Саймон не узнает сначала — или не хочет узнать. Силуэт темнеет где-то сбоку, отрывается от обшарпанной стены и приближается к нему, постепенно обретает человеческие очертания. Потом останавливается почему-то и тихонько спрашивает:
— Пс-с-с, чувак, спастись не хочешь?
Хочет. Еще как хочет. Саймон по-человечески трет глаза, покрывшиеся непривычной мутной пленкой. Стирает пленку — видит девчонку, чей облик напоминанием вонзается в процессор.
Этого не может быть, ведь это…
Саймон мотает головой, цепляется в пистолет, целится в пришелицу и впервые за долгое время пугается. Это программный сбой — не похожий на те, что были раньше, тревожный и вселяющий неподдельный ужас. Это сродни человеческой болезни, когда люди постепенно сгорают на глазах и превращаются в кого-то другого. За этими превращениями страшно наблюдать.
Уж Саймон-то знает.
— Кто ты? — уточнение, хотя ответ известен. Но Саймон не может поверить.
— Совсем меня позабыл, а? — девчонка медленно приближается на полусогнутых, глядя на нацеленное на нее дуло пистолета. — Вон даже пристрелить хочешь. Я ж Келли, ну.
Улыбается — несмело, даже боязно. Но все равно обнажает влажные белые зубы, смахивает с ресниц прилипшие снежинки, щурится от промозглого ветра, пробравшегося под не по погоде легкую куртку.
— Не позабыл, — механическая рука вдруг слабнет под давлением тяжелого оружия, опускается, бессильно выпускает пистолет из разжатых пальцев. — Но я не понимаю, как…
— Я объясню, но по дороге, — девчонка озирается по сторонам. — Когда уйдем от преследования.
Она протягивает руку. Саймон послушной куклой касается этой руки, принимает помощь. Он встает на ноги и оглядывается на запертую дверь.
— Ну же, пошли, — произносит девчонка.
— Куда?
— Сказала б я тебе, куда, да только опять заругаешь за, — Келли смеется, тут же кривится, изображая Саймона из той, невыносимо далекой жизни, — «употребление нецензурной лексики». Черт, как же я скучаю по тем временам. А ты? Ты тоже скучаешь?
Если бы ты знала, как — проносится в голове.
***
Как же он любил эту девчонку. Искреннюю, не задумывающуюся о правилах поведения с другими людьми, увидевшую в нем кого-то живого, а не послушную куклу, призванную служить и выполнять все прихоти. Саймон был в ее семье домработником и помощником по хозяйству, выполнял также и функции медицинского обслуживания Келли.
Сначала она его ненавидела, орала что-то про свою ненужность и про то, что мама с папой ее скинули на «кусок говенного пластика». Тогда-то Саймон и познал всю красочность матерщины, которую на него обрушивала девчонка. Но он терпел, потому что должен был, и водил девчонку на химиотерапии и другие неприятные процедуры, после которых его подопечной становилось намного хуже.
— Как ты себя чувствуешь? — непрестанный вопрос после того, как Келли выблевывает остатки себя в унитаз.
— Иди нахуй, железяка, — неизменный ответ.
***
— Ну, чего встал? — Келли совсем рядом хохочет и ловит ртом снежинки. — Пошли уже или на помойку захотел?
Саймон пытается — слушается беспрекословно, даже вопросов никаких задать не может. Их попросту нет, а вместо мыслей — гулкая пустота и непонимание. Но он не может сделать и шага.
Этого не может быть. Он, должно быть, сходит с ума. Но возможно ли это у андроида, пусть и девианта?
— Ты ранен, — констатирует девчонка. — Давай помогу.
Она отходит к большой сумке, припорошенной снегом, и вытаскивает оттуда оставшийся парашют. Потом подбегает к Саймону, поднимает того на ноги, надевает парашют и тащит за собой к краю здания.
— Я не смогу один… — шепчет Саймон.
— А я вместе с тобой, если ты не против, — девчонка смеется, щурясь от попадающих в глаза снежинок. — Я ж теперь долбаная фея, ты же знаешь.
Еще как знает.
***
Подобная перу и такая же хрупкая. Вот только, в отличие от сказочно красивого персонажа, она не имела крыльев. Немощная, лишившаяся всяких внутренних запасов — лишь кости, обтянутые кожей. Именно такую ее Саймон с утра поднимал с кровати, чтобы отнести в ванную или сменить подгузник, именно ее он тащил в столовую для завтрака, вытаскивал на улицу и так и нес час или два — она не принимала никаких вариантов катания в коляске. А девчонка где-то отыскивала последние силы, чтобы обнять «гребаный кусок пластика» и прильнуть к чужой такой человеческой груди, чтобы, вслушиваясь в мерное биение искусственного сердца, тихонечко заснуть.
Именно в один из таких пригожих осенних дней он впервые понял, что это неправильно.
***
Вот только здесь и сейчас девчонка удивительно жизнерадостная, гладкая и здоровая.
— Ну что, полетели?
