Уже неделю день за днём всё повторялось. Менялись время суток, погода, настроение, обстановка, только результат оставался прежним. Разве что вмешаться в сам ритуал, да только он после этого перестал бы работать вовсе.
Нервным жестом Румпель поправил шаль, висевшую на шее, чуть стаскивая один край вниз. Ему уже было не до перфекционизма. Глобус, стоявший перед ним на столе, почти перешёл в разряд самых злостных врагов, что он встречал за такую долгую жизнь. Если раньше волшебная вещица просто показывала размытый результат, то теперь, похоже, поломалась от времени или взбесилась, пытаясь свести тёмного мага с ума.
Пальцы от многочисленных попыток определить местонахождение сына были полностью исколоты и болели. Один взмах исцеляющего заклинания вполне мог спасти ситуацию, но Румпель не только не делал этого, а намеренно старался как можно больше бередить раны. Боль позволяла помнить то, что он когда-то сделал, как предал сына, позволяя маленькому мальчику провалиться одному в портал, чтобы попасть в другой мир без магии. А он медлил, боясь потерять ту самую треклятую магию, из-за которой и затевался совместный переход.
Чем дольше Румпель ждал, тем сильнее начинало биться сердце. Казалось, подожди он ещё хотя бы пару минут и что-то да произойдёт, наконец прояснится. Только за семь дней он уже крепко усвоил урок – всё останется по-прежнему. Он и так стоит здесь как дурак битых полчаса, грозясь превратиться в статую.
Бросив взгляд в сторону входной двери, чтобы удостовериться, что табличка повёрнута стороной «закрыто» и в лавку никто не войдёт, он занёс руку над глобусом и уколол большой палец правой руки иглой на самом возвышении, всё продолжая вгонять иглу под кожу, пока совесть не сказала «хватит». Капля крови уже медленно скатывалась по острию, но это было слишком медленно. Сжав палец, Румпель выдавил ещё пару капель над белой материей глобуса. Крохотное алое пятно начало расширяться, растянулось на половину глобуса, резко побледнело и вернуло свой окрас, превращаясь в дымку. Бесформенное облако приобрело очертания нитей и растянулось в две противоположные стороны. Одна часть венами растянулась в сторону Нью-Йорка, показывая пять возможных направлений, другая, остановившись, вильнула, обводя ломаный овал, и замкнулась в его основании. Внутри него проступили мелкие буквы, складываясь в название города, – Сторибрук.
Румпель закрыл глаза, медленно набирая полную грудь воздуха. Секунда, другая и умиротворённое лицо перекосило от яростной гримасы. Резко отвёл руку назад в поисках трости, чтобы разнести испортившийся шар вдребезги, но наткнулся на пустоту. Крепко сжал челюсти, сдерживая крик, и, подавшись вперёд, смахнул с одной части стола всё, что скопилось там за несколько дней, создавая беспорядок. Что-то звякнуло, разбиваясь, затем продолжилось металлическим катящимся звуком и кончилось глухим хлопком. Кассовый аппарат приземлился в паре метров от начищенных до блеска ботинок, оставляя в ушах продолжительный звон. Выкатился лоток с деньгами, выплёвывая пару монет в разные стороны. Резкий взмах рукой и глобус, качнувшись, отлетел к краю стола, но остановился, балансируя на грани падения. Румпель поочерёдно сжал пальцы в кулак и слегка наклонил его на себя, заставляя магическое недоразумение сдвинуться на пару сантиметров обратно. Ведь правда, как ни крути, лежала на поверхности – ничего испортиться не могло, и сейчас он наблюдал суровую, жестокую реальность. Ту, в которой где-то в городе бродил ещё один его кровный родственник.
Запустив пальцы в волосы, Румпель взлохматил идеальную причёску и рухнул на колени, опустил подбородок на столешницу, упираясь взглядом в название города, мозолившего глаза.
