Мы жадно целуемся, задыхаясь все больше и больше, параллельно я читаю три листка с характеристиками, читаю пальцами рельефные буквы, я обучен письму для слепых. Я много чему обучен, на самом-то деле. И я помыслить не мог, в каких странных ситуациях может пригодиться то или иное умение. Я вычитал настолько любопытные вещи, что, если бы Бэл не целовал меня с огромным вожделением, жестко зафиксировав в одной позе, я бы обязательно спалил контору своими наивными воплями удивления.

Полное имя официантки – Хелена Фамке Фойхтер, в прошлом – порноактриса и модель с витрины магазина на аллее удовольствий Амстердама. Пьяница и оскорбитель, налакавшийся в баре – латиноамериканец Алехандро Бернабе, безработный, проживал в Сантьяго (Чили), оказался в Нидерландах транзитом, завтра улетает в Швецию к родственникам. А охранника зовут Винсент Лодевик Ван Дер Грот, 1985 года рождения. Ростом не вышел, но весом – как раз под семьдесят пять кило, совпадая с данными из моего сна. Тупой жирный козел. Биография не отличается новизной и свежестью. На станцию переливания крови пришел только на сто двадцать часов и принудительно, отбывал наказание, выполняя общественно-полезную работу. Из индустрии порно выгнали за бездарность и маленький «крючок». Тюремному врачу нравился, потому что тот тоже оказался редкостным уродом. Женат никогда не был, никто бы не позарился.

Эти трое не знакомы друг с другом, но объединены одним и тем же грешком. Детскими смертями.

Фамке незаметно умертвила своего годовалого ребенка, задушив во сне, а на материнский капитал успела заиметь новую грудь. Факт убийства никем, кроме ELSSAD, не зафиксирован.

Алехандро избил шестилетнюю соседскую девочку за то, что та нацарапала рисунок на капоте его автомобиля, она умерла в больнице от кровоизлияния в брюшную полость. От суда откупился, семья девочки очень бедствовала, и дело замяли. Но из Чили ему пришлось уехать. Не далее как позавчера. В Швеции он надеется залечь на дно.

Ван Дер Грот изнасиловал несовершеннолетнего. Мальчику едва исполнилось двенадцать, через сутки после случившегося он покончил с собой. Факт насилия был доказан, но Винсенту удалось разыграть временное помешательство на почве затяжной депрессии и навязчивых психозов, отсидеться несколько месяцев в психушке на тяжелой наркоте и отделаться потом общественными работами. К детям ему с тех пор приближаться запрещено, поэтому он устроился охранником в бар для взрослых. Что, впрочем, не помешало ему мысленно поиметь меня несколько раз подряд, я не сомневаюсь.

Не люди, а дерьмо, но ведь это ещё не повод для их убийства. Или я ошибаюсь? Пора отделываться от приступов ничем не подкрепленного гуманизма.

Я закончил чтение и обвил Бальтазара за талию.

- Неужели эта троица валялась в картотеке? Как ты их нашел, признайся честно.

- Я знал, кого искать, Стю. Ты дал мне имена. Теперь плавно оттолкни меня и сядь ровно. Съешь сэндвич. Хелена идет сюда, мы сейчас попросим счет.

- А план, план какой?!

- Стюарт, в твоей работе самое основное – это спокойствие. Ты можешь быть искусным стрелком, выработать молниеносную реакцию, разбивать башкой кирпичные стены и укладывать красоток штабелями у своих ног. Но если ты будешь нервничать, все усилия пойдут прахом. Мы уйдем отсюда, и я помечу задание на балл «E», как проваленное, если твое сердце сейчас же не застучит помедленнее.

- А если оно колотится так из-за тебя, а не из-за работы?

Мы расселись по углам дивана, как хорошие приятели. Меланхолично жую свой хлеб с помидорами и сыром. Хелена забрала у Бэла пластиковую карту. Напарник взял меня за руку под столом и мягко, необыкновенно завлекающе улыбнулся. Смотрел при этом на оранжевую кляксу, служившую картиной на стене, но я же знаю, кому адресована его адово соблазнительная улыбка. Он нарочно... чтобы распалить меня ещё больше. Чтоб я сопротивлялся.

Я начал думать об овсянке, кашалотах и почтовых марках.

- Вернемся к причине сердцебиения потом. Научи себя полному самоконтролю. Ты – мозг, и не в крестцовом отделе позвоночника, ясно?

- Яснее некуда, - я расправил плечи. Вдох-выдох, вдох-выдох... овсянка в глиняной миске, на почтовой марке Англии. Кашалоты в Северном море. Бескрайние льды и полярный день. Марки выполнены в светло-коричневой гамме, глянцевые, с белыми зубчиками. Киты дремлют стадом в нейтральных водах. Бэл щупает мой пульс. Его лоб впервые за долгое время разглаживается.

