***

Размеренные шаги профессора Слизнорта раздавались в тишине класса и давили по нервам студентов. Звукам этих шагов аккомпанировал усердный скрежет перьев о пергамент, «случайное» падение какого-либо предмета на пол, шепот чертыханий и удручённые вздохи. Рон с осуждением глядел в спину Гермионы, увлечённо корпевшей над тестом, и всё ждал, когда она смилостивится над ним. Однако та словно и забыла о его существовании, наглядно показывая, что значит фраза «хотя бы старайся учиться, иначе все тесты и экзамены будешь писать сам». Рон разочарованно поджал губы и обернулся поглядеть на своего закадычного друга. Гарри задумчиво глядел куда-то вниз, даже не заметив его внимания. Пергамент перед ним был полностью чист, а перо даже не окунули в чернильницу.

— Эй, Гарри, — шепотом окликнул Рон. Гарри моргнул и взглянул на него. — Что, совсем ничего?

Гарри растерянно поглядел на свой пергамент, облизнул пересохшие губы и качнул головой.

— Сейчас что-нибудь придумаю, — вздохнул Рон и отвернулся.

Гарри потер шею, нервно постукивая пяткой. Взглянув на часы, он увидел, что прошло всего тридцать минут урока. Невыносимо долгие и до невозможности бессмысленные. Сосредоточиться хотя бы на самом элементарном вопросе не было никаких сил. Однако последствия подобного безрассудства и рассеянности его ни капли не стыдили. Закусив губу, Гарри осторожно посмотрел в сторону.

Драко всё так же сидел за своей партой и аккуратно, вдумчиво писал ответы на вопросы. Его определённо не тяготили никакие мысли, и совершенно точно, он относился ко всему происходящему с вопиющим спокойствием. Словно услышав эти недовольные мысли, Драко взглянул на него. Гарри не отвёл глаз, продолжая смотреть с некой злобой.

На губах Малфоя вдруг появилась ухмылка, а в глазах блеснуло что-то похожее на самодовольство и лукавство. Если бы они разговаривали друг с другом, Гарри бы обязательно послал его куда подальше. Но они молчали, и ему только и оставалось, как смотреть с раздражением.

Когда Малфой вернулся к своему тесту, Гарри вздохнул и посмотрел в свой. В голове словно гулял ветер; мысли были спутанными и какими-то неясными. Он не мог понять даже сути того, о чём читал. Рон впереди почесал затылок, что удручало и давало понять — тест провален. С минуту на минуту Гермиона сдаст свою работу и уйдёт, оставив их расплачиваться за свою невежественность.

Справа послышался скрежет стула. Гарри обернулся и растерянно поглядел на Малфоя, который без зазрения совести сдал свой тест, повесил на плечо сумку и удалился, даже не бросив на него мимолётного самодовольного взгляда. Гарри разочарованно поджал губы и вновь поглядел на свой пустой лист. Сдать такой тест значило лишь проявить неуважение и грубость. Особенно, когда профессор, не отличавшийся наличием личной выгоды, но всё же отличавшийся простодушием, всё ещё наивно считал его хорошим студентом. Он сам находил доходчивые объяснения его неудачам, сам старался вывести в ранг ученика хотя бы «средней успеваемости», и сам находил в нём те таланты, которых попросту не было. Гарри в свою очередь старался как мог, прекрасно понимая, насколько важен этот предмет для сдачи ЖАБА, и даже был в какой-то степени благодарен за такое содействие. Но теперь, не написав абсолютно ничего, думал — не слишком ли нагло надеяться на благосклонность Слизнорта?

Гарри нервно постукивал кончиком пера о парту, судорожно раздумывая, и пытался выстроить в уме хотя бы одно достойное предложение, однако все эти жалкие попытки странным образом раздражали всё больше и вносили в голову лишнюю сумятицу. Дойдя до пика, Гарри отложил перо и вскочил с места. Сдав свой тест, он спешно вышел из аудитории, сопровождаемый удивленными взглядами.

В коридоре было пусто и совершенно тихо. Гарри оглянулся по сторонам и решил повернуть направо. Отзвуки его поспешных шагов раздавались в пустоте эхом. Он всё оглядывался назад на случай, если вдруг из-за поворота явится знакомая фигура, и всё надеялся застать эту фигуру в гостиной восьмого курса — нетерпеливую и взволнованную, как вдруг его руку крепко схватили и потянули к себе одним резким рывком. Гарри глухо простонал, с ударом прислонившись спиной к стене. Только и успев взглянуть в хитрые серые глаза, он потянулся навстречу, сразу же сплетаясь языками и цепляясь намертво в ворот слизеринской мантии.

Пальцы Малфоя скользнули в его волосы уже привычно. Привычно было и то, как жадно, почти что собственнически прижимал он его к себе. Иногда эти объятия казались совсем детскими, и в такие минуты Гарри до нелепого ощущал себя его игрушкой, которую ревновали и с которой больше никому не было разрешено играть. Её бережно охраняли и не расставались даже ночью, уютно прижимая к груди во сне. Странно, Гарри находил это забавным, особенно, когда вспоминал, каким на самом деле Малфой был избалованным. Но, к счастью, Малфой не казался ревнивым, когда дело касалось Джинни. Замечая её рядом с ним, наблюдая за их робкими поцелуями на людях (робкими в основном только со стороны Гарри), он лишь изредка поглядывал и ухмылялся. Иногда Гарри казалось, что он злорадствовал. Над Джинни. Это понимание было неприятно и вызывало желание ударить, нагрубить и больше никогда не приближаться. Но каждый раз Гарри, словно заколдованный, следовал за ним, целовал и отвечал с той же жадностью и страстью, и невольно думал, что они могли бы дать фору любой паре, целующейся в кафе мадам Паддифут. Изредка эта мысль заставляла чувствовать себя виноватым перед Джинни. Но эта вина ускользала легко под напором чужих ласк, сбивчивого, тяжелого дыхания, слишком громких, влажных поцелуев, и появлялась вновь только когда в поле зрения оказывалась милая, красивая Джинни.

