Любовь - это химия

— Антон, ты там в порядке? — раздался за дверью обеспокоенный голос Арсения. Чёрт, когда он успел проснуться? Наверное, услышал скрип паркета, хотя Шастун старался идти как можно осторожнее. Борясь с подступавшей к горлу тошнотой, Антон с трудом поднял голову и прохрипел:

— Д-д-да...

Да уж, убедительнее некуда. Теперь только идиот не догадается о его состоянии.

За дверью повисла тишина, нарушаемая лишь звуком льющейся воды где-то за стеной. Антон прислушивался к собственному прерывистому дыханию.

— Это началось, да? — еле слышно произнёс Арсений. Антон промолчал, понимая, что ответ и так слишком очевиден. Он лишь надеялся, что его не стошнит прямо сейчас.

За дверью раздались быстрые шаги, а через секунду хлопнула входная дверь. "Арс!" — с опозданием позвал Антон, но квартира уже опустела, и его голос потонул в окружающей тишине. 

Будь ты проклят, мышьяк.

***

"Тебе везёт, ты кислород", — твердили Антону с самого детства, и он кивал, ещё толком не осознавая, почему его считали счастливчиком.

"Держись подальше от ядов", — предупреждала его мама, отпуская на прогулку, и он, как хороший мальчик, слушался её. То же самое повторяли и в школе на уроках, для лучшего внушения показывая детям страшные фильмы о людях, решивших нарушить это правило. Кожа болезненного оттенка, лица, перекошенные от невыносимой боли, рвота и кровотечение — увидев эти кадры один раз, их не забудешь никогда. Многие дети выходили из класса в слезах, но запоминали на всю жизнь: нет ничего опаснее ядов.

Лучшим уроком для Антона стал случай, произошедший с ним в восьмом классе. После трёхдневной экскурсии у всего класса, включая самого Антона, резко ухудшилось самочувствие. Несколько человек даже попали в больницу, и не на шутку перепуганные родители потребовали провести расследование в школе. Их худшие опасения подтвердились: один из детей оказался ядом, пока ещё слабым, но всё-таки смертельным. Наверное, он и сам не до конца понимал свою сущность и уж точно не хотел никому причинять вред. Вот только взрослым было плевать.

Антон до сих пор помнит лицо того мальчика, когда его увозили. Тот плакал, не сдерживая слёз, кричал и вырывался, но учителя и санитары в защитных костюмах успокаивали его: мол, не бойся, мы тебе поможем, больше ты никому не сможешь причинить вред. В какой-то момент Антон столкнулся с ним взглядом и прочитал в его глазах искреннее непонимание: почему его забирают? Чем он провинился? 

По школе ещё долго ходили слухи о том, что мальчик поправился и стал "нормальным". Что имелось в виду под словом "нормальный" почему-то не уточнялось, да Антон и не хотел этого знать. Он уже тогда понял, что мальчик безвозвратно изменился, и какая-то часть его личности погибла.

В следующий раз он увидел этого мальчика только в следующем году. Из вечно весёлого заводилы, каким он был до этого, он стал тихим, застенчивым ботаником. Ему больше не нравились дворовые игры – вместо них он погрузился в учёбу. Книги заменили ему реальных друзей, а школа стала вторым домом – в общем, идеал ученика. Преподаватели были в восторге, да и родители оценили такую перемену, как большой прогресс, как будто даже не заметив, что собственноручно уничтожили целую личность, подменив её какой-то бледной копией.

Впоследствии Шастун ещё не раз слышал о ядах. Они рождались довольно редко, чаще всего в семьях, где хоть один элемент был ядовитым, но бывали и "сюрпризы", когда в совершенно, казалось бы, нормальной семье появлялся ребёнок-яд. Не найдя более гуманного способа борьбы с ними, яды продолжали насильно увозить и "лечить". О мнении ядов никто, конечно, не заботился. Главное — обезопасить общество. Только Правило оставалось неизменным: ни в коем случае не контактируйте с ядами и уж тем более не заводите с ними отношений — иначе химическая реакция станет необратима.

Антон Шастун всю жизнь подчинялся Правилу и верил, что поступает правильно. Казалось бы, нет ничего проще, нужно просто избегать общения с ядами, думал он тогда — и серьёзно заблуждался. Некоторые вещи невозможно контролировать, и одной из таких вещей является любовь. Если она настигает тебя, то ты, считай, пропал. Она может убивать посильнее любой известной миру отравы, но когда ты влюблён в яд, получается убийственная смесь.

