в детстве они клянутся на мизинчиках, что всегда будут вместе, пойдут в одну школу, потом уже в UA, а оттуда прямиком в герои. и у Тамаки так тепло на душе от этих обещаний, почти так же тепло, как от улыбки Мирио.
им давно не пять, а будущее кажется не таким светлым, как раньше. если честно, то раньше всё было ярче. наверное это оттого, что Мирио не улыбается больше, лишь ходит по крылу больничному, пытаясь быть незаметным и смотрит в стены задумчиво, будто у них есть ответы на все вопросы.
но ответов только один и его знают все. Тогата Мирио потерял свой квирк. почти, как монетку в обивке пухлого дивана в учительской, как ключи в высокой траве поля, где всё детство бегал наперегонки с ветром, как старенький телефон в безразмерном портфеле, набитом конспектами слегка корявыми.
Амаджики честно приходит каждый день, будто должен другу своему по гроб жизни, присаживается на стул для посетителей и говорить пытается, но выходит откровенно плохо. всю жизнь прятался за спину широкую и лучезарную улыбку, а сейчас спина ссутулена, а губы трогает лишь горьковатая ухмылка. да слова не помогают особо, хотя может и помогли бы, если бы кто-то смог подобрать умело, но Тамаки не этот загадочный кто-то, а всего лишь бабочка на страх нанизанная.
поэтому он не говорит, а делает, как в детстве, когда боль от разбитых коленок не словами унимали, а бледными руками вокруг чуть смуглых плеч. и Мирио сопротивляться даже не может, прошли уже тот неловкий возраст, где на метр друг к другу подходить страшно, вдруг не то что-то продумают. теперь Тамаки просто знает, что иногда нужно заново изобрести велосипед, чтоб ехать можно было вместе, как можно дальше ото всех.
и они снова клянутся на мизинчиках, шрамами испещрёнными.
и Мирио впервые за долгое время дышит грудью полной.
и всё почти как в детстве.