Однако в последнее время Гарри начинал относиться к всему происходящему всё проще. Виной всему взаимное молчание между ним и Драко. Это молчание не тяготило и не смущало. Оно было правильным и не предполагало никакой серьёзности и никаких разборок. Гарри иногда задумывался об этом и понимал, что если кто-то заговорит — всё только усложнится, прекратится или вовсе создаст между ними такую неловкость, что им предстоит избегать друг друга до конца дней в Хогвартсе и за его пределами. Если они вдруг заговорят, то смогут вспомнить всё прошлое: разозлиться и почувствовать прежнюю ненависть. Почему-то Гарри был уверен: стоит Малфою открыть рот — он тут же всё испоганит.

Драко— он всё тот же Драко. Гарри не питал никаких иллюзий и не верил в его совершенные изменения. И молчаливый Малфой менее острый, менее язвительный и менее заносчивый. Как бы Гарри мог целовать его, если бы вновь услышал из этих уст очередные оскорбления, презрительные высказывания и безжалостные угрозы? Как бы они могли целоваться, выясняя, что, чёрт возьми, между ними происходит? Гарри было легко считать, что между ними не происходит ровным счётом ничего. Это всего лишь поцелуи, которые доставляют неизгладимое, престранное удовольствие. То, что между ними, может закончиться в любой момент. Гарри не собирался печалиться по этому поводу, уж тем более — клясться в любви, как и сам Малфой (в этом он уверен абсолютно точно). Он всего лишь может вспоминать об этом первое время, как нечто, что могло заставить отвлечься и забыться — убежать от гнетущих мыслей и заменить одну вину другой, — а затем и вовсе забыть. После окончания школы, всё что происходит в темных коридорах замка — останется в её пределах, и только. Эти мысли помогали: терзания совести угасали и лишь изредка пробуждались, когда появлялся страх разоблачения.

Именно этот страх отдался тревожным содроганием сердца, когда в коридорах послышались шаги и голоса студентов. Они отпрянули друг от друга, и без каких-либо намёков и разговоров Малфой притаился в нише. Гарри накинул на плечо сумку и, вытерев рукавом мантии искусанные, мокрые губы, вышел из-за укрытия.

— Гарри! — воскликнул Рон, едва не столкнувшись с ним. Сердце Гарри пропустило удар. Он обескураженно поглядел на друзей, с налётом паники понимая, что двумя мгновениями позже — и они могли застать его целующимся с Малфоем. — Ты чего ушёл так рано?

— Надеюсь, причина в том, что ты ответил на все вопросы, — Гермиона изогнула бровь и глядела с какой-то настойчивостью, от которой Гарри в ту же секунду стало неловко.

— Я… почувствовал себя неважно, так и не смог написать ничего путного, — Гарри стиснул зубы, представляя, как злорадствует Малфой, наверняка прислушивающийся к их разговору. В очередной раз он подумал о том, зачем вообще тайком встречается с ним и целует. Он раздражал. В самом деле раздражал.

Настойчивый взгляд Гермионы тут же переменился и стал встревоженным и сочувствующим.

— Вот же… — досадно сказал Рон. — Посиди ты ещё минуту другую, то Гермиона успела бы тебе помочь.

— Надо было намекнуть, Гарри, иначе бы я не стала выжидать вашего раскаяния.

— Ты ждала от Рона раскаяния? Как ты думаешь, раскаивается ли он сейчас?

Гермиона взглянула на Рона и, увидев его скривившееся то ли в раскаянии, то ли в неловкости лицо, фыркнула. Гарри улыбнулся и ощутил, как прежнее раздражение уходит.

— В любом случае, думаю, у меня получится договориться с профессором Слизнортом.

— Возможно, он сочтёт твой пустой лист гениальным и поставит высший балл, — хохотнул Рон.

— Если профессор Слизнорт делает тебе поблажки, это не значит, что стоит пользоваться этим и совсем не учиться, Гарри.

— Я знаю, Гермиона, мне действительно жаль, — Гарри чувствовал себя откровенно неуютно, думая только о том, что их сейчас подслушивают. Он не желал, чтобы Малфой думал, что он провалил тест только лишь из-за него. В действительности, это было так, и Гарри ненавидел себя за подобную слабость, однако тешить чьё-то эго он совсем не желал. — Я подумаю, как можно это уладить. Но сейчас, я бы хотел пообедать.

Гарри повернулся и зашагал по коридору, успев бросить незаметный взгляд на притаившегося в нише Малфоя. Тот встретил его ожидаемым лукавством и неким злорадством, но его какая-то странная полуухмылка отчего-то рушила всё его показное высокомерие. Гарри нахмурился и отвёл взгляд, предпочитая не думать о нём больше, чем следовало.

***

За обедом Гарри не чувствовал на себе никаких внимательных, глумливых взглядов. К счастью, Малфой оставался достаточно благоразумным, чтобы не пялиться больше чем нужно, не вызывая излишнего внимания. Гарри уже давно заметил, что он держался отчуждённо, но вместе с тем и высокомерно. Возможно, это уже вошло в привычку, как и гримаса презрения на его лице. Также Гарри понял, что разговаривал он совсем мало. Он и забыл, когда слышал его голос в последний раз. С чем это связано, трудно судить, но чем меньше Малфой говорил, тем спокойнее чувствовал себя Гарри. Он всё ещё опасался того, что тот с лёгкостью мог поглумиться над ним и растрепать всей школе о их редких встречах. Но наблюдая за ним, Гарри отчего-то верил, что и для Малфоя этот секрет столь же важно сохранить втайне.

— Сегодня у нас тренировка по квиддичу, — Гарри моргнул и смутился, поняв, что вновь смотрел на Малфоя. Он посмотрел на Джинни и робко улыбнулся. — Я, разумеется, отнекивалась как могла, но наш капитан настаивает на твоём присутствии. «Так они чувствуют внимание национального героя и стараются играть вдвое лучше!»

Гарри фыркнул.

— Ладно, я приду, но только чтобы посмотреть, как играешь ты.

— Мне кажется, стоит повесить на тебя табличку, что ты уже занят, — сказала Джинни, кусая тост с джемом. В это же время к Гарри подлетела открытка и пыхнула ярким розовым облаком в виде сердца. — Хотя вряд ли это поможет, не так ли? — одним уверенным взмахом палочки, поющая о любви открытка была уничтожена огнём.

— Что, конкурентки? — во весь рот заулыбался Симус, как только пепел осел на столе. — Борьба за сердце героя продолжается. Я бы на твоём месте был настороже.

— О сём ты, сёрт восьми, говолис?! — возмутился Рон. Проглотив набитую во рту курицу, он с упрёком поглядел на Финнигана. — Разумеется, Гарри не собирается бросать Джинни!

