– Вы это видели? Вы это уже видели? – молодой человек буквально ворвался в комнату отдыха, ляпнув дверью, и жестом, продиктованным нездоровым триумфом, шлёпнул газету на лакированный стол.

Разговор двух мужчин резко оборвался.

Один сидел в зелёном кресле у полированного стола из тёмного дерева. Он был грузным и темноволосым, его оливковая кожа нездорово блестела на ярком солнце. Мужчина был очень недоволен: густые брови нахмурены, толстый рот поджат. Потянувшись за очередной сигаретой и закурив, мужчина крякнул. 

А он-то думал, то, что он курил в студенчестве – помойка. Та гадость оставляла после себя во рту привкус кошачьей мочи. Эта же с каждой новой затяжкой ощущалась так, будто туда кони нагадили. Ну или д’харианцы. 

Это ж надо, восстановить почти всё, кроме табачной промышленности! За какие-то двадцать лет в этом Богом забытом средневековом мирке они поставили на ноги пищевую промышленность, текстильную промышленность и сельское хозяйство. В стране действовала развитая сеть железнодорожного транспорта! У достаточно обеспеченных слоёв населения даже был доступ к мобильной связи и возможность приобрести транспортные средства личного пользования. Благо, предыдущий Рал расщедрился и выделил иномирным огромную долину с просто потрясающими запасами полезных ископаемых. И пустыню с нефтью под боком. И после такого волшебники будут ещё что-то из себя строить?! Такую землю профукали! Но что с них возьмёшь, со средневековых дикарей?

А азиаты, всё-таки, молодцы. Даже здесь их регионы были первыми по показателям. Только табак никто так и не научился выращивать, вот не то качество, и всё тут! А может, просто в мире колдунов этих табак в принципе отвратительный. Как и большинство вещей в их гадском мире. 

– Антонио, – лениво осадил молодого человека ещё один мужчина, сидевший в таком же кресле, недалеко от бильярдного стола, – не уж-то ты, будучи сыном Президента, думаешь, что мы с твоим отцом этого ещё не видели?

Антонио Гонсальес, внешне – полная копия грузного мужчины, только ещё не заплывшая жиром и тщательно вылизанная (тёмная шевелюра была уложена гелем волосок к волоску, а туфли начищены так, что белозубая улыбка парня пускала на ней блики), зашёлся красными пятнами ярости. Он кинул на Сайлоса Латрейна, счастливого обладателя высокого роста, бархатного голоса и потрясающих светло-каштановых кудрей, отливавших золотом на солнце, полный чистейшей ненависти взгляд. Но что он мог сделать начальнику службы безопасности при Президенте?

Латрейн имел очень полезное умение оказываться в нужное время в нужном месте с нужными связями. А как иначе он мог дослужиться до такой должности в свои неполные тридцать семь? На которые, к слову сказать, он совершенно не выглядел, судя по глупому хихиканью малолетних дурочек, стоило мужчине надеть военную форму. Впрочем, и зрелые женщины не обходили Сайлоса Латрейна стороной. 

Мужчина неторопливо поднялся с кресла, прошёлся до стола и ткнул пальцем в фотографию. Над ней крупными буквами красовалась ироничная надпись: «Иномирные снова нападают на правящую семью».

На фотографии во всей красе восстановленной лет пять назад цветной печати красовалась девушка в довольно откровенном тёмно-синем наряде, жмущаяся к мужчине в белых одеждах. Ну что ж, несчастная Илейн Марр может хотя бы порадоваться, что снимок удачный. Лицо вроде смотрится гармонично, локоть в камеру не смотрит. К чему ещё там девушки начинают придираться, когда оторвутся от свежих сплетен?

– Похоже, не стоило так сильно волноваться из-за этой Марр, да, господин Президент? – расплылся Латрейн в ослепительной улыбке.

Президент оглушительно и совершенно по-свински расхохотался, ляпнув рукой по столу. Его многочисленные подбородки и живот отвратительно затряслись в приступе ушлого смеха.