Мать бросила их с отцом почти сразу после рождения и на все немногочисленные поступавшие вопросы о ней Тёмный многозначительно отмалчивался, переводя тему разговора в другое русло. Отец, так же сваливший лет через восемь, если и был ещё жив, то тоже остался где-то в другом мире. Бывшая жена пусть и не имела с ним кровной связи, но тоже вряд ли могла оказаться в Сторибруке. Он собственными руками вырвал ей сердце из груди и раздавил без единого сожаления, превратив в пепел. Других родственников он не нажил, да и будь они, всё равно бы померли за почти две сотни лет его существования. Оставался лишь сын, ради поисков которого было положено столько сил и времени, загублено несчётное количество жизней и пролито немало слёз. Да только вот его след терялся где-то за пределами города. Это он определил экспериментальным путём уже давно, оставалось только найти способ выбраться за пределы Сторибрука и сохранить память, ведь при пересечении границы тёмное заклятье моментально обрубило бы все связи с прошлой жизнью и лишило магии, превращая в обычного человека. И это новое ответвление, появившееся как гром среди ясного неба, полностью лишило его сна, занимая все мысли. Ломбард не открывался уже неделю, домой он возвращался лишь пару раз для того, чтобы сменить одежду и принять душ. От мягкой кровати с любимой женщиной у него начинало сводить зубы и руки зудели от одного желания – что-нибудь или кого-нибудь сломать. Расслабиться и привести мысли в порядок Румпелю удавалось лишь на старой кушетке в подсобке среди пакетов, в которых привозили еду из кафе и расставленных в ряд бутылок из-под виски. По одной на каждый день.
Устав гипнотизировать загадку глобуса, Румпель устало закрыл глаза и вдруг, резко вздрогнув, отпрянул назад. Шаль, перекошенная на бок, соскользнула с плеча, но он и не шелохнулся в её сторону, хотя до этого берёг как самую важную вещь в жизни. Словно безумец он начал выгребать дрожащими руками всё из карманов, иногда не с первого раза попадая в них, бросая на пол. Мелочь катилась в разные стороны, не находя абсолютно никакого внимания. Телефон-раскладушка, неудачно приземлившись, раскрылся и слегка треснул. Цепь от карманных часов, подаренных Белль, зацепилась за пуговицу от жилета. Единственная попытка аккуратно распутать цепь успехом не увенчалась и на месте застёжки остались лишь торчащие в стороны нитки. Некогда белоснежный платок с засохшими пятнами крови, которым Румпель вытирал пальцы после очередного магического поискового сеанса и связка ключей, тяжёлым грузом приземлившаяся на него. Больше ничего не находилось. Он даже снял пиджак и потряс его в надежде, что выпадет что-то ещё, затерявшись в складках, но тщетно.
– Где же ты? – еле слышно, одними губами прошептал Румпель, вглядываясь в барахло перед собой. – И кто?
Поднеся ладонь к вещам, нахмурился, начиная перебирать подходящие слова заклинаний, которые могли бы помочь хоть как-то. Произносил одно или несколько слов и тут же переходил к другим, начиная новое заклятие всё более раздражённым голосом.
– Ау! – искра проскочила по пальцам и Румпель машинально одёрнул руку. Только что остановившая кровь проступила вновь.
Румпель было потянулся к платку и замер, словно мог спугнуть его. Он ведь ему не принадлежал! Реджина, недовольно морщась, всучила ему злосчастный платок, когда заходила напомнить о том, что в ближайшие дни намечалась годовщина смерти её отца и по совместительству день наложения тёмного заклятья на Зачарованный Лес, когда его обитателей перенесло в штат Мэн.
Нижняя губа тёмного мага дрогнула, за секунды лицо приобрело землистый оттенок. Сорвавшись с места, он вскочил, поднимая вещь, которая, возможно, могла отныне перевернуть всю его жизнь с ног на голову. Еле заметным движением руки заставил глобус вернуться к нему и повторил все те же манипуляции, что и раньше, только теперь крепко сжимал тряпицу, где из-под бурого пятна в углу наполовину выглядывала буква «М», вышитая золотыми нитками.
Кровавая дымка, развеявшись на белом полотне, очертила один лишь Сторибрук.