— Да неужели? — ухмыльнулся Симус.

Гарри похолодел. Его взгляд показался ему хитрым, словно знающим что-то, что не знают другие, и ему вдруг подумалось, а не видел ли он их с Малфоем? Это ведь было так легко, потому что они целовались где придётся, не особо заботясь, что их могут случайно поймать, стоит только пройти мимо их ненадёжного укрытия. Гарри подумал, что следовало бы быть осторожней, затем ему вдруг стало стыдно от этой мысли. Всё внутри вдруг напряглось и задрожало от прежнего страха и стыда.

— Ты не можешь знать наверняка. Случается всякое. К тому же, эти девушки такие хитрые. Выпьет случайно любовного зелья, влюбится до беспамятства, а как очухается,— хлоп! —а уже женат! И нет уже у тебя будущего зятя, — Симус говорил с такой смешинкой и издевкой во взгляде, что стало понятно его желание повеселиться над Роном. Гарри немного успокоился, но ощущение тревоги всё ещё осталось.

— Не говори глупостей! Мы все внимательно следим за Гарри, и никто не заставит его отвернуться от Джинни! Да и женятся они после школы, так и знай!

Гарри с изумлением поглядел на друга, ощущая, как сердце всё тревожнее бьётся в груди. Сидя среди них и слыша все эти разговоры, он казался самому себе лишним, циничным и подлым.

— Ну, а что? — развёл руками Рон. — Чем раньше, тем лучше. Мы с Гермионой собираемся жениться, разве не лучше сыграть двойную свадьбу?

— А почему мы об этом ничего не знаем? — отозвался Дин.

— Я думала, мы только это обсуждаем, — процедила Гермиона, вперив осуждающий взгляд на Рона. Тот сконфузился и потянулся за новой порцией куриных ножек.

— Да, обсуждаем.

Гарри крепко сжал вилку и опустил взгляд на свою тарелку с едва тронутым тыквенным пирогом. Есть вдруг резко расхотелось, а ощущения хитрого взгляда заставило испытать тошноту.

— Знаешь, я уже наелась, — сказала ему в ухо Джинни.

— Да, я тоже, — с готовностью ответил Гарри и вскочил с места, словно только этого и ждал.

Он схватил Джинни за руку, крепко сжимая, и поспешил вместе с ней выйти из зала. Взгляда серых глаз на себе он в эту минуту не ощущал.

Когда они вышли в коридор, он обратил внимание на своё всё ещё встревоженное сердце. Гарри закусил губу и задумался: не пора ли приводить свою жизнь в порядок? Не пора ли заканчивать эти глупые игры и стать человеком взрослым, у которого всего лишь было непростое прошлое? Будущее, как никогда, теперь открыто перед ним. Ему стоило бы уже ступить на этот путь, а он всё отлынивает, и взваливает на свои плечи ещё одну вину. Гарри отчётливо видит Джинни своей женой, отчётливо видит их семейную жизнь и эти представления нравятся ему. Так почему же он никак не угомонится и не перестанет усложнять себе жизнь? То, что он делает, только порочит их будущее. Гарри вдруг почувствовал неотвратимое отвращение к самому себе.

— А ты серьёзно обеспокоился, да?

Гарри удивлённо взглянул на Джинни и улыбнулся.

— О чём это ты?

— Насчёт того, что сказал Рон. Не бойся, я не собираюсь тащить тебя под венец насильно, — сказала она со смешинкой. Гарри фыркнул и остановился. Он поглядел на её лицо, как всегда живое и весёлое, и ощутил в себе желание немедленно поцеловать её и бережно обнять. Почему же он ведёт себя так глупо? Чувствуя любовь к Джинни, как он допустил в этих трепетных отношениях пятно под именем Малфой? Ему казалось, что он втаптывает в грязь самого себя, и то, что было светлое в его жизни. Он втаптывал в грязь Джинни, а она даже не подозревала об этом.

— А я и не против, — сказал он и мягко огладил рукой её щёку. Глаза Джинни засияли, услышав этот ответ, и Гарри наклонился к ней, касаясь губами её губ.

Бережно обняв её за талию, Гарри углубил поцелуй, лаская неспешно, нежно, пытаясь пробудить в себе знакомую страсть, от которой забывались все мысли и тревоги. Но отчего-то он чувствовал себя только неловко. Обычно, он бы уже прервал поцелуй, казавшийся слишком долгим, особенно для такого открытого места, где их могут увидеть многие. Гарри заставлял себя целовать, анализировать собственные же ощущения, и всё приходил в замешательство. В чём же секрет? Может быть дело в самом Малфое? Или в том, что они бывшие враги, как-никак связанные непростым прошлым? Может быть, ему всё же стоит поцеловать кого-нибудь ещё? Нет. Определённо нет, он уже понимал, что станет о себе мнения гораздо худшего, чем сейчас. К тому же, мысли о поцелуях с кем-то ещё странным образом не привлекали, а только отталкивали.

Джинни обняла его за шею и улыбнулась в поцелуе, заставив Гарри прерваться. Он посмотрел на неё и увидел на себе её ласковый, веселый взгляд.

— А я и не знала, что ты так этого хочешь.

Гарри улыбнулся, радуясь, что мысли о свадьбе и будущем вовсе не пугали. Теперь уже совсем нет.

— Как это всё неприлично.

Гарри и Джинни подняли головы и поглядели на Почти Безголового Ника, проплывающего над ними с важным видом.

— И это такая сейчас молодёжь, — продолжил сетовать он, пока не исчез за широким окном.

Гарри фыркнул и вновь посмотрел на весело улыбающуюся Джинни. Сердце испуганно подпрыгнуло, стоило увидеть за её спиной Малфоя. Серые глаза наградили его одним, каким-то совсем равнодушным взглядом. Малфой отвёл взор и поспешно прошёл мимо. Гарри стиснул зубы, стараясь игнорировать вспыхнувшую в груди непонятную вину.

— Мне пора на тренировку, — сказала Джинни.

Гарри посмотрел на неё и кивнул.

— Я пойду с тобой.

Он вновь крепко сжал её ладонь в порыве внезапной необходимости.