– Сайлос, – понизил голос мужчина, – Бэзил Шепард руками этой девочки себе могилу вырыл. 

Сайлос. Антонио аж блевать потянуло от такой фамильярности. Можно подумать, президентский сын здесь Латрейн, а не он. 

Молодой человек до боли стиснул кулаки в бессильной злобе. Как будто он не знал, что отец предпочёл бы видеть в качестве наследника именно Латрейна и что вместо этой вертихвостки кланяться в ноги Ралу в компании Бэзила Шепарда Президент хотел отослать именно непутёвого сына. Но посол буквально за час до отъезда заявил, ссылаясь на свою высокую квалификацию и профессионализм, что сам в состоянии назначить себе помощника. Имя Илейн Марр стало известно за двадцать минут до отъезда.

– Слыхал, что редакции завалены гневными письмами в адрес мистера Шепарда, – довольный Сайлос Латрейн буквально сиял в своём злорадстве. – А до президентских выборов осталось-то всего ничего. Какая потеря для либералов. Если мы грамотно используем этот инцидент, мы даже сумеем ускорить принятие новой Конституции, господин Президент.

Мужчина потушил сигарету и сразу же выхватил из пачки следующую, грязно выругавшись, не сумев зажечь её с первого раза. Сколько он уже выкурил этой гадости? Ай, да он и не считал никогда!

– Чем быстрее, тем лучше, – мрачно заявил Президент. – Когда граница между мирами будет прорвана, я хочу быть готовым.

– Почему бы нам просто не дождаться, пока научный центр не сделает свою работу, а после попросить помощи у вторичного мира? – задал вопрос откровенно раздражённый Антонио.

– Да что ты понимаешь?! – заорал Президент. – Попросить у них помощи? А потом эти шакалы – США, Россия или Китай – заграбастают всё себе?! Я должен получить контроль быстрее, чем они доберутся сюда, понимаешь ты это или нет?!

– Мы всё успеем, – внезапная вспышка гнева главы Республики совершенно не тронула Сайлоса Латрейна. Он, полностью проигнорировав Антонио, всё также улыбаясь, многозначительно прибавил, чинно поклонившись: – Ваше Величество.

Антонио видел, как дрогнули уголки аккуратно очерченных губ мужчины. В этот момент молодой человек кое-что понял: не видать его отцу его ненаглядной монархии. Нет, Латрейн, этот мерзкий, до противного жадный человек, обязательно сам приберёт всё к рукам. Наверняка он уже нарисовал у себя в голове замечательную картину старой-доброй военной диктатуры.

***

Илейн аккуратно отрезала ещё кусочек, с удовольствием смакуя до сих пор хранившее тепло блюдо. Всё-таки д’харианцы знали толк в мясе: эти свиные рёбрышки в остром соусе были просто объедением! Жаль, на сладости их кухня была не так богата, хотя медовые пряники были очень даже хороши. Девушка довольно улыбнулась. Всегда можно найти что-то хорошее. Даже в такие плохие времена, как сейчас.

К их с Бэзилом столу подошёл какой-то мальчонка лет шестнадцати, одетый неброско, но аккуратно. Лицо у него было неприятным: несмотря на россыпь веснушек, оно оставляло очень недружелюбное и совсем не солнечное впечатление, потому что маленькие тёмные глаза смотрели на двух ужинающих людей гораздо более злобно, чем следовало бы.

– Документ специально для мисс Илейн Марр, – процедил злой парнишка сквозь зубы и, брезгливо отдёрнув руку, едва девушка ухватилась за пергамент, убежал прочь.

Илейн осторожно развернула документ и, пробежавшись по нему глазами, ахнула и в каком-то внезапном нервном порыве резко отбросила его на стол.

– Да он издевается! – приглушённо воскликнула она.

В этом листке было раздражающе идеально всё: от изящных в своём минимализме и строгости букв до чёткого оттиска на красном, словно кровь, сургуче меча, скрещенного с молнией – личной печати Магистра Рала. Илейн сокрушённо спрятала лицо в ладонях, сдавленно промычав сквозь сомкнутые руки:

– Он настолько не хочет тебя в президенты, Бэзил?