Для Антона личным ядом стал Арсений Попов.

***

Когда Антон наконец-то покинул ванную комнату, за окнами уже давно рассвело. Вопреки ожиданиям, его состояние совсем не улучшилось после очищения организма. Это и неудивительно: Арсений провёл в этой квартире так много времени, что она вся пропиталась им. Его присутствие чувствовалось повсюду: в смятой постели, в двух чашках кофе, оставленных на кухонном столе со вчерашнего вечера, в вещах, принадлежащих Арсу и разбросанных им по всей квартире Антона.

На самом деле Антон заметил признаки отравления ещё несколько недель назад, но не хотел говорить об этом Арсению. Он знал, как тот отреагирует, поэтому тщательно скрывал тошноту, непрекращающуюся головную боль и недомогание за расслабленной улыбкой и внешней весёлостью. Всё-таки годы игры на сцене не прошли для него даром — он научился притворяться.

Потом Арсений на какое-то время уехал к себе, в Питер, и это дало Антону небольшую передышку, чтобы подлечиться. К счастью, Дима знал подходящего доктора, который специализировался на лечении людей, пострадавших от ядов. Доктор не задавал никаких вопросов, вероятно, по указанию Димы, хотя по нему было заметно: он о чём-то догадывается. На протяжении всего курса лечения он деликатно молчал и только в самом конце задал единственный вопрос:

— Скажите, моё лечение ведь не напрасно? Я надеюсь, вы не повторите своих ошибок?

Антон уже хотел соврать, как всегда делал в подобных случаях, но доктор смотрел на него так внимательно, что, казалось, глядел прямо в душу, поэтому Шастун лишь неопределённо пожал плечами и промолчал. 

Доктор покачал головой и тяжело вздохнул:

— Что ж, кто бы это ни был, я надеюсь, этот человек стоит таких мучений. Но на всякий случай я оставлю вам номер клиники. Не для вас, а для него.

Антон принял визитку, протянутую доктором, и, даже не взглянув на неё, положил в карман. Шастун знал, что ни он, ни Арсений никогда ей не воспользуется. По-хорошему, её надо было выбросить в мусорку ещё тогда, в больнице, но почему-то Антон не сделал этого, принеся визитку домой и оставив на самом дне ящика стола. 

Лечение действительно помогло: уже через пару дней Антон чувствовал себя намного лучше. Яд ушёл из организма – правда, ненадолго. После возвращения Арсения его состояние стало ухудшаться с каждым днём. Скрывать симптомы отравления становилось всё тяжелее, и Шастуну приходилось выдумывать самые немыслимые оправдания, чтобы Арс ничего не заподозрил. Конечно, Антон понимал, что это глупо: обманывая Арса, он мог лишь отсрочить неминуемый разговор – и, вероятно, расставание, — но ничего не мог с собой поделать. Это превратилось в некий мазохизм: любить Арсения и страдать от каждой минуты с ним, но продолжать упорно убивать себя, как последний идиот. Наверное, именно так ведут себя наркоманы. Да, точно: Антон был наркоманом, окончательно и бесповоротно подсевшим на мышьяк, не мыслящий жизни без него и поэтому медленно увядающий.

Да уж, Арсений этого точно не одобрит.

"Впрочем, рано или поздно всё равно пришлось бы ему сказать", — рассуждал Антон, медленно, с трудом передвигая ноги, идя к окну, чтобы проветрить квартиру. Ему ужасно хотелось пить, а ещё больше - курить, но в последнее время стоило только Антону затянуться сигаретой, как его чуть ли не выворачивало наизнанку. Измученный отравой организм просто не мог вынести ещё и никотин.

Антон почувствовал, что его бьёт мелкая дрожь. Он даже не смог открыть окно: руку так сильно трясло, что он не мог ей управлять, постоянно промахиваясь мимо оконной ручки. Громко выругавшись на своё бессилие, Антон прислонился лбом к холодному стеклу и закрыл глаза. Перед ними тут же забегали круги, а пол зашатался, как во время землетрясения, и Антону пришлось схватиться за подоконник, чтобы не упасть. Оконное стекло приятно холодило, и мысли Антона чуть прояснились. Он резко распахнул глаза и начал размышлять над планом действий. 

