была неаккуратная чёлка, а одну прядь, казалось, вообще никогда не обрезали.

У него постоянно замерзали руки.

Я видел это по покрасневшим пальцам и редким неаккуратным мазкам кисточки. Иногда мне хотелось отдать ему свои перчатки.

Его звали Ацуши Накаджима.

Я нередко видел, как он рисует. Мы пересекались случайно.

Иногда он стоял на набережной. Иногда - около фонтана в городском парке. Иногда на одной из старых улиц города, по которым ходил Акутагава.

Когда был дождь - он заходил в какую-нибудь кофейню и рисовал уже там.

Я никогда не видел, кого или что он рисует. Не потому что он не показывал - я сам не хотел смотреть. Я больше следил за кистью, за длинными пальцами, за задумчивым взглядом в синее небо и за той непослушной прядью, что металась во все стороны, ведомая ветром.

Потом он растворился среди всё таких же просторных скверов, низких домов и уютных кофеен. Говорили, он переехал в другой город.

А потом мне пришло письмо.