Наставник взял копию приказа, меланхолично повертел её в руках и кинул обратно на стол, даже не скривившись. По тому, как дёрнулась щека мужчины, было понятно, что он хотел, но это было настолько бессмысленно, что посол не стал тратить силы.

– Ему проще пойти на уступки и сделать вид, что он проиграл, вместо того, чтобы получить правителя, готовящегося к войне, и действительно проиграть. Мы продолжим гнуть свою линию, Илейн. Хотя, Джонатан Рал и об этом знает. 

Девушка сдавленно застонала, совершенно измученная последними неделями. Зарывшись пальцами в волосы, до боли царапая кожу, она тупо уставилась в тарелку, пытаясь прогнать усталость. Нужно будет снова связаться с тем журналистом.

Прошедшие две недели были просто ужасны. Хотя бы потому что Илейн благодаря гнусной провокации Магистра, что называется, проснулась знаменитой на весь Народный Дворец. 

Волшебник прекрасно подготовился: на торжество, оказывается, был приглашён фотограф, хотя раньше их во Дворец не пускали никогда и ни при каких обстоятельствах, зашевелившиеся СМИ выпустили свежие номера газет уже на следующее утро и в гораздо большем количестве, чем это обычно позволялось иномирным изданиям, обделённым не только в ресурсах, но и в свободе чего-либо, не говоря уже о свободе слова. Джонатан Рал сделал всё, чтобы весть об инциденте с бесстыдной личной помощницей Бэзила Шепарда как можно быстрее дошла и до Дома Независимости, и до будущих избирателей. Илейн даже пожилые леди-д’харианки узнавали, укоризненно качая головой на её юбки чуть выше колена. 

Бэзил был вынужден просить личного разрешения Магистра Рала на проведение пресс-конференции в Народном Дворце.

Разрешение Император дал, но в какие условия он их поставил! Было допущено всего пять – пять! – журналистов. Никаких микрофонов, никаких диктофонов и… никаких фотографов. Спасибо, что писать заставил не перьями! Грозные д’харианцы на входе не посчитали шариковые ручки потенциально опасным оружием. 

Илейн, вконец взбешённая таким скотским отношением к людям в частности и всей ситуацией в целом, высказала неприятной журналистке в розовом, нахально улыбавшейся ей из-за блокнота, всё, что она думает о манере Магистра Рала вмешиваться в дела суверенного государства. Не забыла девушка и упомянуть о четырёх несовершеннолетних, задержанных и осуждённых на десять суток прозябания в темницах. Девушка подчеркнула, что это были именно темницы, а не камеры. Об инциденте на приёме Илейн Марр наотрез отказалась говорить, в жёсткой форме заявив о приватности подобной информации.

Кто же думал, что на неосторожные слова Илейн об иномирных подростках кучка их соотечественников соберётся на площадке для посвящений с плакатами? 

Джонатан Рал полностью проигнорировал пикет.

Но вот на волну недовольств после выхода экономической статьи о вероятности разорения ряда иномирных предпринимателей, являвшихся гражданами Республики, и лавине банкротств иномирных, оставшихся в Д’Харе, которая последует следом, Магистр Рал был вынужден ответить. Если, конечно, он не желал погромов, которые люди, едва справляющиеся с гигантскими налогами, чудовищными ограничениями и постоянными проверками, были готовы начать.

Император, как и ожидалось, пригрозил им силой. Разгонять недовольных он послал Лайонелла Торренса и половину Первой Когорты. Слава Богу, обошлось без крови. Люди были ещё не настолько измучены, чтобы не испугаться военных и кинуться в бесполезный бой. 

