Окрылённые

     Частный самолёт выруливал на взлётную полосу.

     - Всякий раз, когда взмываем в небо, мой член делает то же самое, - посетовал Габриель, поглаживая пах.

     Он намеренно дразнил Феликса, сидящего рядом, хоть сам и запретил ему возбуждаться раньше времени. Сын дрожал от нетерпения, голодным взглядом следя за рукою отца. Целый месяц Габриель не разрешал ему трогать себя, а сегодня, в День рождения сына, клятвенно пообещал дать отсосать и выебать в кресле на обратном пути.

     - Нет, так не пойдёт! – грозно зыркнул отец на натянутую до предела ширинку Феликса. Я допущу тебя к себе, только если там будет плоско. Ох, Феликс, - прозвучало почти как стон. – Ты такой нетерпеливый. Пока мы летаем туда-сюда, ещё успеем натрахаться.

     В салоне самолёта было всего несколько кресел, остальное пространство занимали столы – обеденный с письменным, длинный раскладной диван, большой телевизор с Интернетом и кабинка со звукоизоляцией. Феликс никогда не спрашивал отца, для чего она, но сейчас, кажется, догадался. Интересно, что там внутри, помимо скрипучего кресла? В том, что кресло скрипучее, он не сомневался – отец прекрасно знал, как сына заводят эти звуки, когда они делают это сидя.

     - Как скажешь, папочка, - вздохнул Феликс и прислонился виском к отцовскому плечу. Крайне сложно было думать о чём-то ином, кроме секса, и всё же пареньку удалось отвлечься на мечты о том месте, куда они летели.

     Деловая поездка в Нью-Йорк обещала быть короткой, но познавательной. Отец заказал для сына экскурсию и дал кучу денег, чтобы тот прошвырнулся по магазинам, пока папочка занят.

     Видя, как постепенно уменьшается бугорок на шортах сына, Габриель перестал теребить свой и уставился в окно. Лайнер медленно отрывался от земли.

     Как бы ни канючил сын, как бы ни доставал просьбами о сексе, Габриель знал, что месячное воздержание для Феликса не пытка, а благо. Мальчик слишком любил его, чтобы нарушить запрет и подрочить. Но вместе с тем Габриель знал, что если дело дойдёт до игрушек и плёток, Феликс возненавидит его. Такие игры не для его нежного тела, к тому же никогда, даже в самый первый раз, их секс не бывал принудительным и извращённым. Габриель приучал его к себе постепенно, словно дикого зверька. Сперва не было ничего, кроме прелюдий. Он просто входил к нему в комнату и ласкал через одежду, не прикасаясь к члену, не целуя, не возбуждая словами. А потом так же молча уходил, чтобы вздрочнуть в одиночестве. Сын не вырывался – он пока не понимал, что это не совсем обычная нежность. Кроме того, отец тайком подмешивал ему в питьё кое-какое средство, безвредное, не вызывающее привыкания, но делающее очень пассивным. Под его действием мозг Феликса воспринимал только то, чего так долго хотел от отца – его к себе внимание. Такое поведение отца было лишь в радость - невинных, как он думал, ласк, пусть и в молчании, было достаточно его наивной душе.

     Постепенно отец стал заходить чаще, чем раз в две недели, а дозу препарата намеренно снизил. Ему хотелось увидеть, привык ли Феликс достаточно, чтобы перейти на следующий уровень – прикосновений без одежды. Габриель был готов к тому, что сын его оттолкнёт или даже заорёт на весь дом, зовя на помощь, а то и ударит отца, обзовёт извращенцем. Он слишком мало знал о сыне, а уж готово ли его тело к взрослым играм – и подавно.

     Сейчас Феликсу семнадцать, и вот уже год они любят друг друга безо всяких препаратов, а тогда, год назад, в этот самый день, у мальчика был День рождения, а отец, как всегда, не позаботился о подарке заранее. Неделю назад он трогал его в последний раз. Мальчик сидел смирно, позволив отцу раздеть себя до пояса и ощупать. Доза препарата, самая малая на сей раз, почти не туманила разум, но и не позволяла взбунтоваться. Половое созревание у Феликса протекало с задержкой, но на этот раз он чувствовал знакомое напряжение внизу живота особенно сильно. Когда отец мягко уложил его поперёк кровати, член юноши стал подниматься и расти.

