кожа

Цзян Чэн шипит. Кожа — конечно, это сраная кожа, кто бы сомневался, — неудобно давит на шею, когда Вэй Ин тянет его за подбородок и заставляет задрать голову. Когда он касается губ пальцами, когда слегка поддевает ошейник и поглаживает покрасневшую кожу, когда его растрепанные волосы падают Цзян Чэну на плечо и щекотят — он недовольно морщится и шипит. И все. 

У Вэй Ина такое лицо, словно ему дали огромный кусок торта — и засунули его под стекло.     

— Ну же, шиди, — стонет он, — неужели ты просто так это оставишь?     

Вообще-то, почти задыхается Цзян Чэн, это он тут в ошейнике. Это он должен ныть и стонать. Пока что ноет Вэй Ин. Лапает его, лезет руками под одежду, разглядывает во все глаза, словно видит первый раз, и крутится перед ним. Цзян Чэн держит его за талию — ни ближе придвинуться, ни назад — и молчит. Вэй Ин страдает.    

— Шиди, это нечестно, — хнычет он и снова гладит пальцами щеку и губы. 

Ныть тут должен Цзян Чэн, определенно — это у него на коленях сидит один придурок и специально — конечно, он специально — ёрзает. Неудобно. Раздражающе. Красиво.   

«Шиди, можно я тебя поцелую?»     

«Шиди, скажи, чего ты хочешь.»     

«Разреши мне.»    

«Ну скажи это, шиди, не так же и сложно.»     

Цзян Чэну, в принципе, и так достаточно. Можно не открывать рот — Вэй Ин и сам когда-нибудь прекратит и наконец примется за дело, а пока можно посмотреть. На искусанные красные губы, на низкий хвост, уже растрепанный и почти распущенный, на темные пряди, прилипающие к влажной коже, на растянутый ворот футболки.   

— А тебе идет, — шепчет он ему в ухо. — Имею в виду, на самом деле идет.   

И носом проводит по тонкой коже. Дыхание обжигает мочку уха.    

— Ты красивый, шиди.    

Цзян Чэн не смазливый мальчик из ленты инстаграма — на нем такое красиво смотреться не может по определению. Он красивый, но иначе, не для подобных развлечений, он в этом уверен.   

Но по пьяному взгляду Вэй Ина кажется, что в самый раз.      

 — Не слишком туго?   

Ошейник Цзян Чэн ненавидит — он его неправильно затянул, как-то не рассчитал размеры: дышать неудобно, и все липнет к коже. И давит.   

— Нормально. 

Вэй Ин снова поддевает пальцем край и смотрит с почти физически ощутимым сомнением, но отпускает.     

Цзян Чэн пытается в ответ улыбнуться одними глазами — как Вэй Ину вечно удается передать такое количество эмоций на лице? — и тут же сдается. Вэй Ин прикусывает кожу на шее рядом с ошейником, где она чувствительнее всего — и Цзян Чэн срывается. Дергает его за хвост, сжимает плечо — это должно быть больно, но Вэй Ин только довольно скалится, — и давится полустоном-полувдохом.    

Ошейник этот он надевать не собирался, но сейчас минусов не видит.     

Он вообще не может понять, как эта хрень на нем оказалась — он точно бы такое не надел.   

Определенно.    

Вэй Ин просто притащил эту дрянь — конечно, он ее притащил, неужели он мог не — бросил на ноутбук и заявил, что выглядело бы очень горячо. И бровью еще так дернул намекающе, словно Цзян Чэн только приказа ждет, как собака.   

Он так ему тогда и сказал.  

— Ты что, стащил собачий ошейник?    

— Нет конечно, шиди! Ты не понимаешь?     

О, Цзян Чэн понимал. Понимал, что у одного идиота фантазия иногда совсем за край заходит.    

— Нет.    

Вэй Ин после этого театрально повздыхал и снова куда-то сбежал — а Цзян Чэн остался с этой дрянью наедине. И надел ее, конечно же, просто чтобы понять, что в этом находят. Не чтобы кого-то впечатлить. Нет.    

Вэй Ин кусает его снова, потом целует, потом проводит языком и снова прикусывает — Цзян Чэн уверен, что завтра его шея будет похожа на один большой синяк. Со следами от сраного ошейника, куда без этого.  

Все это неудобно впивается и звенит, когда Цзян Чэн запрокидывает голову. Вэй Ин тянет его назад.   

— Смотри на меня, шиди.      

И сам смотрит в глаза, не отрываясь, даже чтобы поправить прилипшую к лицу прядь. Бестолковый этот хвост лезет везде и всюду, и все полки в ванной заставлены бутылочками — Цзян Чэн постоянно грозит его побрить под ноль, и оба они знают, что этого никогда не будет. Потому что нельзя не признать, что Вэй Ину идет, нельзя не признать, что Цзян Чэн любит перебирать длинные волосы и плести из них ему косы, и нельзя не признать, что тянуть за них достаточно приятно.   

Цзян Чэн роняет его с коленей на кровать, и какое-то время они возятся, пока Вэй Ин не оказывается сидящим на нем сверху. Снова. 

Цзян Чэну неловко от его взгляда, а когда ему неловко — он злится. Вэй Ин охает, когда его дергают за волосы на себя, но быстро включается. Цзян Чэн больше кусается, чем целуется — Вэй Ин дергает его за ошейник и отстраняется.    

— Шиди, если ты так будешь…     

— Если ты так будешь, — намекает он взглядом на ошейник, — я тебя убью.    

— Какой ты невоспитанный.     

Цзян Чэн никогда тяги потрепаться во время секса не понимал — это у Вэй Ина рот не закрывается, а у всех нормальных людей не так. Только Вэй Ин начинал говорить, и Цзян Чэн об этом забывал: хотелось рассказать, какой он идиот, как он раздражает, сказать, что стоит, наконец, перестать трепаться и сделать уже то, что собирался.   

Вэй Ин стягивает сперва с себя, а затем и с него одежду, но не ошейник — оставляет эту дрянь на месте, только еще раз проводит пальцами по шипованной поверхностности. Через толстую кожу Цзян Чэн не чувствует, но он знает об этих прикосновениях, и шея горит огнем.    

— Стой, — хрипит он, когда чужие руки доходят уже до бедер, — сними тоже.     

Вэй Ин зависает на секунду, а потом понятливо тянется к ошейнику. Цзян Чэн давит желание потереть ноющую кожу, потому что Вэй Ин тут же ее целует — проходится по всей длине полосы нежными касаниями, едва назовешь поцелуем, и только после этого отстраняется. 

— А сказал… — укоризненно тянет он. 

Цзян Чэн отмахивается и пытается выкинуть в дальний угол эту хрень. Та цепляется за шею.

— Ты…    

— Тебе идет.    

Ошейник болтается у него на шее нелепым ожерельем, больше мешаясь, чем ещё что-то. Вэй Ин его просто расслабил, как мог, и оставил на месте.    

— Отсоси.    

Улыбка Вэй Ина становится почти жуткой.   

— С радостью, шиди.     

Даже без ошейника Цзян Чэну все равно тяжело дышать.

***

— Верни эту дрянь туда, откуда взял.     

— И что, даже не дашь примерить ее мне?   

— Не смей.     

Вэй Ин улыбается и застёгивает ошейник на себе.    

Ладно, думает Цзян Чэн, что-то в этом все-таки есть.