Сильнейшая интоксикация заставила изменить цвет не только кожи, но и одеяния китайца. Красная шёлковая ткань поблёкла и огрубела, затем, будто разъедаемая кислотой, начала рваться. Яо уже не мог подняться - просто лежал и задыхался, захлёбываясь едким дымом горящих покрышек, пропитанных бензином факелов и пожаром коктейлей Молотова.
- Революция – как поллюция, Яо, - слышит, уже проваливаясь в бред, Ван. – Ею нужно переболеть, перерасти, и после она уже не побеспокоит.
«Куда же мне ещё расти, идиот? Я старше тебя на хрен знает сколько столетий!» – со злостью думает больной. Перед прикрытыми глазами маячит, понятное дело, Россия, собираясь, по-видимому, начать лечение несчастного пациента.
Ещё при посадке в самолёт Яо как-то сник, но никто из стран не заметил этого. Саммит выдался затяжным, и все без исключения спали – до тех пор, пока в салоне самолёта не раздался негодующий вскрик Франциска – Яо стошнило прямо на него. После сего инцидента Брагинский, как хозяин саммита, принял решение развернуть лайнер с востока на запад, дабы Яо не стало ещё хуже. Все понимали, что произошло, и не выказали возражений. Таким образом, рейс вернулся в аэропорт славного города Сочи, а Иван и остальные уменьшили свои шансы попасть на завтрашний саммит ШОС.
Шок и жалость к Яо смешались у Брагинского с ликованием. А как иначе испытаешь сыворотку, когда ни в одной стране мира за последний год никаких революций? И вдруг нежданчик, самый что ни на есть. Кто бы мог подумать, что эта зараза и до Китая доберётся?
Но тут Иван, готовый уже впрыснуть изготовленное из собственной крови целебное вещество, столкнулся с дилеммой. Не особо-то и нравилось ему коммунистическое устройство дружественной страны. Понятное дело, Яо погибнет, если не сделать инъекцию. С другой стороны, более близкая сердцу Ивана монархия, вернувшись в Китай, вернёт его к истокам государственности. Тоска по собственным былым временам, стремление увидеть возрождение монархии, дружить с этой страной, и, быть может, стать вместе ещё сильнее – вот что в эти минуты заставляло Ивана не опускать руку со шприцем на мягкое место Яо.
- Знаю, ты хочешь остаться прежним, хочешь жить, - говорил Брагинский. – Пожалуй, я спасу тебя, но знай: это не прививка и даже не вакцина, это всего лишь сыворотка. Я ничем не смогу помочь, если через месяц или через год всё повторится.
- Да коли уже, ару! – простонал Китай, вложив в этот вопль последние силы.
- Ну так и быть.
Здоровенная игла проткнула мышцу, и как бы ни был Яо слаб, всё же недовольно вскрикнул, затем всхлипнул и лишился сознания.
Когда, разлепив глаза, Яо привстал с подушек, ненароком сбросив одеяло с голого, болящего от укола зада, то первым делом дотянулся до пульта. В комнате отдыха был большой плазменный телевизор, и как раз сейчас передавали последние новости.
Послушав всего несколько секунд, Яо вырубил телек и откинулся на подушки. Он всё ещё чувствовал себя нездоровым, но в сравнение со вчерашним днём это не шло. Оставалось поблагодарить Ивана за скорую помощь, но его здесь не было. По-видимому, он всё же отправился на саммит, или где-нибудь шастает.
По лицу Яо расплылась довольная улыбка, ведь он не особо верил в спасение. Значит, он всё же нравится России таким, какой есть, а не таким, каким его мечтает видеть Брагинский.
Революция в Китае постепенно сходила на нет, принося в душу Яо столь долгожданное умиротворение.