     Пальцами и языком Габриель водил по белой коже на груди сына, целовал соски, слегка сжимал худые бёдра, проводил ладонью по вискам, спускаясь к шее… Сильное напряжение сводило с ума, и вдруг из горла Феликса вырвался слабый, просительный стон, он подался вперёд и вцепился в отца ногами и руками. Вздрогнув, тот сразу его отпустил и молча покинул комнату. Препарат всё ещё действовал, но сквозь безразличие к уходу отца Феликс ощущал неудовлетворённость и злость. В тот вечер он впервые подрочил себе и кончил. А неделю спустя, в День рождения, когда отец ничего ему не подмешивал, Феликс сам подошёл и как бы невзначай прижался к его бедру. У Габриеля тут же встал, и он поволок сына в свою спальню. Внутри всё ликовало: он дождался взаимности!

     С тех пор они стали неразлучны. Разумеется, сын привязался к нему не только ради секса, и уже не раз доказывал это словами и поступками. Они трахались в самых разных местах, и не только дома. Примерочная кабинка, где он отсосал отцу, множество туалетов, где, стараясь не стонать, они трахались сидя, салон отцовского автомобиля, и даже магазин сантехники, где они купили ванну только после того, как залезли в неё, легли друг на друга и убедились, что будет удобно.

     - Ну что, пап, может, пойдём в ту кабинку? – вывел его из дрёмы голос сына. У Феликса снова стоял. – Сил нет терпеть.

     Отец оставался непреклонным, но в глубине его глаз уже вовсю бушевала похоть.

     - Убери оттуда руку, - процедил Габриель, увидев, как ладонь сына гладит его пах. Другую руку Феликс запустил в штаны, сжав свой каменный стояк. – Мы только взлетели.

     - Неправда. Ты спишь уже минут сорок.

     - Как бы то ни было, тебе тоже не помешает поспать. А то проснулся с утра пораньше и своим стояком начал мне в лицо тыкать… Что, опять я тебе снился?

     Феликс отнял руку и обиженно отодвинулся.

     - Ну и ладно, - буркнул он, нехотя отпуская свой член.

     - Возьмёшь у меня ближе к посадке, - продолжал отец строго. – Не раньше. И не в кабинке, а здесь.

     - Я не хочу сосать. Я хочу, чтобы ты взял меня в кабинке.

     - Как я сказал, так и будет, - с нажимом бросил Габриель.

     - А если откажусь?

     - Получишь по жопе.

     - Не получу. Я уже не маленький.

     - Для меня ты навсегда останешься малышом.

     - Серьёз…

     Его схватили в удушающие объятья. Отец счастливо рассмеялся и расцеловал лицо сына. Феликс тут же впился ему в губы, мысленно умоляя, чтобы тот сменил невинные ласки на те, что сейчас так нужны.

     Его немая мольба не увенчалась успехом. Едва язык сына вторгся ему в рот, Габриель отстранился и даже вскочил с кресла.

     - Феликс, я же сказал, не время. Веди себя прилично!

     Обращение по имени всегда обижало паренька. Что-то бурча себе под нос, он потуже затянул резинку на хвосте, затем вдруг замер и снял её. Белокурые пряди рассыпались по спине.

     - Может, так тебе больше нравится? У мамы были такие же, помнишь? – с ноткой издёвки прошипел он.

     Мать Феликса умерла год назад, что и побудило Габриеля сделать сына своей половинкой. Феликс был больше похож на деда, отчасти на отца, а от матери унаследовал цвет глаз и великолепные волосы, один цвет которых сводил Габриеля с ума, и сын знал об этой слабости. Но сейчас он и виду не подал, что соблазнился. Феликс же усмехнулся и перевёл взгляд вниз: скрывать свои желания отец не умел.

     - Твоя очередь создавать плоскость в штанах, - безо всякой интонации произнёс юноша.

     - Нет уж, пора тебя проучить, - не в силах совладать с вставшим членом, выдохнул Габриель. – Всё равно покоя не дашь.