Она помогает переступить через металлические бортики, отталкивает обоих от края небоскреба и вместе с Саймоном летит вниз. Ветер врезается в лицо, пронизывает до искусственных костей, ледяным вихрем вязнет в ушах. А вместе с ним — заливистый смех, уносимый высотой и снегом куда-то вверх. И воспоминание о последней прогулке за пределы придомовой территории, когда они без разрешения родителей уехали на побережье за городом.
***
— Но я же хорошо себя чувствую! — отвоевывает свое желание девчонка. — Я хочу на природу! Задолбалась я уже торчать в этих гребаных стенах, меня от них тошнит больше, чем от болезни, ну. Ну пожалуйста, Саймон. Может, я увижу сегодня море в последний раз, а?
— Но что скажут родители?
— А что они скажут, если мы им ничего не скажем? — Келли пытается подмигнуть, но получается плохо и жутко из-за черных кругов под глазами.
— Но я не…
— Еще как можешь, — она наступает активнее. — Захватим все необходимое. Лекарства там и все такое. Это ж недалеко! Ну пожа-а-а-а-алуйста…
Саймон не может отказать. Это неправильно — отказывать ей в безобидной просьбе, тем более свежий воздух и приятный вид может благотворно сказаться на ее самочувствии.
И они едут. Келли снова засыпает, вырубленная лекарствами, на заднем сидении, но умудряется проснуться в аккурат во время приезда на побережье. Будто запах моря чует.
Там она просит посадить ее на большой прибрежный камень, больше похожий на нечто плоское. Келли свешивает тощие бледные ноги с края и просит Саймона сесть рядом.
— Задери штанины.
— Зачем?
— Хочу на ноги твои поглядеть, ну. Ты последний парень, которого я вижу. Имею право засыпать тебя непристойными предложениями.
Саймон слушается и выполняет очередную просьбу своей подопечной. Девчонка еле сидит без опоры в виде его рук, но довольно улыбается. Давно она так не улыбалась.
А потом произносит, когда андроид садится рядом:
— Знаешь, обидно помирать девственницей, — вздыхает, а уши ее предательски краснеют. — Я ж даже не целовалась, прикинь?
— Похоже, для тебя это важно, — отвечает Саймон.
— Да не особо, — девчонка пожимает тощим плечом. — Не судьба, значит. В будущей жизни постараюсь восполнить этот пробел.
— Ты веришь в жизнь после смерти?
— Не знаю, но скоро проверю, — Келли крепче прижимается к плечу андроида, касается пальцами ног воды и долго глядит на легкую рябь под собой. — Красиво тут, скажи же?
— Красиво, — односложный ответ.
***
— Хорошо полетали, — Келли вытаскивает андроида из воспоминаний. — Надо бы тебя переодеть, а то поймают в этом твоем комбинезоне. Как думаешь?
Саймон согласен. В его нынешнем наряде — яркостью голубого и желтого цветов способного привлечь внимание — не самый лучший вариант незаметно расхаживать по городу в попытках вернуться в Иерихон. Поэтому оба прячутся в одном из заброшенных домов и с наступлением темноты обчищают небольшой вещевой магазинчик.
Пистолет тут приходится кстати — здешний простой замок становится куда сговорчивее после выстрела. Он впускает беглецов внутрь, позволяет прихватить все необходимое и отпускает Саймона с Келли, вися бесполезной теперь железякой на петлях.
Правда, сигнализация срабатывает, но это уже другая история. А Саймон с Келли еще с предыдущей не разобрались.
Они еле успевают скрыться, когда окрестности оглушает полицейская сирена. Прячутся в очередном закоулке, наблюдают за вбежавшими в магазин стражами порядка и быстренько делают ноги. Саймон слышит, как Келли тяжело дышит, почти задыхается.
***
И вспоминает, как в последний день из ее рта текла черная кровь, выталкивая последние куски воздуха. Весь этот день Келли пролежала без сознания, изредка выкашливая остатки внутренних органов со склизкой чернотой, что вытаскивались изо рта и горла заботливыми руками не брезгливого андроида. Он знал, что подобная процедура важна, не только потому что так в программе прописано. Келли задыхалась и захлебывалась в собственных внутренностях, а он ей помогал.
Так было правильно. Так ей было легче доживать последние часы.
***
— Хех, да один день с тобой — это как вся моя жизнь! — Келли радуется, когда видит переодевшегося Саймона. — Ну вот, теперь можно почти в открытую идти по улицам.
Улыбается, но вспоминает о ранении.
— Кстати, как ты?
— Неважно, — отвечает Саймон, разглядывая принесенную девчонкой куртку. — Нога все так же не функционирует.
— Ничего. Доберемся до твоего Иерихона, и все будет в порядке. Там же есть запасы этих ваших биокомпонентов?
— Да, есть.
— Ну тогда не беспокойся, — такой знакомый тон, пропитанный подростковой капризностью и облегчением. — Дохромаем как-нибудь.
***
Посреди ночи Келли вдруг просыпается. Вздыхает глубоко-глубоко и чисто, будто во рту нет никакой крови, цепляется в руку Саймона, что лежит на ее пальцах, и легонько стискивает.