Губы Румпеля сжались в тонкую линию. Обойдя стол, он поднял трубку стационарного телефона, приложил её к уху и набрал номер, поворачивая диск и каждый раз доводя его до щелчка. Отвечать, похоже, никто не собирался, судя по количеству прошедших гудков. Но стоило слегка отодвинуть трубку, как оттуда послышался женский голос.
– Приёмная… Кабинет мэра, – протараторили, запыхавшись, на том конце.
– Могу я поговорить с мисс Миллс?
– Мадам мэр сейчас отсутствует. Могу я ей что-то передать?
– Нет. Она нужна мне лично, – Румпель поставил телефон на край стола и облокотился о него.
– Извините, ничем не могу вам помочь, но… Если что-то срочное, я могу связаться с ней, и она перезвонит вам, как только освободится. Скажите, как вас представить?
– Будьте так любезны, – Румпель нервно накручивал на палец телефонный провод. – Передайте, что её искал Голд.
– Мистер Голд? – еле выговорила девушка, таким испуганным голосом, что Румпель расплылся в улыбке. Перед его глазами уже вырисовывался образ Реджининой секретарши, что всегда во время его визитов в мэрию готова была вжаться в стену и тряслась так, что кофе, того и гляди грозился выплеснуться из чашек на поднос. То-то он не признал её сразу по такому бодрому тону. – Простите. Я сейчас же позвоню мадам мэр…
– Я бы хотел знать, где она сейчас находится. Это очень срочно, – настойчиво выделив последнее слово, Румпель выпутался из телефонного шнура и лениво очертил в воздухе контуры заклятия, сворачивающего жертве шею. Жаль, что работало оно только при личном контакте и на определённом расстоянии. Но и этого хватило, чтобы на той стороне что-то громко звякнуло.
– Она обедает с сыном «У бабушки». Должны были начать пятнадцать минут назад.
Получив необходимую информацию, Румпель положил трубку и сунул в карман окончательно смятый носовой платок. В конце концов, будет что предъявить в качестве доказательства. Подойдя к соседствующей со столом витрине, на которую опиралась трость, взял её. Вернулся обратно, поднимая с пола пиджак и одеваясь. Попытался разгладить заломы, возникшие после того, как он использовал вещь в качестве одеяла, фыркнул и оставил всё как есть. Подобрал связку ключей и направился к выходу, снимая с вешалки пальто. Открыл было дверь, но обернулся, окидывая взглядом устроенный погром. Глубокие морщины на лбу собрались в несколько тонких линий на лбу, тишину нарушил тяжёлый вздох. Раскиданные на полу вещи плавно поднялись в воздух, возвращаясь на свои места, и только потом звякнул колокольчик, висевший у двери.
Секретарша Реджины не соврала. Она действительно сидела в закусочной вместе с Генри за любимым столиком у большого окна со стороны входа. Они о чём-то оживлённо разговаривали, улыбались и смеялись. Генри сопровождал свою речь взмахами вилки, как дирижёр палочкой на сцене. Румпель, словно заворожённый, наблюдал за ними сквозь толстое стекло. Промозглый порыв ветра ударил ему в спину, будто подгоняя его, заставляя сделать первый шаг. Он крепко вцепился в трость, хоть после возвращения магии она была ему больше не нужна и оставалась при хозяине в качестве декоративного элемента. Несмотря на то, что сломанное когда-то в прошлой жизни колено исправно функционировало, тупая боль начинала разливаться в нём, заставляя лишь сильнее опираться на трость. Когда стоять стало совсем невмоготу, Румпель двинулся к закусочной.
Стоило ему появиться на пороге, как взгляды немногочисленных посетителей устремились в его сторону. В помещении повисла тянущая тишина, нарушаемая ударами металлического наконечника трости о кафельный пол. Румпель занял столик с противоположной от Реджины стороны в другом конце зала, уселся на стул, не снимая пальто. Жизнь вокруг него начинала воскресать – сначала тихим шёпотом и быстрыми косыми взглядами, пока посетители не свыклись с мыслью, что быстрее придётся уйти им, чем Тёмному.