     Сын добился своего, заставив отца поменять планы. Они вошли в кабинку, где действительно стояло кресло, большое и мягкое, из-за чего кабинка казалась тесной. К тому же здесь было душно, словно в бане, а стена впереди оказалась обклеена фотографиями голых парней.

     - Так вот чем ты занимаешься, когда летаешь без меня, - присвистнул Феликс. – А почему не моими фото? Я начинаю ревновать.

     - Потому что самолёт убирают посторонние люди, и это место тоже, - пояснил Габриель. – Раздевайся догола, сейчас пот польётся ручьём.

     - Я и так напряжён до предела, и даже будь тут морозильник, мой член слишком горячий, чтобы почувствовать холод и съёжиться.

     - Охотно верю, - повернув к себе его лицо, Габриель поцеловал сына в переносицу. – Эта жара больше для меня. Я уже не молод, чтобы трахать так пылко, как ты хочешь.

     Пока отец смазывал его, засунув внутрь три пальца, Феликс, наклонившись, слушал его быстрое, сбивчивое дыхание. Затем руки отца переместились ему на бёдра и привлекли к себе, нарочито медленно опуская на возбуждённый член. Впервые за целый месяц отец разрешил насадиться на его большой, горячий ствол. С губ Феликса сорвался протяжный стон удовольствия. Одной рукой отец сжимал его готовый извергнуться член, не торопясь погружая в себя сына.

     - Ох, любимый… - вырвалось у него, когда ягодицы Феликса коснулись кожи. – Ты был прав. Я жажду тебя прямо сейчас.

     Грудь сына вздымалась всё чаще, а тело покрылось потом, в то время как отец двигался в нём. Он подавался задом навстречу, помогая, раскачиваясь, пока очень медленно. Кресло тихонько поскрипывало в такт толчкам, духота сводила с ума. Габриель отметил, что за месяц без проникновений внутри у сына стало так же узко, как и в первый раз, когда отец взял его в спальне, заменив сексом подарок на шестнадцатилетие.

     Впервые сын стонал и кричал так похотливо и громко, словно его трахали впервые. Он даже приподнял ноги, чтобы усилить ощущения, когда же отец останавливался и слегка водил по его члену, сын выдыхал ласковые слова и молил продолжать. Габриелю нравилось, и он делал передышку всё чаще, пока сын не заставил ускориться, развернувшись лицом и впившись в губы отцу.

     Пот лил градом, два сплетённых тела слились в изнеможении, уже готовые раствориться на пике наслаждения. Член отца заполнял Феликса, проникая с каждым толчком, как ему казалось, глубже и глубже. Долгое воздержание приносило свои плоды. Так старательно отец никогда его не трахал, и никогда ещё в его глазах сын не видел такой страсти и наслаждения.

     - Пожалуйста, ещё! – слетело с губ Феликса. – Быстрее, папуля!

     Иногда ему нравилась грубость отца, к которой тот прибегал крайне редко. Юный организм это заводило даже сильнее, чем вид напряжённого отцовского члена.

     Сын похотливо открыл рот и выгнул спину, не в силах сдерживаться. Три тугие струи разбились о живот Габриеля и теперь густым потоком стекали вниз. Движения отца ускорились, когда сын в изнеможении рухнул на него. Какой он всё-таки довольный сейчас, хоть и поторопился. Не прекращая двигаться, Габриель обнял его, зарывшись ладонями в шелковистые волосы.

     - Сейчас, сынок, - отрывисто выдохнул он.

     Он дёрнулся ещё и ещё, урывая последнюю волну немыслимого удовольствия, прежде чем взорваться внутри сына мощным, тягучим потоком, заполнить его до предела…

     Габриель кончил с протяжным стоном, быстро и тяжело дыша. Обмякший член выскользнул вместе с частью хлынувшей наружу спермы.

     - Ты прекрасен, папочка, - разглядывая удовлетворённого, тяжело дышащего отца с блестевшим от пота телом, довольно заметил Феликс и потёрся вялым членом о его залитый спермой живот. Затем требовательно впился в губы долгим и страстным поцелуем, не давая Габриелю отдышаться.

     Почти тут же в кабинку постучали. Оба вздрогнули так сильно,  словно их застукали с открытой дверью. К счастью, кабинку можно было открыть только изнутри.