Очевидно, он должен дождаться Арсения, ведь рано или поздно он вернётся сюда, чтобы поговорить или, что вероятнее, собрать вещи. Ещё в начале их отношений, всего несколько месяцев назад, хотя это время казалось целой вечностью, Арсений сказал, что уйдёт при первых признаках отравления. Рациональное решение, но никто из них всерьёз не думал, что до этого может дойти. Одно дело — незнакомые им люди со школьных видео, где все яды непременно изображались непривлекательными, коварными злодеями, а обычные люди — невинными и беззащитными жертвами, и совсем другое дело — реальность. Тут всё намного сложнее. Им просто не хотелось верить, что эти жуткие истории когда-то коснутся их.

А ведь ничего не предвещало беды...

Приятные воспоминания накрыли Антона с головой, и губы тронула улыбка.

***

— Арсений Попов.

— Антон Шастун.

Они обменялись рукопожатиями, вежливо улыбнулись друг другу, а потом сосредоточились на подготовке к съёмкам. В тот день они ещё не успели толком познакомиться, хотя кое-что Антон заметил сразу: Арсений Попов был не похож на других. Простые элементы видны сразу: таким был Дима Позов — калий. Были и формулы посложнее, которые уже с первого раза не угадаешь: например, вода, то есть Серёжа Матвиенко. Но Арс был чем-то совершенно иным, и это не могло не привлечь внимание.

Так начались съёмочные будни. Всё изменили прикосновения: случайные и короткие, но очень осторожные. Шастуну нравилось ощущать пальцы Арсения на своей коже, и он не мог сдержаться, чтобы не дотронуться до него в ответ. Конечно, он делал это осторожно, боясь, что Арс что-то заподозрит, но в итоге слишком увлёкся. Правда, за пределы импровизации прикосновения не выходили, и между съёмками Антон и Арсений оставались всего лишь коллегами. Они позволяли себе редкие встречи, но всегда в компании других импровизаторов — и никогда не пытались перейти границу дозволенного.

Потом прикосновения превратились в переглядывания. Шастун заметил, что куда бы он посмотрел, то везде натыкался на синие глаза Арсения. Тот сразу же отводил взгляд, делая вид, что рассматривает какой-нибудь предмет интерьера, но Антон не мог не ощущать, как тот наблюдает за ним краем глаза и смотрит ему вслед.

Переглядывания переросли во встречи. Пожалуй, это был лучший этап их отношений: они ещё не были парой, просто друзьями, ничем друг другу не обязанными. Антон и сам не мог сказать, каким образом они начали проводить время вместе. Может, они сблизились во время концертного тура, а может, просто внезапно осознали, что у них так много общего и они понимают друг друга с полуслова. В общем, это просто произошло, и оба восприняли новый этап отношений, как само собой разумеющееся. 

Единственным вопросом, который продолжал волновать Антона, был: кем всё-таки является Арсений? Ни разу в разговоре тот не упомянул свой элемент или формулу, даже не намекнул, а прямые вопросы любопытных журналистов он упорно игнорировал. Если кто-то случайно упоминал об этом в разговоре, Арс старался перевести тему. Как-то раз Антон пошутил об этой скрытности: мол, Арсений настолько крут, что является самой таблицей Менделеева, но слишком скромен, чтобы в этом признаться. Шутка была, мягко говоря, не самая удачная, но Арс почему-то рассмеялся. 

Когда они остались наедине, Антон получил первый и единственный комментарий Арсения по этому поводу:

— Больше не шути на эту тему. Пожалуйста.

И Шастун послушался его, хотя продолжил мучиться в догадках.

Конечно же, их встречи не могли остаться без внимания. Фанаты и без того были твёрдо уверены в том, что они пара, но с каждым новым выпуском их подозрения стали укрепляться. Они тоже мучились в догадках, каким же элементом является Арс, поэтому строили совершенно безумные, по мнению Антона, теории. Они перебрали все, даже редчайшие элементы, и дошли до сложнейших формул, но так и не приблизились к истине. 

Всё пошло не так после их первого поцелуя. Он произошёл спонтанно, неожиданно для них обоих. Они встретились в перерыве между съёмками. Только что они отыграли импровизацию, где Арсений был неверной женой, а Антон — любовником. Они так вошли в роль, что не сразу услышали, как прозвучал сигнал "стоп". Каким-то образом во время игры Антон оказался так близко к Арсению, что почти касался его. Тот и не думал как-то подвинуться, отойти: наоборот, он начал подыгрывать ему на радость фанаткам, сидящим в студии. Вероятно, в тот день у них прибавилось материала для так называемого "шипперства". Даже жаль, что они пропустили самый важный момент.