– Что будете брать? – рядом выросла фигура бабушки. Всё в ней: и поза, и выражение лица просто кричали о том, что ему здесь не рады.
– Кофе, – бросил Румпель, не отрываясь от изучения скрещенных на столе рук.
– Какой?
– Капучино.
– Большой, маленький? – в голосе бабушки проскользнула издёвка.
– Средний.
– У нас такого не водится.
Румпель поднял голову, пытаясь телепатически передать владелице всё то, что он думал сейчас о ней. Лицо бабушки вытянулось, она даже выронила ручку.
– Тогда большой. Пожалуйста.
– Да, конечно, – бабушка окончательно растерялась и поспешила ретироваться, оставляя Румпеля в полном одиночестве.
Реджина тем временем превратилась из молчаливого слушателя в оратора. Выстроив на столе нечто наподобие схемы из всего, что нашлось под рукой, она что-то пыталась объяснить Генри. Он то и дело порывался перебить её, передвинуть солонку или чашку в другую сторону, вызывая у приёмной матери приступы недовольства. Она морщилась, возвращала всё обратно и жестикуляция её с каждым разом становилась всё активнее, что означало лишь одно – Реджина включила режим истины в последней инстанции, значит, все беспрекословно должны были подчиниться ей или хотя бы просто заткнуться. И как бы Реджина не меняла внешность – личина злой королевы всё равно оставалась на месте. Пусть теперь вместо яркого, вызывающего макияжа сдержанный повседневный, откровенные платья с глубоким декольте сменились деловыми костюмами, а короткое каре вместо копны волос, собранных в высокий хвост, завершало образ ледяной дамы. Хотя когда-то ведь она была совсем другой.
Первый раз, когда он явился на зов и склонился в почтительнейшем поклоне, перед ним предстала юная, робкая, абсолютно невинная девица. От неё за версту тянуло хорошими манерами и чистыми помыслами, что одновременно и возбуждало, и выворачивало наизнанку. Но Румпельштильцхен решил остаться, посмотреть, что будет дальше, ведь интерес взял верх над чувством лёгкого недоумения и омерзения от светлой души. Затем он пришёл ещё раз и ещё, в итоге же, остался навсегда в гордом звании учителя. Он повидал на пути много девушек, желающих овладеть магией, и уже не надеялся отыскать бриллиант, но Реджина оказалась гораздо ценнее. Её потенциал будоражил Румпеля, он строил грандиозные планы, коварно потирая ладони, но все они разбивались о высокую стену неуверенности в себе и чистоты своей ученицы. Лишь крохотная надежда на успех не позволяла ему окончательно раствориться в густом тёмно-красном дыме, навсегда покидая пределы замка. Каждую новую встречу он старательно взращивал семя сомнения в невинной душе, незаметно вкладывал в её голову свои мысли, пока это не дало эффект. Наконец Реджина усомнилась, сошла с правильной тропы, полностью отдаваясь в руки обожаемого мастера. И он лепил из неё то, что хотел, а закончив, гордился своим творением, как лучшим, что смог создать в жизни – никакого сострадания, веры и любви, лишь злоба и коварство, смешанное с болью. Но именно в таком состоянии Реджина была нужна ему, только так она могла наложить на Зачарованный Лес тёмное заклятие, чтобы он мог попасть сюда и продолжить поиски сына. Правда сейчас выходило, что он использовал, почти сломал одного своего ребёнка ради призрачной надежды вернуть другого. Заставил поверить в то, что смерть единственного близкого человека, которого она всю жизнь называла «папа», облегчит страдания и даст свершиться заветной мести.
Румпель попытался сглотнуть вставший в горле ком и вздрогнул, когда ему перед носом опустили большую белую кружку в голубой цветок. Рядом поставили тарелочку с пирожным.
– Я не заказывал, – он попытался отодвинуть сладость в сторону.
– За счёт заведения, – тон бабушки был настолько грозным, что Румпель решил не спорить. Перебрав в памяти последние часы, он так и не смог припомнить, когда ел последний раз. Лишь пил.