Илейн же к концу первой недели была удивлена визитом журналиста с пресс-конференции, строгого мужчины в очках азиатской внешности, выпустившего скандальную статью. Но свой комментарий по поводу текущей ситуации дала: 

«Я не считаю, что абсолютная власть или какой-то там дар дают Джонатану Ралу право запугивать моих соотечественников и вмешиваться в дела моей страны. Если он считает, что мы заслуживаем такого отношения просто потому, что являемся потомками Имперского Ордена, то я знаю, кто первый должен стоять в очереди для наказания за деяния предков. Разумеется, я сейчас говорю об официальной версии политики Магистра по отношению к иномирным. Реальная причина – жажда мести – выглядит куда правдоподобнее, не правда ли?»

И вот сейчас перед Илейн лежит результат всех потрясений последних двух недель: указ о снижении налогов и пошлин и частичной отмене цензуры и запретов на торговлю.

– Бэзил, что нам делать? – прошептала девушка со слезами на глазах.

– Предупредить всех, продолжать говорить о войне, рассказать всем, кому сможем. Сегодня Рал, издав этот указ, бросил пыль в глаза восьмидесяти процентам протестовавших. Теперь, когда жить стало гораздо легче, они не обратят внимание ни на скорые дополнительные призывы в армию, ни на подозрительную активность в Замке Волшебника. Вот увидишь: очень скоро мистер Ю, тот журналист-азиат, магическим образом исчезнет. Всё, что хотел, Рал от него уже получил.

Илейн в ужасе закрыла рот ладонью, не в силах даже дышать. В ушах уже грохотали падающие на землю бомбы, свистели снаряды и стонали рушившиеся здания. Илейн даже показалось, что она чувствует запах гари. Дрожь пробила всё её хрупкое тело. Бэзил схватил её за руку, несколько раз хорошенько тряхнув:

– Свяжись снова с мистером Ю, мы должны успеть сказать столько, сколько сможем. Но будь готова к последствиям, Илейн: мы станем паникёрами не только для Д’Хары, но и для Республики. Из Империи нас уже никто не выпустит, а Гонсальес торопиться нас вытаскивать не станет. Если не хочешь оставаться в этом болоте, если не боишься, и не без оснований, закончить жизнь в этой страшной стране – уезжай сейчас. Езжай сейчас и доживи эти полгода спокойно, потому что дольше Рал ждать не станет. Он уже десять лет прождал, – зелёные глаза Бэзила сверкнули тёплой, но слишком слабой искоркой надежды. – Я поговорю с человеком из окружения Магистра. Не думаю, что что-то выйдет, но я попытаюсь.

– Я остаюсь, Бэзил, – твёрдо заявила Илейн, глотая подступившие слёзы. Она повернула голову в сторону мужчины, стоявшего у входа в обеденную залу и смотревшего прямо на неё. Джонатан Рал не улыбался, не ухмылялся, и даже в его глазах не было и тени радости от небольшого триумфа. Волшебник был предельно серьёзен. Абсолютно бесстрастное выражение лица Императора ясно давало понять: это только начало. 

Илейн подняла бровь в немом вопросе. Наверняка Джонатан Рал и сейчас слышал всё, что она говорила.

***

Он снова потянулся к чашке, желая вновь ощутить домашнее тепло нагревшегося стекла, и, крепко сжимая посуду в ладонях, сделал большой глоток ароматного чая. Терпкая жидкость согревала уставшее и уже немного хрипевшее из-за долгого и напряжённого рабочего дня горло и разливалась по телу приятным уютным теплом семейных посиделок у камина.

– Ты всегда умела выбирать момент для чаепития, Эди! – улыбнулся Джонатан, улыбнулся мягко и тепло, как делал редко и далеко не для каждого.

Благой Создатель, как он напоминал того шестнадцатилетнего мальчишку сейчас! Как же всё так могло обернуться? Как же так?..

Эди улыбнулась в ответ, осторожно, словно заранее старалась попросить у мальчика прощения за ту боль, что она ему сегодня причинит. Это для его же, Джонатана, блага. И для блага их всех.