После съёмок Антон и Арсений столкнулись нос к носу в дверях гримёрной. Антон дёрнулся вправо — то же самое сделал Арсений, сдвинулся влево — и снова уткнулся в Попова. Глупее ситуации и не придумаешь! Так и не сумев разойтись, они замерли напротив друг друга — пронзительно голубые глаза напротив ярко-зелёных. Наверное, они оба отключились в эту секунду, впервые находясь так непозволительно близко. А потом…

Антон до сих пор не знает, как объяснить то, что произошло потом. Это была словно вспышка, заставившая их одновременно прильнуть друг к другу. Как магнитом их притянуло друг к другу, и их губы на мгновение соединились. 

Поцелуй получился неловким и очень коротким. Арсений отпрянул от Антона так резко, что едва не упал. В его глазах читался искренний ужас, как будто только что произошло всё самое страшное, что можно придумать. Никогда до этого Антон видел, чтобы человек был так испуган. Но что произошло? Неужели причина в нём самом?! В голове Антона пронеслись тысячи объяснений странной реакции Арса, включая самые невероятные, но прежде, чем он успел что-либо спросить, Арсений, буркнув себе под нос нечто невразумительное, умчался прочь.

***

В коридоре послышался звук открывающейся двери, который прервал воспоминания Антона. Вот он – момент истины. Шастун вдруг пожалел, что не подготовил речь. Арс наверняка будет задавать вопросы, на которые у Антона пока нет ответов, а значит, нормального разговора не получится.

Он медленно обернулся и увидел силуэт Арсения, неподвижно стоящего в конце коридора. Мужчину скрывала темнота, и разглядеть выражение его лица было невозможно. Антон невольно сделал шаг навстречу, но тут же пожалел об этом — Арс отпрянул от него, и было в этом движении что-то отчаянное, почти паническое.

— Когда ты впервые ощутил симптомы? — спросил Арс, и от его убийственно спокойного голоса Антону стало жутковато. Он бы понял, если бы он кричал, матерился, всё что угодно, только не эта жуткая невозмутимость, способная буквально свести с ума.

— Три недели назад, — хрипло ответил Антон и закашлялся. Ему показалось, что Арсений дёрнулся в его сторону, но нет: он так и стоял в темноте, на расстоянии. Ещё никогда коридор не казался Антону таким длинным.

— Почему ты мне не сказал? — так же ровно спросил Арс. Ни единой эмоции — так могут разговаривать роботы, но не живые люди.

Антон замялся, пытаясь подобрать правильные слова. Что он мог сказать? То, что он подсел на мышьяк? То, что он не хочет разрыва отношений? То, что, в конце концов, он полнейший идиот, который не мыслит жизни без Арсения?

— Просто не хотел тебя беспокоить, — наконец ответил Шастун. Это прозвучало настолько по-детски, что Антон поморщился от этой глупой и банальной фразы, но в данный момент это было его единственное оправдание. 

— Шаст, мы же договаривались... — голос Арса чуть дрогнул. Он явно терял контроль над собой – что ж, это хорошо, это уже больше похоже на человека. — Мы договаривались, что как только ты что-то почувствуешь, то тут же скажешь мне! Шаст, мать твою... — на Арсения упал солнечный луч, и Антон увидел, как в его голубых глазах отразилась невыносимая боль.

— А чего ты, блять, ожидал? — пошёл в атаку Антон. — Мы оба, блять, знали о последствиях! Я думал, ты готов к тому, что может произойти. Иначе нахера ты вообще начал… всё это?

Получилось грубее, чем он планировал. Сказывалось его отвратительное самочувствие: тошнота вернулась, а ноги подгибались из-за дрожи по всему телу. Судя по взгляду Арсения, тот прекрасно видел, что творится с Антоном, и с трудом сдерживался, чтобы не подойти к нему, но не мог: боялся навредить.

Возникла долгая пауза. Арсений молчал, как будто собираясь с мыслями, но не решаясь что-либо сказать. Тишина стояла такая, что Антон мог слышать, как наверху тихо беседуют их соседи. Как будто призраки общаются — жуть. 