- План прост. Вспомни каждый из многократно повторявшихся снов. Вспомни людей, которые были тебе там важны, центральные фигуры. У каждого из них была какая-то деталь, вещь, бросившаяся в глаза. Только одна. Эти вещи ты у них отнимешь. И когда соберешь все – квест будет пройден.

- Как ты можешь быть уверен?

- Ну я же прошел свой. Я нашел тебя и впустил. Но твоя задачка будет посложнее моей, Стю. Подумай и скажи. Есть минута, две от силы.

Я погрузился в раздумья. По поводу личностей сомнений нет, всё очевидно. Преступная троица, вычисленная Бэлом, и четвертый – мой воображаемый киллер. А с вещами трудновато.

- Разрешишь порассуждать вслух?

- Да, но негромко.

Я не воспользовался разрешением. Ответы пришли внезапно, я выплюнул их готовыми.

- У Лодевика Ван Дер Грота должна быть где-то в одежде игла. Или шприц с дрянью припрятан, а на шприц надета игла. Когда киллер нашел второго меня в моем сне, то лишил чувств, впрыснув какую-то дрянь в шею через иголку. Если бы не это, второй я не попал бы в беду, - я забарабанил пальцами по столу. - С Хелены нужно снять чулки. Вторая Фамке долгое время снималась в порно, ноги, задранные на стену, были ее визитной карточкой. А у Алехандро плохие зубы. Надо выбить хотя бы два передних. Когда он умолял пощадить его на суде, то эти гнилые, пораженные множеством болезней зубы жутко бросились мне в глаза.

- Ты назвал не всех.

- Да, верно. Но король кошмара, он же... не существует? Анкеты нет, он не включен в мое задание.

- Включен. Просто скажи его примету.

- Очки. Я ужасно хотел, чтобы он снял очки. И если бы я увидел его в реальной жизни, то первое, что сделал бы – украл эти чертовы очки.

- Ты готов. Принимайся за дело, - Бэл отстегнул кобуру и отдал пистолеты. - Напоминаю, у тебя двадцать четыре патрона. Хелена несет мою карту. Я жду тебя в нашем номере через пятнадцать-двадцать минут. Через полчаса я отправлю в штаб донесение об успешной или неуспешной операции по зачистке. А потом мы поговорим о твоем киллере без короны. Развлекайся, Стю.

Он покинул бар. Я думаю об овсянке и вспоминаю главную инструкцию. Устраивая резню, убивать только свои мишени. Остальных людей можно легко ранить, но не более. Бэл не сказал, что я получил разрешение. Но это лишнее. Я прочитал в изгибах его губ. Он доверяет мне смерть. Он доверяет мне.

- Хелена? - зову официантку спокойно. Чарующая улыбка далась без труда. Она расцвела и подбежала, вытирая руки об передник. - Я хочу сделать ещё один заказ. Вы не присядете?

- Мне нельзя, юный герр. Нельзя обслуживать клиентов сидя.

- А лежа? - я толкнул ее на диван. Навис над круглыми силиконовыми сиськами. Теперь я вижу, что они не настоящие. - Я хочу заказать ваши чулки. Во сколько вы их оцениваете?

- О... - она лишилась дара речи. Что ж, цену определю я.

- Двадцатку. За каждый, - я расправил банкноты. Евро купюры замечательные. Замечательно большие. Красиво вошли в карман ее передника. Она все ещё немая. Я прикасаюсь к ней. Отрываю резинки чулок от ее ног. С внутренней стороны резинки тоже покрыты тонким слоем силикона. Я снимаю с нее ботфорты, стаскиваю чулки и скатываю в два маленьких комочка. Прижимаю к пистолетам. Один комочек – к одному прикладу. - Здесь шумно, Хелена, не правда ли?

Выстрелы прогремели одновременно. Были похожи на праздничные хлопки шампанского. За соседним столиком его как раз открывали. Немного громче, чем обычно, только и всего. Хелена лежит на диване, отдыхая. На ней ботфорты, передничек и широкое пятно крови между грудей. Силикон вытек из правого имплантата и вылился на пол. Не беда, вытрут. Ещё двадцать два патрона.

Я иду к барной стойке.

По дороге опускаю на себя нечаянный взгляд. Брызги крови на форменной черной майке, и немного попало на руки. Но никто не обратит внимания в такой темени. А если и обратит – трезвых и вменяемых тут нет. Да даже если и есть...

Я упрямо иду к барной стойке.

- Вы Алехандро, не так ли? - я притушил улыбку и придержал стул, на котором он сидел. Бернабе напился до поросячьего визга, мне нужна осторожность. А также марки и овсянка. - Вы меня не помните?

- Не имею сомнительную честь быть знакомым с чьей-то подстилкой, - он обнажил зубы и расхохотался. Мне нужно больше овсянки. Больше, больше овсянки. - Чего тебе, сосунок?