***

Всю тренировку Гарри просидел на трибуне, смотрел за игрой Джинни и вместе с тем думал о том, как закончить то, что началось так внезапно и неожиданно. Возможно ли вообще это закончить так же резко? Будет ли правильным просто игнорировать Малфоя и избегать всяких его порывов вновь приблизиться? А если он вновь схватит его за руку и потащит в тёмный коридор, то Гарри просто отдёрнет её, наградит твёрдым взглядом и решительно уйдёт прочь. Именно такой выход ему и виделся. Им ни за что нельзя было заговаривать, это он знал точно. Как вообще должно прозвучать пресловутое, резкое «Между нами всё кончено?» в сторону Малфоя? Даже сама мысль казалась смешной. «Гарри Поттер и Драко Малфой разошлись! Сердце героя разбито, но вновь свободно» — гласили бы развороты газет. Гарри фыркнул от подобной нелепости. И всё же, «Гарри Поттер втайне целуется с бывшим заклятым врагом» — звучало ничуть не лучше, а даже хуже. Гарри передёрнуло.

Джинни ловко уклонилась от бладжера и, довольная собой, улыбнулась похвалившему её капитану. Мысли о Малфое и тихих, тёмных коридорах, где они тайком целовались — казались сущим бредом, который пора прекращать. Они казались бредом каждый раз вдали от Малфоя. Но если кто спросит, почему стоило только напыщенному слизеринцу появиться в поле зрения, он так легко поддавался непонятно откуда взявшему искушению — Гарри просто расшибёт себе голову и не станет отвечать, потому что он, чёрт возьми, не знал. Он понимал лишь, что с этим просто необходимо что-то делать.

Гарри судорожно выдохнул и сцепил пальцы. Живот вдруг знакомо скрутило, а грудь сдавило от нахлынувшего волнения. Он нашёл глазами Джинни и следовал за ней, пытаясь не поддаться панике и возникшему любопытству. Чёрт возьми, он вновь ощущал этот взгляд. Этого не может быть. Ведь нет? Малфой не мог стоять где-то там и откровенно пялиться!

Гарри облизал внезапно пересохшие губы и продолжал следить за полётом Джинни. Ощущение чужого взгляда не покидало его ни на мгновение. Он дышал глубоко, сквозь сдавленные грудной клеткой легкие, и всё надеялся, что это всего лишь его разыгравшееся воображение. Оно могло легко поддаться мыслям и предать его излишними фантазиями, как и прежде. Но он не узнает, пока не увидит собственными глазами. И что ему делать, если Малфой всё же здесь и смотрит? А что, если нет? Тогда Гарри вполне может назвать себя параноиком с манией преследования.

Гарри тяжело дышал, наблюдая, как Джинни маневрирует в погоне за снитчем. Сглотнув, он искоса поглядел в сторону. Взгляд серых глаза тут же поймал его в оковы. Малфой стоял, прислонившись к одной из башен, сунув руки в карманы пальто. Он смотрел с ожиданием и откровенным призывом. Его можно было легко заметить, и кто-нибудь бы уже и заметил, если бы не был увлечён игрой. Гарри отвёл взгляд и посмотрел на игроков, уже не пытаясь найти свою девушку. Сминая пальцы, он решительно намеревался игнорировать Малфоя и не поддаться на откровенный призыв. Тот, совершенно очевидно, стоял в открытом месте с намерением быть как можно заметней. Этот ход был только для того, чтобы жертва взволновалась и наверняка проглотила наживку. Именно так себя и чувствовал Гарри, и это положение он просто презирал.

И как бы там ни было, как бы здравый смысл не убеждал, в голове его всё же мелькнула коварная мысль «это будет последний раз и всё». Гарри прекрасно знал эту уловку. Многие поддаются ей и «последний раз» становится предпоследним, затем и предпредпоследним — потом становится уже привычкой, от которой просто не избавиться. Но затем что-то нашептало ему, что главное — сознавать эту уловку, и если ты о ней знаешь, то высока вероятность, что «последний раз» действительно станет последним. И здесь нет иного выбора, ведь он знал: Малфой простоит так до конца, и рано или поздно, сошедшая на поле Джинни спросит его «почему это он так смотрит на тебя?». Гарри не желал слышать вопроса и не желал искать ответ на него. Он желал, чтобы Малфой скрылся с глаз. С этой мыслью он поднялся. Отыскав Джинни и убедившись, что она занята погоней за снитчем, он взглянул на причину всех его бед.

Малфой отпрянул от стены, наградил долгим взглядом и направился ко входу в замок. Гарри нерешительно направился следом.

Он шёл за ним по тихому, узкому коридору, соблюдая большую дистанцию, боясь быть замеченным кем-либо. Повернув за угол, где недавно скрылся слизеринец, он замер, увидев поджидающего у двери Малфоя. Драко поймал его взгляд и только тогда скрылся в каморке для швабр. Гарри оглянулся, вновь посмотрел на распахнутую дверь, сомневаясь в правильности своего решения, но доводы всё ещё не были окончательно убедительными. Вздохнув, он спешно направился следом.

В каморке было темно и стало совершенно мрачно, когда он притворил за собой дверь. Достав свою палочку из-за пояса джинс, Гарри произнёс тихое «Люмос». Появившийся огонёк света осветил лицо Малфоя. Как никогда серьёзное и всё ещё такое же бледное. Они смотрели друг на друга с минуту, пока Драко медленно не приблизился к нему. Гарри привычно прислонился к стене и взглянул ему в глаза. Отчего-то Малфой показался ему странным. Во взгляде пропало вечно затаённое лукавство и самодовольство, но появилось что-то не совсем понятное для него. Было что-то необычное и в том, как осторожно, словно впервые, он положил свою ладонь ему на щёку и как мягко коснулся его губ. Поцелуй был медленным, тягучим, совсем непохожим на те, которое были на протяжении всей прошлой недели. Скорее он был похож на тот — самый первый, однако, теперь не робкий, а совсем умелый. Этот поцелуй прекрасно мог сойти за последний. Эта мысль, смело блуждающая в его голове ещё пять минут назад, вдруг заставила сердце тоскливо сжаться. Теперь, всё происходящее между ними уже и не казалось таким неправильным и постыдным. В чём, собственно, здесь его следует осуждать? Это ведь всего лишь поцелуи и ничего больше. Можно ли вообще назвать это изменой? И почему бы просто не смириться и оставить всё как есть? Ведь всё закончится само после окончания Хогвартса?

Гарри ненадолго отстранился, вновь взглянул в глаза, глядящие теперь словно завороженно и дурманяще, мягко скользнул пальцами в волосы и вновь притянул к себе, нежно целуя.