— Ну и что дальше? — не выдержал Антон. Ему надоела эта игра в молчанку: хотелось поскорее разобраться во всём, услышать «вердикт» Арса и закончить наконец этот тяжёлый разговор. Правильно говорят, что ожидание казни во много раз страшнее самой казни. Шастун больше не мог ждать: давай, Арсений, руби.

Арс издал вздох, больше напоминающий стон, который тот изо всех сил старался подавить.

— Я не знаю, — начал Попов. Слова явно давались ему с трудом. — Просто... я тоже недавно кое-что заметил… — он поднял голову, позволяя лучам высветить его лицо, и впервые за весь разговор посмотрел Антону прямо в глаза, — у меня начались проблемы с дыханием. Стоит мне удалиться от тебя, как я начинаю задыхаться. Впервые это произошло в той командировке… Ну, ты помнишь? Я вернулся раньше положенного срока. Просто понял, что если задержусь там ещё хоть на день… 

Он резко замолчал, но договаривать фразу и не требовалось. Антон и так всё понял. Только сейчас он обратил внимание на то, как тяжело Арсений дышит: как будто только что пробежал марафон и теперь пытался восстановить дыхание, но у него никак не получалось. Почему-то Шастун не удивился. Чего-то подобного он в глубине души и ожидал всё это время. Было бы странно, если бы химическая реакция, которая произошла между ними, затронула только кого-то одного. К сожалению, так устроен мир – они отравлены друг другом. Им остаётся только два пути: вместе довести её до конца или вылечиться, навсегда перестав быть самими собой, — и ещё неизвестно, какой из вариантов предпочтительнее.

— Антон, когда тебя долго нет рядом, мне не хватает кислорода, — наконец закончил Арсений. В другой ситуации Антон бы отреагировал на эту фразу — отшутился бы, смутился, не важно, — но сейчас у него не хватало сил даже на банальное проявление эмоций. Борьба с ядом отнимала слишком много энергии. 

— Вот оно как… — только и смог ответить Антон. 

— Думаю, нам нужно какое-то время побыть на расстоянии, — сухо предложил Арсений, — а потом разберёмся.

Антон кивнул. Как ни больно это признавать, но это был единственный выход из сложившейся ситуации. Он чувствовал, что скоро совсем загнётся, и тогда уже ни один доктор не сможет ему помочь. Нужно дать организму очиститься — так и думать будет легче. 

Хлопнула дверь. Арсений ушёл в спальню, тем самым поставив точку в разговоре. 

«Интересно получилось, — как-то отстранённо подумал Антон, невидяще глядя в то место, где пару секунд назад стоял Арсений, — фактически мы не расстались, но уже, вроде как, и не вместе». 

За стеной послышались шаги – это Попов начал бродить по комнате туда-сюда. Антон по привычке потянулся за сигаретой, но потом вспомнил, что вынужденно бросил курить. Мышьяк давно заменил ему никотин. Безумие: нормальный человек, наверное, давно бы остановился, сбежал ещё тогда, когда узнал о мышьяке, но только не Антон. Чего он ожидал? Вероятного, какого-то чуда, которое бы нарушило все законы природы и позволило бы ему быть с Арсением. И, как видно, Арсений тоже верил в чудеса, раз они зашли так далеко.

Просто химия между ними была так сильна, что они не могли не попробовать.

***

Уже на следующий день после нежданного поцелуя Арсений пригласил Антона, как он написал, «на прогулку». Тот сразу же понял, что Попов хочет поговорить с ним наедине – и не сложно догадаться, о чём именно. Им определённо нужно было обсудить произошедшее: поцелуй послужил катализатором для какой-то химической реакции, и они не могли оставить это без внимания. Когда вся жизнь основана на химии, людей с детства учат прислушиваться к внутренним ощущениям и любым изменениям в организме, и поцелуй совершенно точно что-то сотворил с Антоном: всю ночь он не мог заснуть не только из-за донимающих его мыслей, но и из-за странных ощущений где-то внутри. Практически бабочки в животе, только во много раз хуже. Кто бы мог подумать, на что способен один-единственный поцелуй.

Вот только оставалась одна проблема: он до сих пор не знал, каким же элементом является Арс. От этого знания могло зависеть всё, поэтому Шастун твёрдо решил выяснить это при встрече.

Когда Антон прибыл, Арсений уже ждал его, спрятавшись в тени домов вдали от посторонних глаз. Выглядел он предельно серьёзно.

