Савада Емитсу терпеть не мог Гонконг. Особенно его жителей. Особенно весьма конкретных — наиболее бесчестных и вместе с этим наиболее традиционных, умудряющихся контролировать всё и при этом безумно скрытных. Слава Богу, интересы пересекались настолько редко, что о триадах можно было спокойно забыть и вспоминать только иногда, проходя мимо Колонелло, когда тот что-то рассказывал Лар о Фоне.
Но вот случилось так, что судьба всё же заставила принять гостей из Хэшенхэ. Неприятным было всё — и ситуация, послужившая причиной, и смешная радость Колонелло от предстоящей встречи, и недовольный кусок рожи Вайпера из-под капюшона, и откровенная боязнь Десятого. Неуверенность родного сына бесила больше всего: понятно, что он ещё немного не привык и к посту, и к самой Вонголе, и даже к отцу — всё же, удобный бастард ещё два года назад его совершенно не знал, но при этом мог бы хоть вид сделать, что всё у него отлично, мать его. Кто тут Десятый, в конце концов. Ну, подумаешь, какой-то там почти всемогущий бывший Аркобалено — что он бывших Аркобалено никогда не видел? А почти всемогущие из них почти все.
Главное, чтобы на встрече страх свой не показывал… мать его.
Мать его неделю назад повесилась на воротах главной резиденции, и репутации Вонголе и Емитсу лично это, понятное дело, не прибавило.
В гости к ним ожидался ни много ни мало сам глава Хэшенхэ. Неприятным сюрпризом стало то, что в компании Фона, а не в его лице. Неприятным — потому, что от бывшего Аркобалено хотя бы было понятно, чего ожидать. А ещё в таком случае серьёзных мастеров и авторитетов им светило целых двое — Фон никогда не опускался до держания марионеток, а Хэшенхэ никогда не выбирала себе в жёлтые драконы абы кого.
В день встречи Десятый ругался больше обычного, больше обычного Реборн его за это пинал. Может, конечно, и зря — к полудню у полудурка болело всё тело, что никакого комфорта ему не добавляло, но держался он вроде ровнее.
Подумаешь, китайцы. Ничего особенного, даже знать ничего не надо.
Только поглядывал всё на обыкновенно печально-укоризненную Нану, как-то отчаянно и беспомощно. Даже не мать ему — с чего бы? Идиот.
Когда вышедший первым Фон с лёгкой полуулыбкой приоткрыл дверь чёрной машины и подал руку, люди невидящие поразились. Люди видящие быстро поняли, что подтекста любовного в этом жесте куда больше, чем почтительного, и ни аккуратно улёгшаяся на узкую ладонь женская ручка, ни край чёрной юбки с золотистой вышивкой сюрпризом для них не стали. Потом все всё же сообразили, что женщина во главе триады — это довольно нетипично, и удивиться всё же пришлось.
А потом Савада Емитсу, не думая уже ни о Фоне, ни о Десятом, ни о своей репутации и ни об улыбающейся Нане, честно и ожидаемо упал в обморок.