***

Огонь в камине тихо потрескивал, его языки пламени витиевато и весело пританцовывали. Гарри сидел на полу в одной майке, задумчиво глядел на жёлтое пламя, ощущая на себе его горячее дыхание. Позади он слышал тихие разговоры Рона и Гермионы. Их мягкие голоса и смешки дарили ему спокойствие и уют. И даже мысли, казалось бы тревожные не вызывали в нём этой самой «тревоги».

Вернувшись из каморки часом позже, Гарри ощущал в голове странную пустоту. Все противоречивые мысли каким-то образом отступили, дали немного выдохнуть и вернулись только когда в нём появилась ясность и трезвость. Он отчётливо помнил свои мысли до того поцелуя и также совершенно отчётливо помнил их во время. Они никак не сходились и никак между собой не вязались, но даже запутавшись в них, Гарри всё думал о самом Малфое. Было в нём что-то странное, что никак не давало ему покоя. Сам поцелуй, наполненный какой-то необходимостью, и сам Малфой, как никогда серьёзный, поглощенный своими мыслями. Гарри вдруг захотелось узнать, о чём тот думал в тот момент. Да и вовсе что думает об этой всей ситуации между ними? Вроде оно и излишне, но всё же… любопытно. Может быть, хоть он понимает, будучи более сообразительным, и смог бы упростить его жизнь, разгадав для Гарри эту загадку. Или оно, напротив, только всё усложнит?

— Замкнутый круг, — невольно произнёс Гарри.

— Это ты о своей депрессии?

Гарри обернулся и взглянул на Рона. Приобнимая Гермиону, он глядел на него с некой иронией.

— Нет у меня никакой депрессии, — фыркнул Гарри.

— Ну… знаешь, в последнее время кажется, что и нет, но… потом ты становишься каким-то… странным, — Гарри и Гермиона смотрели на него, ожидая более толкового объяснения. — Не могу сказать точно, но у тебя явные перепады настроения, Гарри. То ты веселый, а в следующую минуту мрачный и задумчивый, да и в жар бросает, будто у тебя лихорадка. Я рад, что ты хотя бы иногда приходишь в себя, но всё же это… немного удручает видеть тебя таким.

Гарри вздохнул и вернул взгляд на огонь.

— Тебе ведь не снятся больше сны, правда?

Гарри вспомнил свой последний сон, в котором он так яростно целовался с Малфоем, и качнул головой.

— Ну, это ведь хорошо? Значит, тебе действительно лучше?

— Да, мне лучше, Рон, — ответил Гарри, хотя сам не понимал говорит ли правду. Как понять, стало ли ему лучше? Голова всё время занята волнениями, тревожными мыслями и виной, по отношению к Джинни и друзьям. Но он не мог сказать, что будет, если выкинуть Малфоя из своей жизни и своих переживаний. Вдруг, все прежние тревоги, более тягостные, вернутся, а вина перед Джинни вновь станет виной перед погибшими и их родными? Сердце Гарри испуганно дрогнуло.

— Значит… — продолжил Рон, но его оборвала Гермиона, пихнув его под бок.

— Хватит задавать эти вопросы. Даже у меня от них начинается стресс.

Гарри посмотрел на их хмурые, недовольные лица, глядящие друг на друга с неким возмущением, и рассмеялся. Ему вдруг захотелось сказать, как он любит их, но промолчал, не умея говорить такие признания вслух. В очередной раз он поблагодарил судьбу за встречу с ними.

***

Следующее утро выдалось ясным и солнечным. В такой же ясности находилась и голова Гарри. Но в каком бы состоянии не находились его мысли, он всё никак не мог понять: что же делать дальше? Неужели всё в действительности не так уж плохо, и следует просто плыть по течению? Или всё уже кончено и не стоит оглядываться на тот этап жизни, забыть о нём так же легко, как забываются чужие обещания? Так или иначе, Гарри находился в приподнятом настроении весь день и даже принял участие в споре Рона, Дина и Симуса. Шутя и развлекаясь, он мог смело заявить, что ту страницу можно спокойно закрывать. И он смог бы продержать эту уверенность дольше, если бы не одно обстоятельство: отсутствие Малфоя. К середине дня Гарри заметил, что его нет. Малфоя не было видно ни за завтраком, ни за обедом, ни даже в гостиной. Вся убеждённость в собственных силах и воле — рассыпалась, словно и не было. Она строилась лишь на отсутствии причины разногласий с самим собой и стоило лишь только заметить её исчезновение, как всё вернулось на круги своя. И самое страшное, Гарри действительно обеспокоился.Драко не было полдня, а он уже стал думать только о самом плохом исходе.

Затем он благоразумно вспомнил, что была суббота и, возможно, тот трансгрессировал из Хогсмида домой, как и делал раньше. С этой мыслью, Гарри со спокойной душой пригласил Джинни на свидание. Чувствуя в себе весёлость и беззаботность, он смеялся вместе с ней и даже говорил больше, чем обычно. Затем они решили поиграть в некую рулетку в одном из магазинов Хогсмида, и в результате съеденной красной конфеты, кожа Гарри сделалась подозрительного болотного цвета, когда от съеденной зелёной конфеты у Джинни всего лишь появился во рту фантастический вкус ежевичного пирога.

Весь остаток дня Гарри оставался болотным и слышал вокруг себя шутки и заливистые гоготания. Он был совсем не против и только смеялся над подначками друзей. Однако, ему вдруг захотелось посмотреть, как бы отреагировал на его вид сам Малфой. Захотел бы он и вовсе целовать его такого? Но Малфоя всё ещё не было. Тем же вечером, Гарри убедился в этом, не найдя его следов на карте Мародёров. Его следов не было и на следующий день, и в утро понедельника. Сидя на уроках, Гарри только и думал об его отсутствии, и на следующий день действительно стал переживать — не был ли тот поцелуй, действительно, последним. И как бы разум не твердил, что такой исход решил бы всю дилемму, Гарри всё никак не мог избавиться от чувства какой-то потери. На его сердце было неспокойно.

— Гномы, гоблины — да какая вообще между ними разница?! — дверь хлопнула и в спальню вошёл недовольный Рон. Гарри тут же сложил карту и незаметно спрятал её под подушку. — Представляешь, профессор Бинс влепил мне «отвратительно», просто потому что я перепутал гномов с гоблинами. Но остальное-то было правильно!