— Антон, то, что произошло вчера, — начал он без предисловий, — было ошибкой…

— Какой ты элемент? — перебил Антон, не желая выслушивать его оправдания и клишированные объяснения.

— Что? — сначала не понял Арс. Ну, или сделал вид, что не понял.

— Какой ты элемент, Арс? — терпеливо пояснил Антон, не сводя с Арсения взгляда. 

Тот замялся. Шастун мог видеть, как тот колеблется, не решаясь сказать ужасающую правду, но и не желая лгать. В конце концов, не выдержав пристального взгляда Антона, который намеревался добиться от него ответа, Арсений признался:

— Я мышьяк.

Слова потонули в городском шуме, который скрыл их от посторонних ушей, однако Шастуну показалось, будто весь мир замер, и все прохожие смотрят только на них. Мышьяк – это прозвучало, как приговор. Испокон веков считалось плохой приметой, если кто-то произнесёт вслух название яда, поэтому Антон не сумел подавить дрожь в теле, вызванную этими, без сомнения, страшными словами.

Но, как говорится, запретный плод сладок. Наверное, именно в этом кроется причина невероятной привлекательности Попова. Чем опаснее яд, тем он красивее — это закон природы. И Шастун был не из тех, кто способен не поддаться на искушение. 

— Знаешь, я как-то читал, что яд в малых количествах может быть даже полезен, — робко начал Антон.

— Да, я тоже где-то это читал, — в глазах Арсения читалась неуверенность. — Но я не хочу рисковать, — он нервно сглотнул. — Моя бывшая жена... она... была титаном — едва ли не самый крепкий металл. Мы рассчитывали, что реакции не произойдёт — слишком разные элементы мы с ней были, но... 

Он сделал паузу, как будто собираясь с силами, чтобы продолжить рассказ.

— Она почувствовала симптомы отравления через год, и на тот момент было уже поздно что-то делать. Мой яд... слишком силён. И знаешь, это... — последние слова дались ему с трудом, — невыносимо. Наблюдать, как из-за меня страдают другие.

Его голос так дрожал, что Антон в неосознанном движении потянулся к нему, сам не зная для чего, но Арс быстро пришёл в себя и продолжил, уже более спокойно и решительно:

— Я больше не хочу причинять никому боль.

На Антона напал иррациональный страх. Они что, расстанутся, так и не начав толком встречаться? После всей той химии, которая тянула их друг к другу? Конечно, разумом Антон понимал, что им никогда не быть вместе. Здравый смысл буквально кричал ему: «Беги от него, вспомни Правило!», однако вся его натура противилась этому, не в силах противостоять чарующей привлекательности Арсения, его ядовитости.

— С другой стороны, с ней я никогда не чувствовал такой же химии, как с тобой, — вдруг произнёс Арс, и Шастун замер, боясь услышать продолжение фразы. — Говорят, если элементы предназначены друг другу, то ничто им не помешает быть вместе.

На этих словах сердцебиение Антона участилось вдвое.

— Пообещай мне, что не будешь рисковать и скажешь, как только почувствуешь симптомы отравления. Пожалуйста, — наконец произнёс Арс.

— Конечно же, я сообщу тебе, я ж не мазохист, — с готовностью отозвался Антон, расслабленно выдохнув, но Арсений покачал головой.

— Пообещай.

Шастун никогда не давал клятв, но в этот раз он не стал возражать: ситуация была предельно серьёзной. Глядя Арсению прямо в глаза, подойдя к нему практически вплотную, он прошептал:

— Обещаю.

Арсений кивнул.

— Вот и хорошо. Тогда я обещаю, что уйду, как только ты почувствуешь симптомы.

И это было началом их недолгих отношений.

***

Прошла неделя, и за это время Арс сделал всё, чтобы обезопасить Антона. Попов уходил рано утром, задолго до пробуждения Антона, и возвращался глубокой ночью, максимально сократив то время, что они привыкли проводить вместе, а потом и вовсе перестал приходить домой, поменяв привычное общение на телефонные звонки. По обрывкам фраз Шастун понял, что Арс снял номер в ближайшем отеле и собирался окончательно перебраться туда – так он окажется не слишком далеко от Антона и сможет нормально дышать, но и не будет отравлять его своим присутствием. Что ж, разумный план. Вот только что это получатся за отношения такие, если они больше никогда не смогут увидеться, даже живя чуть ли не в соседних домах? Одними телефонными звонками тут не ограничишься: рано или поздно им придётся либо встретиться, нарушив все запреты, либо расстаться – уже навсегда.