- Пойдем, поговорим, - я отпустил стул и ткнул ребрами ладоней ему под дых. Выждал пару секунд и ткнул ещё раз, в почки. Бальтазар учил меня драться. Правда, всего один месяц, но у него нет ни малейшего повода стыдиться ученика. - Скажем... в туалете?

Алехандро не стоял и не сидел, мешком валясь мне под ноги. Я крепко схватил его за грудки и поволок в сортир. Он бессмысленно улыбался и кивал. Потратил свое дружелюбие зря, по дороге нам никто не встретился.

Я пристроил его в кабинке, в самой удобной позе – на согнутых коленях, головой в унитаз. Аккуратно поставил подбородком на ободок, наметил точку на его шее и ударил платформой огромного ботинка. Какой приятный хруст. Но надо убедиться, что я не промазал. Подбородок триумфально возвращается на пьедестал, удар... четыре выбитых зуба отлетели к сливному бачку. Я дружески похлопал несостоявшегося эмигранта по сломанной шее, надел перчатку и собрал гнилые трофеи. Запер кабинку изнутри и перемахнул через невысокую стенку в соседнюю. Надеюсь, Алехандро расплатился за выпивку. Нехорошо надувать бармена.

Двадцать два патрона. Я прощаюсь с заведением и иду на выход. Меня заждался однофамилец.

- Молоком не угостили, - поделился я игриво, встряхнул чулки и показал ему. - Зато дали это. У вас когда намечается перерыв?

- В полночь пересмена, - у охранника прям руки затряслись. Вот радости привалило-то, да. - Но я бы мог отлучиться с вами, юноша, на полчасика. У меня тут подсобка, в коридоре за углом. Кушетка мягкая, журнальчики...

- А наручники есть? - я похлопал ресницами. Фу, убил бы себя сейчас... Овсянка!

- Конечно есть. Всегда ношу при себе, - он брызнул слюной, чуть не захлебнувшись. Тошнотворный, липкий и отвратно пахнущий кусок плесени. Ну как этот недочеловек может носить мою фамилию?

Я пошел за ним в подсобное помещение. Думал неторопливо, подбирал нужный тембр голоса. Никогда ещё не был таким спокойным и уравновешенным.

- Дверку на ключик клац-клац, а? - кушетка обита ядовито-зеленым бархатом, стопка журналов склеилась от... Бороться с тошнотой в таких условиях нелегко. Овсяночка. - Давай, ну что ты жмешься... И где твои симпатичные браслетики? Ты ведь хочешь, чтоб я тебя арестовал?

Он подбежал, как собачка, прыгая и заливая меня слюной, не хватало высунутого языка. Я на последнем издыхании отобрал у него наручники и приковал к железным кольцам, торчавшим из обивки. Отошел, виляя задницей, повернулся. На журналах лежал резиновый кляп. А может, это была анальная пробка, столь любимая всякими грязными одинокими извращенцами. Возможно, ее никогда не мыли. Не важно. Я заткнул ему рот и помедлил, заглянув в собачьи преданные глаза. У меня нет глушителя. А лобби отеля в десятке шагов. Выстрел обязательно услышат. Если я в ближайшие тридцать секунд не придумаю, чем ещё убить жирного Ван Дер Грота. Жирного, хм...

- Пора показать мне все, сахарочек, - не уверен насчет стирки носков, но свои ноги он точно никогда не мыл. И не нюхал, не дотянулся бы. Я намотал его штаны и куртку на кулак, получилось четыре-пять слоев плотной ткани. Кулак вынул, подставив вместо него пистолет. Прижал руку к волосатому пузу. Лодевик замычал и задергался, в маленьких глазках заметалось понимание и дикий страх. Поздно спохватился, я спускаю крючок. - Аве Мария. Господу ты не нравишься.

Я не закончил. Нужен контрольный в голову. Второй выстрел получился немного громче, чем первый, направленный в его раздутые кишки, не беда. В инструкции на двадцати пяти языках написано обеспечить объективную смерть, а не кому с реанимацией.

Обыскал карманы куртки, карманы штанов, посмотрел за подкладкой, за кушеткой, по запыленным углам... а нашел между склеенных страниц журнала. Шприц с засохшим содержимым и заветная иголочка. Оторвал ее и забросил в пакетик к гнилым зубам. Свернул чулочки Фамке, сложил туда же. Куртку и штаны красиво порвал и разбросал, шприц засунул в правый поросячий глаз. Дверь тщательно запер, а ключ оставил торчать в замочной скважине. Так загадочнее. И интимнее, да.

Закончил. Осталось двадцать патронов. 

Когда я дошел до нашей комнаты, то неуклюже занес одну ногу и споткнулся на пороге. Растянулся на полу, проклиная свою беспечность, я расслабился на секунду раньше, чем должен был. Сотрясение что-то противно сместило внутри, желудок подпрыгнул, сдавая, нет, пожалуйста, только не это! Я ведь сейчас провалю свой экзамен...

Меня сложило пополам и вырвало.