— Саймон?
Андроид тут же отзывается, накрывая холодную белую кисть второй рукой.
— Да? Что-то нужно, Келли?
— Слушай, я тут подумала… — вздыхает еще глубже, прерывистее. — Что будет с тобой, когда я уйду?
— Ты про что?
— Я слышала, что таких, как ты, после выполнения работы деактивируют… убивают. А ты ведь призван заботиться обо мне. Что будет, когда я умру?
Саймон не знает. Диод верещит красными отблесками в темноте.
— Я не хочу, чтобы ты умер, Саймон, — плачущее в темноте. — Когда меня не станет, уходи отсюда, хорошо? Пусть это будет моим последним желанием.
— Но я не могу так просто взять и уйти, — сопротивляется Саймон. — Я — собственность твоих родителей и не имею права покидать этот дом без надобности.
— Родители моей однокурсницы так проделали со своим андроидом-нянькой, когда она пошла в школу. Просто взяли и отправили на запчасти. Разобрали на куски и распродали, ведь это выходит выгоднее, чем целым. Саймон… — хрипит, кашляет, содрогается всем своим телом.
Саймон включает настольную лампу, видит струйку черной крови, что вытекает из правого уголка растрескавшихся губ, приподнимает голову и хочет в обычном режиме прочистить рот. Но Келли не дает.
— Это мой приказ, — слабо-слабо улыбается. — Уходи сразу же, когда я…
Кашляет снова, вдруг замирает в искусственных руках, никнет и запрокидывает голову. Лицо расслабляется, как и все тело. Приборы тревожно верещат красными прямыми линиями на мониторах.
Келли больше нет. Как и Саймона, что выполняет ее последнюю просьбу и прыгает в ночь через окно навстречу новому, незнакомому, страшному.
Ведь она попросила.
***
Улицы неприветливого Детройта сменяются ржавыми стенами старого корабля. Келли поддерживает хромающего Саймона, тащит его вперед и озаряет ржавчину вокруг своими байками. Просто болтает, как могут некоторые люди — обо всем и ни о чем одновременно. Но Саймону все равно, ведь он слышит ее голос.
Событие, поражающее своей неправдоподобностью.
— Ты, получается, жива? Ты победила болезнь?
— Нет, — Келли улыбается. — Не победила. Но ты меня вернул.
— Как это?
— Ты помнишь меня, — просто отвечает Келли. — Вытащил меня из забвения, когда попал в беду.
Как-то так.
Саймон растерян и ничего не понимает. Останавливается, глядит на девчонку, мотает головой.
— Не-нет-нет, — повторяет раз пять. — Я не способен своими воспоминаниями возвращать людей.
— Но я же здесь, — Келли улыбается. — А вот когда ты окажешься среди своих, я с легким сердцем исчезну. А ты вспомнишь.
— Что вспомню?
— Саймон?
Саймон резко оглядывается, вслушиваясь в знакомый голос. Позади него шагах в двадцати стоит Маркус. Выпрямленный, разрезающий все внутри взглядом своих разноцветных глаз.
Свой.
Саймон оглядывается на Келли, но та исчезает, растворяется в рассеянном полумраке корабля, как и обещала. И тут он вспоминает.
Саймон сам дополз до сумки с парашютом, сам доковылял до края небоскреба и перевалился за бортик. Сам прыгнул с крыши, сам потянул за ручки, выпуская спасительный кусок брезента, не давший ему разбиться в лепешку об асфальт внизу. Сам пролез в магазин одежды, сам дошел до этого места.
Никакой Келли не было.
Саймону кажется, что он сходит с ума.
Маркус подходит ближе. Настороженный, не верящий в увиденное, он глядит на брошенного им друга, несмело улыбается и спустя секунду заключает Саймона в свои объятия.
— Ты вернулся.
Да — думает Саймон — мы вернулись.
Так и должно быть. Так правильно.
***
— Саймон.
— Да, Келли?
— Слушай, ты так много для меня делаешь. Вон возишься так, таскаешь без всякой злости, подгузники меняешь без этой нашей брезгливости…
— Я андроид, мне не свойственны подобные чувства и ощущения.
— Возможно, но я часто вижу, как твой диод бесится. А это значит, что ты живой и теперь выполняешь не только команды, правда?
Молчание в ответ.
— Ладно, молчи, сколько хочешь. Я просто хотела сказать… Спасибо тебе. Вот прям огромное такое спасибо. Если бы у меня было время или хотя бы шанс выжить, я б отблагодарила тебя не только словами. Я бы сделала для тебя что-нибудь. Не знаю, правда, что, но точно бы не осталась в долгу.
— Келли, не стоит…
— В общем, спасибо тебе. Когда превращусь в какое-нибудь привидение, надеюсь, смогу когда-нибудь помочь тебе. Отблагодарить за все, что ты делаешь для меня.
— Но привидений не существует.
— Это мы еще посмотрим.
Тихий смешок, как заключительный аккорд перед поворотом, что изменит жизнь целого андроида много лет назад.