Постепенно Антон начал замечать, как из квартиры стали пропадать вещи Попова: то он недосчитается футболки в шкафу, то не обнаружит его зубной щётки на привычном месте. Арсений медленно уходил из его жизни, забирая с собой всё, что могло хранить в себе остатки мышьяка. Вскоре сократились и звонки. Без Арсения квартира опустела, и Шастун не понимал, как он мог в ней жить раньше, до встречи с Поповым. Стены окружали его со всех сторон, словно пытаясь раздавить, и это делало одиночество ещё более невыносимым.

Но, как оказалось, изоляция помогла. Уже через несколько дней Антон почувствовал, что его состояние медленно, но весьма заметно улучшалось, а значит, скоро яд наконец-то перестанет его мучить. По расчётам Шастуна, если не прибегать к помощи врачей, то через пару недель отрава сама полностью выведется из организма, и он сможет вернуться к полноценной жизни. Ну, как сказать – полноценной. Вряд ли жизнь Антона можно назвать полноценной, если в ней нет Арса. 

Когда объявили о начале съёмок нового сезона, Антон едва сдержал свою радость. Ему не терпелось наконец покинуть осточертевшую ему квартиру, в которой абсолютно всё напоминало об Арсе, развеяться, заняться любимым делом. Единственное, что его пугало – перспектива встречи с Поповым. Как им теперь вести себя? Делать вид, будто ничего не произошло, и пытаться общаться, как раньше, в самом начале их отношений? Как будто это вообще возможно! Одна только мысль об их встрече вызывала нервный смех.

Шастун приехал в студию раньше положенного времени, надеясь перехватить Арса до начала съёмок, чтобы поговорить без свидетелей. Попов всегда отличался пунктуальностью, поэтому приезжал раньше остальных, так что вечно опаздывающему Антону пришлось сильно напрячься, чтобы правильно рассчитать время. В итоге он даже перестарался, и минут пятнадцать ему пришлось сидеть без дела. 

Ожидание показалось ему адом: за то время, что он сидел, вглядываясь в каждую тень, он успел обдумать каждый возможный вариант развития событий. А вдруг Арс не придёт, чтобы лишний раз не рисковать здоровьем Антона? Вдруг он вообще ушёл из программы? Но если так, то Антону же должны были об этом сообщить, верно? 

Мысли путались, не давая ему сосредоточиться на чём-то конкретном, а теории, проносящиеся в его голове, становились всё страшнее и страшнее. Чем дольше Шастун сидел в ожидании неизвестно чего, тем больше нервничал. «Успокойся, всё нормально», — мысленно повторял он самому себе, но тщетно: волнение только нарастало. 

Конечно, речь он снова не подготовил. Видимо, серьёзные разговоры не его конёк. Придётся импровизировать – и надеяться на то, что Арс возьмёт инициативу в свои руки и нужные фразы сами придут в голову.

Когда в конце коридора показался знакомый до боли силуэт, Антон сразу понял: что-то не так. Мужчина был похож и одновременно не похож на того Арсения, которого помнил Шастун. Вроде, та же внешность, та же причёска, но что-то выдавало в нём фальшивку: то ли изменившаяся походка, то ли выражение лица, чуждое Арсению. Незнакомец больше напоминал отражение Арсения в кривом зеркале – или не очень удачного клона.

Заметив Шастуна, Арсений помахал ему из дальнего конца коридора — совсем не в его стиле! — и поздоровался:

— Привет, Шаст! — голос, вроде бы, похож, но ему нельзя верить — это обман.

Потерявший дар речи Антон вздрогнул от звука своего имени, исходящего из уст этого незнакомца, так похожего на Арса. Он не мог отвести взгляда от мужчины, надеясь увидеть в нём хотя бы тень прежнего Попова, но тщетно.

— Арс, это ты? — зачем-то спросил Антон, не особо надеясь на ответ. К нему подступала паника. Это было слишком. За то время, что он просидел в ожидании, он придумал много разных теорий, но такого поворота событий он точно не мог предложить. Происходящее больше напоминало ночной кошмар.

«Это всё нереально, — пронеслось в голове у Антона. — Вот сейчас он исчезнет, и на его месте появится настоящий Арс…».