     - Наверно, стюардесса, - бросил Габриель, снимая с себя сына. – Не сидится ей на месте…

     Они похватали одежду, висевшую на крючках кабинки, и спешно оделись.

     - Пап, я не могу выйти, - напомнил Феликс. – Она увидит меня и поймёт, что мы…

     - Чёрт, точно, - спохватился Габриель и вынул мобильник. – Сейчас позвоню этой суке.

     Его лицо мгновенно изменилось и даже посерело, пока Габриель слушал. Затем он выдавил из себя: «Я понял. Возвращайся к себе, а я найду сына».

     Закончив разговор, он уставился на Феликса так, словно только что увидел смерть. Отчасти так и было.

     - Сынок, - не своим от шока голосом выдавил он. – Наш самолёт сейчас рухнет. Пилоты бессильны. А я, идиота кусок, купил лучший в стране лайнер и выкинул из него спасательные парашюты.

     Они едва умещались стоя в этой кабинке. Феликса прошибла новая волна пота, на сей раз холодная.

     - Папа, нет… - прошептал он. – Нет!

     Схватив отца за пояс, парень уткнулся ему в плечо и зарыдал.

     - Успокойся, - недовольно бросил Габриель, стараясь скрыть собственный страх. Его дрожащие пальцы тронули брошь под шейным платком. – Есть один выход, но, боюсь, он тебе не понравится.

     - Смеёшься? – завопил сын сквозь слёзы. – Думаешь, я предпочту смерть ЛЮБОМУ шансу спастись? Давай уже выйдем отсюда.

     Навороченные часы на руке Габриеля показывали уровень высоты, который стремительно снижался. Едва они вышли, самолёт сильно накренило. Где-то в хвосте раздался крик стюардессы.

     - Выкладывай, что за план? – в панике вскричал сын, цепляясь за ближайшее кресло. Это же надо, выбросить парашюты лишь из-за того, что самолёт самый дорогой и якобы надёжный! Словно прочитав его мысли, Габриель возразил:

     - На такой высоте одним парашютом не обойтись. Нужна кислородная маска, да такая, чтобы её не сдёрнуло встречным ветром. В самолёте же были только дурацкие парашюты и кислородные маски для салона. Но нам не понадобится ни то, ни другое.

     Они держались за кресла, чтобы не сползти в нос и не покалечиться.

     - Не уверен, что мы не задохнёмся, - продолжал отец, глядя на часы, - поэтому важно снизиться как можно ближе к земле. Тогда и прыгнем.

     - Просто прыгнем? – обалдел Феликс. – И в этом твой план???

     Габриель тяжело вздохнул.

     - Пришло время, - начал он, - открыть тебе тайну, которую я тщательно скрывал больше года.

     Из кармана его пиджака вылетел Нууру. Феликс остолбенел, а Плагг за его пазухой издал долгий стон.

     - Так ты…

     - Я Бражник, сынок. И прямо сейчас Нууру расправит тёмные крылья, которые спасут нас обоих.

     Послышался жуткий скрежет. Самолёт начал разваливаться на части.

     - Времени нет! – закричал Габриель. – Нууру, действуй!

     Феликс зажмурился. Погибать он не хотел, но сделать тяжёлый выбор придётся. Немыслимо, он трахался с Бражником! Он любил злодея – человека, с которым боролся. А сейчас этот злодей (или всё же отец?) предлагает довериться ему и спасти жизнь!

     Юноша не  понимал, что отцу не менее трудно и даже стыдно. Лишь ради спасения Феликса он на это пошёл. Сын понял это, едва Бражник крепко прижал его к себе. За его спиной раскрылись гигантские фиолетовые крылья бабочки.

     - Когда начнём падать, держись крепко, изо всех сил – посоветовал отец. – Как будто я всё ещё в тебе. Просто обхвати руками и ногами, как любишь делать в постели, и на всякий случай вжимай нос и рот в ткань моего костюма. Мы спланируем на этих крыльях, как на дельтаплане.

     Сейчас их прижало к кабине пилотов, а хвост самолёта постепенно разваливался. Феликс старался не думать, ЧТО они будут делать, когда окажутся посреди океана, и как Бражник сумеет не разбиться о воду на такой скорости. В голову пришла безумная мысль самому открыться (вдруг костюм Нуара защитит от асфиксии и удара о воду?), но парень всё же отказался от этой идеи.