Гарри слабо улыбнулся в ответ и прислонился спиной к изголовью кровати. Положив руки на колени, он стал нервно потирать пальцы.

— И что мне сказать Гермионе?! — продолжал причитать Рон, резкими движениями снимая галстук. — Она ведь подумает, что я совсем идиот. Хотя, возможно, так и есть. Я ведь видел гоблинов, почему я написал «гномы»?! Это всё от переутомления. Столько учиться ведь тоже вредно!

Гарри слушал вполуха, находясь в задумчивости. Погружаясь во всё более мрачные мысли, которые навевали на него тоску и заставляли сердце сжиматься, слова Рона и вовсе стали растворяться в воздухе. Он слышал его голос, но не слышал слов, поэтому когда в комнате вдруг возникла тишина, Гарри не сразу, но опомнился. Взглянув на Рона, уже полностью переодетого и сидящего на своей кровати, он увидел в его глазах ожидание.

— Я ведь буду прав, да? — Гарри приподнял брови, не понимая о чём идёт речь, но всё же кивнул. Рон с минуту молчал, вглядываясь в его лицо, затем вдруг сказал: — У тебя опять изменилось настроение.

— Нет, я просто задумался. У меня тоже не так хорошо с учёбой. Хотя, ты и сам знаешь.

Рон поджал губы, угрюмо глядя на него. Комната ненадолго погрузилась в молчание.

— Думаешь, мы правильно поступили, что вернулись? — спросил Рон. Голос его звучал тихо. Гарри опустил глаза и пожал плечами. — Я хочу сказать, я всё ещё люблю Хогвартс и мне нравится быть здесь, но… Всё же, кое-что переменилось и не станет уже, как прежде.

Гарри закусил губу. Эти слова подействовали на него расслабляюще и в то же время вызвали горечь. Значит, не он один чувствует, что что-то не так. Однако, вряд ли Рон собирался целоваться с бывшим недругом из-за этого. Взглянув на него, Гарри поколебался, прежде чем спросить:

— Ты… заметил, что нет Малфоя?

— Малфоя? — брови Рона приподнялись в удивлении, затем лицо в мгновение помрачнело. — С чего я должен его вообще замечать? Удивительно, что он вообще такой тихий. Хотя, это и хорошо. Я бы предпочел, чтобы его и вовсе здесь не было, но по крайней мере так мы и вовсе забыли о его существовании. А что? — Рон зло насупился. — Он что, снова посмел сказать тебе что-то?

— Нет, просто я случайно заметил, что его нет, и мне всего лишь стало любопытно. Думал, ты слышал что-нибудь.

— Я ничего не слышал. И если его отчислили или он сам решил уйти, то давно пора. Таким здесь не место.

То, с каким отвращением Рон говорил о Малфое, задело Гарри. И самое страшное, что ещё год назад он охотно согласился бы с этим, но теперь такое отношение показалось ему вдруг несправедливым.

— Разве он не мог измениться? Его поведение говорит об этом.

— Такие, как он, не меняются, Гарри. Если бы не метка на его руке, он так бы и ходил здесь павлином и поливал всех грязью.

— Но он не убийца. Он помог нам уйти от Волан-де-Морта.

— Да, он не убийца. Он трус, — раздраженно ответил Рон. — Держу пари, он сделал это только из-за своей выгоды.

Гарри был не согласен с ним и мог бы даже поспорить, но ему совсем не хотелось. Вздохнув, он отвёл взгляд.

— Только не жалей его тоже, Гарри. Он этого совсем не заслуживает.

Гарри закусил губу и кивнул. На самом деле, он так и не смог разобраться, чего Малфой заслуживает, а чего нет. И успеет ли ещё?

От случившегося разговора беспокойство в Гарри только усилилось. Прислушиваясь к разговорам слизеринцев, он так ничего и не узнал. Все вели себя, как обычно, словно студента по имени Драко Малфой не существовало. Возможно, для всех так в действительности и было. Гарри также заметил, что Забини стал менее приближён к нему и общался с другими студентами много чаще, чем с самим Драко. Он подозревал, что это вина лишь самого Малфоя.

Глядя на всю эту безразличность, Гарри в действительности заподозрил, что Малфоя в замке уже никогда не будет. Он почувствовал себя подавленным и отчасти преданным. С этой подавленностью он не расставался весь вечер и, вернувшись с ужина, скрылся в спальне, не желая ничего, кроме уединения.

Находясь в замешательстве от собственной грусти, Гарри лежал на кровати и всё пытался понять самого себя. То, что всё закончится рано или поздно, он уже понял и осознал. Но почему так расстроился, когда оно кончилось так резко и неожиданно? Проблема в том, что теперь Гарри словно и не знал, чем себя занять,—будто Малфой дарил смысл нахождения в Хогвартсе. И вот его теперь нет, и сам он не имел понятия, чем должен заниматься и, собственно, для чего? Ходить на занятия, на свидания, гулять с друзьями — всё это слишком обыденно и скучно. И теперь у него нет того, что могло бы развеять эту скуку хотя бы на час. И с этой скукой, с ежедневной рутиной, он должен будет справляться ещё долгие месяцы.

Машинально, уже по привычке Гарри достал карту из-под подушки. Произнеся клятву, он без энтузиазма и без всякой надежды посмотрел в карту. Имя Малфоя ожидаемо не бросилось в глаза. Ни в спальне, ни в кабинетах, ни в Большом зале его не было. Гарри безразлично взглянул в гостиную, где собралось множество студентов восьмого курса, и с досадой вспомнил, как всегда одиноко сидел за столом у самого края Малфой. Только из-за него, чтобы подразнить ухмылкой и направить на него глумливый взгляд. Гарри провёл по той точке пальцем и закрыл глаза, пожелав, чтобы на этом месте появились следы Малфоя. Но, открыв их, он ожидаемо ничего не увидел. Разочарование отдалось в сердце тоской. Он хотел уже закрыть карту, когда вдруг заметил медленно движущиеся следы у лестницы. Гарри едва не подбросило. Он резко сел и вновь вгляделся в эту точку. Отчётливое «Малфой» медленно двигалось к Астрономической башне.

Гарри не сдержал облегченного вздоха и фыркнул от собственной реакции. Теперь ему вдруг вспомнилось, что Малфой уже пропадал из виду на целую неделю. Пропасть снова по той же причине не составляло для него никакого труда. К счастью, Малфой всё же не вздумал бросить его страдать от скуки.