Но незнакомец никуда не исчез, а наоборот, остановился прямо напротив Шастуна – так близко, что он мог ощущать на себе его дыхание, равномерное и спокойное. Когда они в последний раз стояли так близко друг к другу? Наверное, только при их первом поцелуе.

«Нет, не нашем. Я поцеловал настоящего Арса, а не этого человека».

В голове мелькнула неожиданная догадка, и внутри Антона что-то оборвалось. Нет, только не это, пожалуйста, только не это…

— Т-ты был в клинике? Ты… — голос предательски дрогнул, — ты нашёл ту визитку?!

Арс кивнул. 

— Прости. Я не видел иного выхода. Мне надоело причинять боль близким мне людям, надоело постоянно бояться за их жизнь и видеть их страдания. Я… я не хотел тебя терять.

«Я тоже не хотел тебя терять, Арс, мать твою…».

Антон едва не сказал это вслух, но не смог выдавить из себя ни звука. В голове стучала, как будто её поставили на бесконечный повтор, лишь одна фраза: «Арса больше нет». 

— Я понимаю, что тебе, возможно, сложно это принять, но… — лже-Арс сделал паузу, — когда ты осознаешь это… Когда поймёшь, что я сделал это ради тебя… В общем, я буду ждать.

Антон на автомате кивнул, хотя в глубине души знал, что не сможет с этим смириться никогда. 

***

Съёмки прошли… ну, не то чтобы ужасно, но явно не так, как ожидалось. Антон видел это на лицах зрителей: они разочарованы, и причиной тому был он сам. Шутки давались ему с трудом – никогда прежде с ним такого не бывало. Кто бы мог подумать, что он, Шастун, потеряет способность к юмору? Никто. Так же, как никто не мог подумать, что в один прекрасный день место Арса займет совершенно посторонний человек. Раньше они понимали друг друга с полуслова: им не требовалось лишних объяснений, и иногда Антону казалось, что они читают мысли друг друга – вот насколько сильна была их связь. Теперь она исчезла, и любое взаимодействие с Поповым превратилось в пытку. Они перестали быть на одной волне.

И это ещё было не самое худшее. Больше всего Антона убивало то, что остальные, кажется, даже не заметили в Арсе перемен. Так, спросили пару раз, всё ли у него хорошо, но, получив положительный ответ, быстро успокоились, списав все странности на усталость. Впрочем, чего ещё от них ожидать: они же взаимодействовали с ним только на экране, а в жизни так близко, как Антон, его не знал никто. Наверное, и зрители разницы не заметят: шутит так же, выглядит так же – и это для них главное.

Когда всё закончилось, Шастун сбежал, даже забыв со всеми попрощаться.

Дом встретил Антона уже привычной тишиной. Он не стал зажигать свет и сразу отправился в спальню. Утро вечера мудрее – так ведь говорят, верно? Сон унесёт всё дурное, оставив только спокойствие и безмятежность. А утром… утром Антон решит, что делать. В конце концов, жизнь продолжалась — так почему бы не воспользоваться вторым шансом? Может, у них ещё получится начать всё заново. Может...

Он уже собирался лечь, когда вдруг наступил на что-то мягкое. Едва не поскользнувшись, Антон в последний момент зацепился за прикроватную тумбу. В темноте не было видно, что лежало на полу: больше похоже на какую-то тряпку, торчащую из-под кровати. Антон наклонился поближе и с удивлением нащупал футболку – не его, а Арса. Наверное, тот в спешке не смог её найти и решил, что потерял. Антон почему-то расхохотался, и его смех больше напоминал истерику: господи, футболка! Неужели она всё это время лежала тут, а он и не заметил? Он притянул футболку к себе и, даже не обратив внимание на то, какая она пыльная и грязная, прижал её к груди, чувствуя приятное тепло. Казалось, только вчера Попов надевал её – вот только куда? Антон попытался припомнить Арсения в этой футболке, но не смог, так как никогда не обращал внимания на одежду. 

Он сделал вдох и вдруг осознал: футболка сохранила прежнего Арсения. Антон чувствовал, как частицы мышьяка попадают в лёгкие, но ему было абсолютно всё равно. Он вдыхал их снова и снова, наслаждаясь ими. Воспоминания нахлынули на него, и перед глазами пронеслась вся их история, начиная с первой встречи и заканчивая последним разговором – химическая реакция, подобным которой больше не будет. 

Так он и уснул: забыв раздеться и даже снять обувь, улыбаясь, в обнимку с футболкой, которую так и не выпустил из рук.