     - Хорошо, папа.

     Они поцеловались, возможно, в последний раз. Бражник держался за кресло, пока сын запрыгивал на него спереди. Затем хвост оторвало, и вместе с обломками их выбросило из салона.

     Небо вертелось перед взглядом Габриеля, крылья рвал чудовищный ветер, но сын его держался крепко, с силой вжимаясь лицом в ткань костюма.

     Внизу стремительно пикировал лайнер с обречёнными пилотами и стюардессой, вокруг неспешно плыли облака, ни земли, ни воды видно не было.

     Свойства костюма помогали нормально дышать, да и снизились они достаточно, чтобы Феликс не задохнулся, но Габриель тревожился по другой причине. Их прекратило вертеть пятьюстами метрами ниже, а вот посадка обещала быть жёсткой. Судя по времени катастрофы, внизу простирался океан. А это для Габриеля было всё равно, что столкнуться с землёй: плавать он не умел, а на такой скорости насмерть разобьётся о воду. Крыльями управлять он не мог, они не сильно затормозят падение. А Феликс устанет держаться на плаву или погибнет от жажды, если какое-нибудь судно его не подберёт.

     Они летели в молчании сквозь пелену облаков – бабочка с огромными крыльями, как из фильмов про Годзиллу*, и подросток, намертво вцепившийся в неё, как детёныш обезьянки в свою мать. Внизу их ждал океан.

     Скорость этого полуполёта-полупадения увеличивалась, и Бражнику никак не удавалось её погасить. Они приближались к воде под крутым углом.

     Нужно было спасать сына. Условное прикосновение, о котором договорились заранее, должно заставить Феликса разомкнуть объятья, что мальчик и сделал. Габриель подбросил его вверх, потянув себе мышцы в руках, и успел заметить вдали большое судно.

     А потом удар о воду лишил его сознания.

     Оказавшись под водой, Феликс без труда всплыл, но нигде не увидел отца. Начал звать, но тут вылетел Плагг и предположил, что Габриель разбился о воду.

     - Как я мог забыть! – вскричал юноша. – Он же не умеет плавать! Ныряю за ним!

     Под водой он огляделся. Никого. Сопротивление воды не позволило нырнуть глубже и вытолкнуло худенького Феликса на поверхность.

     - Он, наверно, уже глубоко. Прошло больше минуты, - с грустью произнёс Плагг. – Мне жаль, Феликс.

     - Тогда превращусь в водоплавающего Кота и спасу его!

     Квами поперхнулся.

     - Мастер Фу говорил, что дополнительные способности можно применять трижды в год, да и то в самом крайнем случае.

     - А это какой, по-твоему, случай? – взорвался паренёк.

     Он произнёс заклинание, и у Плагга отросли плавники. Втянувшись в кольцо, квами сделал Феликса русалом с гребнем на спине и плавниками на предплечьях. Быстро работая хвостом, он стремительно погружался в тёмную пучину и быстро обнаружил Бражника, который без сознания погружался вниз головой в тёмную пучину. Подхватив отца, Феликс напряг мышцы и замолотил хвостом, пытаясь всплыть, но выходило слишком медленно. Глаза Габриеля были закрыты, а рот сомкнут. Повезёт, если сердце всё ещё бьётся, а в лёгких мало воды.

     Всплыв, Феликс обнаружил, что отец совсем бледный и не дышит, а удерживать его на плаву стоило юноше колоссальных усилий. Он тряс отца и звал его со слезами на глазах, но Габриель не откликался. Сквозь костюм не получалось прослушать сердце.

     Неподалёку всплыл кусок от крыла самолёта, и Феликс устремился туда. Взгромоздив на него тело отца, он снял трансформацию и попробовал откачать родителя. Почти минута отчаянных попыток – и изо рта Габриеля хлынула вода. Он сильно закашлялся, приходя в себя, и охваченный ликованием сын крепко обнял отца, не отпуская его даже во время обратной трансформации.

     Большие, распластанные по металлу крылья исчезли, вернув прежнего Габриеля. Феликс тут же стал его раздевать, всё ещё дрожа всем телом.

