Он прекрасен, бесподобен, неприкасаем. Во всем мире не сыщется человека, похожего на него. Он обладает уникальной в своём роде магией, его лицо не выражает ни единой лишней эмоции. Сдержанность и контроль, величие и грациозность, холод и безэмоциональность. Все это про него. Про его великолепную нерушимую маску, если быть точнее.
Эту лживую маску он носит больше десяти лет и так ни разу и не осмелился снять её. Оставаясь совершенно спокойным и отчужденным снаружи, он медленно умирал внутри.
Все, кто был ему когда-то дорог, ушли, разочаровавшись в нем. Остались только самые стойкие, ставшие, в итоге, незаменимыми друзьями. Думается, он бы даже мог называть их семьёй. Если гордость и стеснение позволят.
Они знали его настоящего — беспомощного, абсолютно растерянного и до жути стеснительного. Он был социофобом, боялся больших скоплений людей и ненавидел прикосновения. Особенно в исполнении незнакомцев, спутавших его с девушкой. Ещё он не умел пить, шарахался от резких и громких звуков, хоть обычно и не показывал этого, хрустел пальцами, когда нервничал, и мог слышать, что ему шепчет ветер.
А тот шептал о многом: о том, как живёт его несносная, но такая любимая сестра, о том, что творится на границах и за их пределами; он доносит до него пение далёких птиц, что так его не взлюбили, обрывки фраз горожан, звук колоколов одной из множества церквей; рассказывает мальчике без магии и о мальчике, у которого этой магии пруд-пруди, об аномалиях, возникающих из-под земли и о многом-многом другом.
Сейчас он вдыхает холодный зимний воздух, стоя на большом балконе, выходящем из его комнаты. Со спины его обнимает Фуэголеон, такой тёплый и сильный. Да, он тоже силен, но кому из них не нужно крепкое плечо, чтобы поплакаться? Наверное, вы думаете, что это глупо для капитана королевских рыцарей — искать поддержки, но это далеко не так. По крайней мере, пройдя через столько трудностей, Нозель сам в этом убедился.
— Как думаешь, что будет дальше? — Фуэголеон, почти заснувший на его плече, недовольно фыркнул на произнесенные слова и приоткрыл один глаз.
— Я думаю, что все будет хорошо, и у нас все получится, — он сжал тонкое тело крепче, даря молчаливое успокоение. Несмотря на то, что альфа говорил одно и тоже каждый раз, отвечая на один и тот же вопрос, Сильве становилось легче. Немного, но легче.
На самом деле, он уже даже представить не мог, как бы справлялся в одиночку со всем этим. Слишком многое они пережили вместе, поддерживая друг друга и помогая.
Нозель вздохнул и плотнее укутался в плед, подаренный Дороти на «пятилетие их дружбы». Конечно, омега знал, что это лишь предлог, и оттого становилось лишь приятней. О нем помнили и заботились. Так, как до этого заботилась только мать, с такой же добротой и внимательностью, а ещё всегда с улыбкой на лице.
Раньше многие говорили Нозелю, что у них с матерью похожие улыбки, сам же он считает иначе. Хотя, возможно, в далёком детстве так и было, но сейчас омега не способен даже на малейший проблеск улыбки, чего уж ему до того обворожительного изгиба губ?
Нозель втянул холодный зимний воздух и поднял голову к звёздному небу.
— Красиво, — Фуэголеон тоже смотрел на звезды.
— Да.., — тихо произнёс Нозель, выпуская небольшое облачко тёплого воздуха.
Какое-то время они ещё стояли на балконе и любовались звездами, а потом, когда подул сильный ветер и на востоке начало постепенно светать, они зашли внутрь, точнее, Вермиллион просто внёс туда решившего прикорнуть прямо на нем омегу на руках, уложил в кровать, затем лёг сам и накрыл их обоих одеялом, ближе прижимаясь к бледному телу и зарываясь в серебристые волосы, пахнущие сиренью и ещё чем-то таким, что невольно уносило в далёкое детство, где они сидели в беседке в саду резиденции Сильв, пили чай и читали книги вслух.
Это была последняя мирная ночь.
Ночь перед боем