Приободрившись, Гарри почувствовал, как прежнее настроение вновь возвращается к нему. Прилив странной радости заставил его подняться и нервно пройтись по комнате. Не зная, куда себя деть, он вышел в гостиную и даже принял участие в очередной общей игре восьмого курса, и в тайне надеялся, что в комнате вот-вот появится Малфой. Он привычно бросит на него взгляд, подумает, затем сядет читать, и будет кидать на него свои хитрые, глумливые взгляды.

Однако Малфой всё никак не появлялся. Игра сходила на нет, ученики разбредались по комнатам, пока они не остались втроём с Роном и Невиллом. В половине одиннадцатого в спальню отправились и они. Гарри пришлось идти следом.

В темноте с задёрнутым пологом, спрятавшись под одеялом, Гарри смотрел на следы Малфоя. Они всё неподвижно стояли на одном месте и сколько бы он не смотрел, даже не двинулись с точки. Это показалось ему странным. Он невольно представил себе Малфоя одиноко стоящим на холоде, представил его раскрасневшееся от холода лицо и пытался даже увидеть его настроение. Но он не мог знать, не мог и найти причину почему тот стоит там так долго и не желает возвращаться. Тяжело вздохнув, Гарри отложил карту и погасил огонёк люмоса. Закрыв глаза, он пытался заснуть. Но мысли о Малфое никак не позволяли ему погрузиться в царство Морфея. 

— Люмос, — вновь пробормотал он и заглянул в карту. Малфой всё ещё был недвижен.

Снедаемый тревогой, Гарри поднялся с кровати. Все давно спали.Редкие посапывания ребят нарушали тишину. Гарри осторожно вынул мантию из комода, взял куртку с ботинками, и на цыпочках вышел из спальни, осторожно притворив за собой дверь. Одевшись и накинув на себя мантию, он выскочил из гостиной. По коридору тут же разнёсся воинственный клич сэра Кэдогана, но Гарри, не обратив на это внимания, спешно направился к Астрономической башне.

***

На улице в двенадцатом часу было холодно и ветрено. Луна высоко висела в небе и иногда выглядывала из-за туч. Гарри осторожно прошёл вперёд и остановился. Малфой стоял всё там же. Прислонившись к перилам, он глубоко засунул руки в карманы пальто и с какой-то грустью глядел куда-то перед собой, даже не моргая. Эта печаль на лице и озабоченность, напомнили Гарри о том Малфое, каким тот был на шестом курсе. Тогда он подозревал его, считал жестоким и злым. Теперь он видел то же лицо и замечал в нём сломленность и одиночество. Сердце Гарри сжалось от внезапной жалости и сострадания.

Он медленно и тихо подошёл к нему; встал напротив и остался незамеченным. Драко всё смотрел перед собой, тоскливо и безразлично, даже не ощущая чужого присутствия. Гарри неотрывно смотрел на него, и в его печальном лице он находил что-то очаровательное. Приподняв подол мантии, Гарри осторожно скинул её с себя. Драко едва заметно вздрогнул и изумлённо посмотрел в его глаза. Он не испугался, не стал злиться из-за подобного внезапного появления. Напротив, его глаза вдруг прояснились, а на губах появилась мягкая улыбка. Эта улыбка отозвалась в груди трепетом. Гарри положил свою холодную ладонь на его щёку, бережно огладил большим пальцем и мягко коснулся губ своими губами.

Поцелуй был медленным и нежным. Гарри ласкал его, пытаясь утешить, как мог. Драко обхватил его за талию и прижимал к себе, как всё ту же необходимость. Когда поцелуй прервался, он всё ещё крепко держал его в своих объятиях. Гарри смотрел на его лицо сверху и наблюдал, как его дыхание мягко выплывало из приоткрытого рта, а ресницы подрагивали словно от холода. Малфой не смотрел ему в глаза, и тихо позволял себя рассматривать. Именно тогда Гарри вдруг захотелось прервать молчание. Он прекрасно понимал, что перейдёт черту, которую переходить просто нельзя — она могла привести к последствиям, к объяснениям, к ненужным разговорам и к разочарованию, и вернуться назад уже будет нельзя. Но воспоминания о том, каким уязвимым может быть Драко, не имея того, с кем может поговорить, заставили Гарри сдаться.

Поколебавшись, Гарри тихо спросил:

— Что-то случилось?

Драко поднял глаза и посмотрел на него с удивлением и растерянностью. Оно медленно исчезло, и во взгляде вновь появилось нечто загадочное и в то же время тоскливое. Драко кивнул.

— Не поделишься?

Драко с минуту смотрел на него, затем горько ухмыльнулся.

— Не думаю, что мои проблемы опечалят тебя, Поттер, — Гарри продолжил настойчиво смотреть на него — то, чему он научился у Гермионы — и Драко сдался. — Мой отец тяжело заболел, а всё, что ему предлагают — редкие посещения врача в камере Азкабана. Мама просит перевести его в больницу святого Мунго, но каждый раз получает отказ. — Драко опустил глаза и стиснул зубы. — Она боится, что долго он не протянет.

Гарри смотрел на него и чувствовал странное желание обнять его, только чтобы утешить. Хотя всё ещё стоял вплотную и ощущал прикосновения рук Малфоя на талии.

— Я сочувствую, — искренне сказал он. Драко посмотрел на него и вновь вымученно ухмыльнулся.

— Не нужно, Поттер. Я прекрасно знаю, как ты относишься к моему отцу.

— Да, но… Я сочувствую тебе. Никто не заслуживает остаться без родителя. Даже такого, как он.

В глазах Драко вновь промелькнуло удивление, ускользнувшее так же быстро. Возникло молчание. Драко опустил глаза и впал всё в ту же задумчивость. Глядя на него, Гарри, к изумлению даже для самого себя, испытывал искреннее желание помочь.

— Я могу написать министру, — неуверенно сказал он. Драко вскинул голову и поражённо уставился на него, словно он сказал нечто, что никак не ожидал услышать. Хотя, возможно так и было. — Твой отец совершил многое, но теперь он вряд ли опасен.

— Ты сам знаешь, что это бесполезно.

— Но нужно хотя бы попытаться.

— Не нужно. Не хочу ещё больших унижений.

Гарри досадно вздохнул, не имея больше никаких идей. Заметив это, Драко вновь улыбнулся.