– У тебя сегодня быть плохой день, Джонатан. Нелегко признавать поражение, – проскрипела совсем старая колдунья, сама не знавшая, как так вышло, что она всё ещё держалась в этом мире, когда почти все, кого она любила, даже те, кто должен был пережить её на долгие годы вперёд, давно отправились к Добрым духам, обретя покой в свете Создателя.

Мужчина засмеялся, отставив дымящуюся чашку в сторону, подальше от документов, коими был завален его рабочий стол, уже давно не видевший потолка за горами бумаг. Ну что за манера у этих колдуний вечно начинать издалека?

– Эди, – непривычно весело и даже беззаботно сказал он, – а то ты не знаешь, что сегодня замечательный день.

Колдунья недовольно цокнула на молодого человека, слегка шлёпнув того по громадной ладони, всем своим видом показывая, что недовольна его поведением. Сейчас, улыбающийся так искренне и широко, что даже ямочки лёгкими отметинами показались на его щеках, и искрящийся весельем и радостью, отражающихся в серых глазах, Джонатан так напоминал отца. Благой Создатель, если бы только Ричард мог видеть, каким вырос его сын!..

У Искателя сердце бы разбилось, если бы он его увидел. 

Эди заставила себя состроить грозное выражение лица, сердито хлопнув пару раз по столу:

– Ты так и не извиниться перед деткой. Или ты, негодник, думать, что если я старая, то не видеть твой Хань на спине девочки? Я ещё на приёме сказать тебе извиниться!

Джонатан устало вздохнул, запустив пятерню в волосы, пустив очередной болезненный разряд в и без того измученное потерями старое сердце колдуньи.

– Эди, ну я же знаю, что ты будешь меня переубеждать, думаешь, что нет? Я сделаю исключение и выслушаю тебя, но говорю сразу: ты ничего не изменишь.

– Джонатан…, – прошептала колдунья, на глаза её навернулись крупные слёзы. Юлить теперь нет смысла. С этой семьёй это никогда не приносило ожидаемых результатов, – ты хотеть войны. Разве твоя месть стоить жизней твоих людей? Что говорить твоя сестра?

– Моя сестра не правит, Эди, – раздражался волшебник. Он мог спустить много чего старой колдунье, давнему и очень близкому другу семьи, но оправдываться не собирался. – Если засела в Эйдиндриле, то пусть там и сидит.

– Эти люди не…

– Не смей этого говорить, Эди, не смей! – в ярости Джонатан вскочил, с размаху ударив кулаком по жалобно скрипнувшему столу, и колдунья в страхе конвульсивно дёрнулась, вжавшись в спинку стула. Оправившись от испуга, женщина тяжело поднялась, держась за край сиденья трясущейся рукой, и направилась к двери. – Прости, Эди. Пожалуйста, прости.

Старая колдунья повернулась у самой двери, тяжело переставляя ноги. Горячие слёзы катились по её испещрённым морщинами щекам:

– Ричард… он гордиться бы тобой.

На какое-то мгновение кабинет затопила тягучая тяжёлая тишина, казалось, даже свечи погасли, хотя их огоньки всё также горели, слабо освещая помещение.

Джонатан всхлипнул, с силой зажав ладонью рот, второй рукой судорожно впиваясь в столешницу, до боли вжимая пальцы в дерево.

– Это неправда, Эди. Это неправда, – прошептал он в перерывах между тяжёлыми рваными вздохами. Джонатан Рал, правитель Д’Харианской Империи, сейчас, тяжело осевший на стул и опустивший могучие плечи, превратился в того чувствительного и слишком сильно привязывающегося мальчика, каким его помнила колдунья. – Мне так больно, Эди. Если бы ты знала, как это больно!

– Джонатан, – старуха сделала нетвёрдый мелкий шаг обратно. – Я…

– Не знаешь! Она не проходит, ты слышишь? Она не проходит, – он поднял на неё безумные полные агонии серые глаза. Такие же, какие были у его отца. – Я просто хочу, чтобы мне стало легче. Хоть немного. Я чем угодно заплачу за это, Эди!