     - Пап, дай я тебя осмотрю. Где болит?

     Удивлённый, что выжил, Габриель поражённо молчал и пропустил вопрос сына. Боли он не ощущал, возможно, благодаря защите костюма, который, может, и спас от удара о воду, зато едва не утопил. Повернув голову, он увидел, что корабль уже близко и идёт прямо к ним. Выживший глубоко вдыхал свежий воздух, словно восполняя недавний «перерыв» в дыхании, смотрел на сына и улыбался.

     - Как ты спас меня?

     Тот не сразу вник в суть вопроса, занятый изучением отцовского тела. Лишь убедившись, что нигде нет даже синяков, а отец не морщится от боли, Феликс поднял голову.

     - Что?

     - Я спрашиваю – как ты меня спас? В костюме Бражника я наверняка камнем на дно шёл.

     Плагг заворочался в кармане рубашки. Сын пожал плечами.

     - Нырнул и вытащил.

     Отец окинул его недоверчивым взглядом.

     - Допустим, я тебе верю. Или нам обоим крупно повезло.

     Он попытался подняться.

     - Нет, лежи! – торопливо попросил Феликс. – Вдруг тебе станет плохо, или внутри повреждения? – Он повернулся в сторону корабля. – Хорошо, что мы упали именно сюда, иначе бы скоро погибли от жажды.

     Команда корабля подобрала их – нефтяной танкер направлялся в США. Попав в Нью-Йорк, отец с сыном обратились во французское посольство, затем их отвезли в госпиталь. Помощь не понадобилась – после пережитой катастрофы оба оказались невредимы. Даже кислородное голодание не успело навредить мозгу Габриеля.

     Спешно вернувшись на родину, Габриель взял отпуск, чтобы поскорее забыть весь этот ужас. Сперва он сторонился сына, но когда тот сам явился к нему, угрызения совести перестали терзать отца.

     - Знаешь, пап, я всё обдумал, - зайдя в комнату санатория, где они отдыхали, сказал Феликс. – Зря ты поселил меня отдельно. Моя любовь никуда не делась. Ну а то, что ты Бражник… Бражник – это тот, кто хочет завладеть талисманами Кота Нуара и Леди Баг. Бражник не спасал меня из падающего самолёта – это сделал ты, папа. Ты в любой момент можешь отказаться от зла, особенно после того, как использовал своего квами, сделав доброе дело, настоящий подвиг.

     - Да? – поднял брови отец, лёжа в постели после восстановительных процедур. – Может, и могу. Честно говоря, я думал, что ты возненавидишь меня. Я раскрылся, чтобы спасти тебя, и даже не подумал о том, что после ты, вероятно, захочешь сдать меня полиции.

     Феликс покачал головой.

     - Я никогда такого не сделаю, папа, никогда не предам, кем бы ты ни был. Напротив, я стал любить ещё сильнее, стал ценить жизнь после того, как мы с тобой заглянули смерти в глаза. Разве теперь твой сын способен на подлость? И потом, Чудесные всё равно сильнее тебя, - закончил он с усмешкой и плюхнулся на кровать. – Можно этой ночью я побуду с тобой?

     Облегчённо вздохнув, Габриель заключил в объятья любимого сына.

     - Конечно можно, только персонал предупрежу, чтобы не беспокоил… И всё же, как ты достал меня из-под воды? Раза в два тяжелее тебя, да ещё и в костюме, я…

     Сын заткнул ему рот поцелуем, долгим и полным страсти. Избегая сына почти месяц со дня катастрофы Габриель вновь заставил его страдать от недотраха, да ещё и полностью отучив от дрочки. Изнывая от желания, Феликс принялся торопливо раздевать отца.

     - Может, ночью? – робко предложил Габриель.

     - Нет, сейчас! – решительно возразил сын, с жадностью блестя глазами. – Хочу сесть на твой большой, твёрдый член, и поскорее!

     Не удовлетворить распоясавшегося сына было бы смерти подобно, он снова не желал просто пососать и рвался «на баррикады». Ну что за наказание! Впрочем, отказать в удовольствии своему ребёнку-котёнку Габриель никогда бы не смог.