— Не стоит так расстраиваться, Поттер. Я скажу ему, как ты ждёшь его смерти, и передам твой пламенный привет. Уверен, он быстро пойдёт на поправку.

Гарри тихо фыркнул и пнул его ногой.

Они смотрели друг на друга. Гарри с удовольствием заметил, что Драко с его присутствием стало лучше. В его глазах виднелась некая весёлость, а на губах всё таилась безмятежная улыбка. Он и не подозревал, что когда-нибудь Малфой будет смотреть на него так — мягко и как-то трепетно. И никогда и подумать не мог, что бывший враг так робко притянет его к себе, так нежно и кротко будет целовать под покровом ночи.

Возвращались они под одной мантией — молчаливо, но медленно, словно растягивая эти минуты как можно дольше, — и распрощались только в гостиной. Гарри хотел пожелать доброй ночи, но отчего-то не решился. Посмотрев друг на друга ещё раз, они разошлись по разным комнатам.

Эта ночь долго не выходила у Гарри из головы. Он долго лежал в постели, ощущая в груди тепло и уют, а улыбка Драко странным образом никак не выходила из головы. Он раз за разом прокручивал сцену на Астрономической башне в голове и невольно улыбался, вспоминая, как Драко еще долго обнимал его, как-то совсем по-детски уткнув свой холодный нос ему в плечо, и как совсем не по-детски целовал. В конце концов, то, что они заговорили друг с другом показалось ему правильным решением. Гарри крепко заснул впервые за долгое время в полном умиротворении.

***

Гарри смущенно потупил голову и закусил губу. Направленный на него взгляд профессора Слизнорта заставил чувствовать себя виноватым, хотя он не считал себя таковым. Иногда, ему очень не хватало профессора Снейпа, который просто бы снял с него баллы и сыпал оскорблениями, нежели заставлял ощущать себя не в своей тарелке от осознания, что не оправдывает чьих-то ожиданий. Но профессору Слизнорту всё нипочём — хоть взорванный котёл, хоть проваленный тест, он находил всему оправдание.

— Я понимаю, Гарри, вы сделали для этой страны большое дело. Очень большое, бедный мой мальчик, — лепетал он, — и, разумеется, вам должны давать поощрения. Будь моя воля, я бы поставил вам экзамен без всей этой сумятицы, ведь я уверен, что вы весьма талантливый молодой человек.

Гарри поднял взгляд и посмотрел в наивные глаза профессора.

— Эм… да, сэр.

— В таком случае, мы можем найти компромисс. Думаю, тест весьма можно заменить и небольшим эссе. Тема «Напиток Живой смерти», я уверен, для вас будет весьма легкой, — Слизнорт улыбнулся. Лицо его сияло так, будто он сделал немыслимо хорошее дело. Понимал ли он, что эссе для Гарри ничем не лучше сложного теста? И, тем не менее, выбора у него не было.

— Да, сэр. Спасибо, сэр, — кивнул он.

Гарри прикрыл за собой дверь и тяжело вздохнул. В коридоре было тихо и безлюдно: время приблизилось к обеду. Гарри неохотно пошёл в направлении Большого зала и задумался о своём новом задании. Писать эссе по зелью, которое уже напрочь забыто и которое славится своей сложностью, у него не было ни запала, ни настроения. Едва заставляя себя уделять время домашним заданиям, теперь ему придётся листать ненавистный учебник по зельеварению. Гарри подумал о Гермионе, затем о её осуждающем взгляде и упрёках, и недовольно поджал губы. Она, конечно же, заставит его хотя бы постараться, поставит условие выучить хоть какой-нибудь урок, прежде чем смилостивиться над его жалкими потугами. И затем, как-то само собой, на ум ему пришёл Малфой. Ему подумалось, что они заговорили друг с другом весьма вовремя. Что из этого легко можно извлечь пользу. Но вчерашняя ночь казалась такой далёкой, словно сновидение, и Гарри даже не мог с уверенностью сказать, будут ли они говорить друг с другом снова. Да и важны ли его проблемы, когда у самого Малфоя такой сложный период? Вспомнив его грустное лицо и безучастный взгляд, направленный мимо него, Гарри помрачнел.

Стоило появиться этой грусти, как его запястье вдруг схватили, и не успел Гарри испугаться, как оказался прижатым к стене пустующей ниши. Весёлый взгляд серых глаз, заставил его улыбнуться, стирая прежние опасения.

— Ты вовремя. Я как раз думал о тебе, — сказал Гарри, не успев даже подумать. Это произошло так просто и непроизвольно, словно не было долгих месяцев молчания и долгих лет вражды.

— Я так и знал, что ты думаешь круглые сутки только обо мне, Поттер, — фыркнул Драко, с хитринкой глядя на него.

— Напиток живой смерти, — сразу перешёл к делу Гарри, игнорируя эту шутливость. Которая, конечно, не являлась полностью правдой. Гарри совсем не собирался это признавать.

— Это что, угроза?

— Слизнорт задал мне эссе, потому что я ничего не написал на тесте.

— И что же, виной этому опять я? — ухмылка Малфоя выросла, а голос его сделался ещё более игривым.

— Разумеется. Поэтому ты и напишешь его за меня, — невозмутимо ответил Гарри, изогнув бровь. Услышав эти слова, лицо Малфоя тут же сморщилось в привычном презрении.

— С какой это стати?

— С такой, что ты забираешь у меня моё время. Я мог бы вполне тратить его на уроки.

— Я ведь не заставляю тебя приходить, Поттер!

— Точно. Значит и сейчас я могу спокойно уйти и не тратить своё время, — Гарри шагнул в сторону и попытался сдержать улыбку, когда ему преградили путь рукой. Он взглянул в серые, пышущие недовольством глаза с напускным упрёком.

— А что я получу взамен?

— Двадцать минут моего времени, — пожал плечами Гарри.

— Двадцать? А не маловато ли? — возмутился Малфой.

— Двадцать пять? — изогнул бровь Гарри и не сдержал легкой улыбки.

— Шестьдесят пять, Поттер, и ни минутой меньше.

— Договорились. Встретимся, когда эссе будет готово, — Гарри вновь попытался уйти и снова оказался прижатым к стене.

— В таком случае, я требую аванс! — сказал Драко и впился в его губы совсем уж властным поцелуем. Гарри улыбнулся в поцелуе и запустил пальцы в платиновые волосы.