Реджина за прошедшее время успела вскочить и усадить обратно за столик пытающегося убежать Генри. Их общение явно пошло не в ту сторону, обед можно было считать испорченным. Именно это читалось у неё на лице. Румпель сделал глоток кофе и, поморщившись, кинул в кружку кусок сахара. Интересно, откажись он от её обучения, стала бы она тогда такой авторитарной матерью и просто властной женщиной?
Никакие уговоры и удерживания не помогли. Генри, выждав момент, сорвался с места, хватая куртку с рюкзаком, и выскочил из закусочной. Реджина поднялась, а затем, проводив сына взглядом сквозь стекло, пока тот не скрылся за поворотом, устало рухнула на диванчик. Сгорбилась, опёрлась локтями о стол и закрыла ладонями глаза. Сидевшие рядом люди продолжили мирно сидеть и общаться между собой, для них не произошло ровным счётом ничего. Но Румпель отчётливо слышал, как что-то надломилось в душе у его любимой ученицы, ведь не только она обожала его. Это чувство было обоюдным, пусть Тёмный и продолжал до последнего делать вид, что ему всё безразлично.
Румпель сделал ещё глоток – кофе оказался слишком сладким. Встав, он взял тарелку с пирожным, к которому не притронулся, и уже через мгновение сел за столик Реджины, пододвигая тарелку к ней. Реджина отреагировала не сразу, только секунд через тридцать убрала руки от лица и устремила замученный взгляд на Румпеля.
– Голд? – она словно впервые увидела его. – Что ты здесь делаешь?
– Решил зайти выпить кофе, – Румпель откинулся на мягкую спинку красного диванчика. – Генри как обычно воспринимает в штыки любое проявление заботы?
– Пытается выпорхнуть из гнезда раньше положенного времени. А вот ты, похоже, туда всё никак не можешь вернуться.
– Что ты имеешь ввиду?
– Когда ты последний раз смотрел на себя в зеркало?
Румпель многозначительно промолчал, вопросительно вскидывая брови.
– Понятно, – Реджина притянула к себе сумку и, порывшись там, извлекла пудреницу. Открыла её и, вытянув руку, поднесла к лицу собеседника. – Полюбуйся.
Румпель вгляделся в отражение. Оттуда на него смотрел не солидный, внушающий страх и трепет тёмный маг, а взъерошенный, с четырёхдневной щетиной и большими кругами под глазами мужчина, больше походивший на больного или запойного, чем на влиятельного. Слегка вздёрнув подбородок, он запахнул пальто, скрывая помятый пиджак. Реджина захлопнула пудреницу. Уголки её губ слегка приподнялись. Она слегка подалась вперёд и поманила Румпеля пальцем. Он послушно отреагировал на её зов, облокачиваясь локтями о стол.
– Скажи, что такого ты затеял, что так запустил себя?
– То, что изменит, как минимум, парочку жизней.
– А конкретнее?
– Всему своё время, дорогуша, – Румпель вернулся в своё прежнее положение, ставя тем самым жирную точку в обсуждении данной темы. – Ты планируешь что-нибудь на завтрашний день?
Реджина помрачнела.
– С каких пор тебя стало это интересовать?
– Всегда интересовало. Ведь день наложения заклятия напрямую связан не только со мной и тобой.
– Да, ты приложил немало усилий, как обычно, не сделав при этом ничего, – достав кошелёк, Реджина отсчитала купюры и положила их под чашку с недопитым чаем. – Если вдруг захочешь навестить моего отца, то знаешь, где его найти. И да – я не люблю такие пирожные. Запомни уже наконец.
Подхватив пальто, Реджина направилась к выходу, оставляя после себя обволакивающий тягучий шлейф горьковатых духов. Каблуки звонко звучали при соприкосновении с кафелем, с каждым новым шагом обрушая на плечи Румпельштильцхена всё больше и больше тяжести. Когда дверь за Реджиной закрылась, он сунул руку в карман брюк, удостоверяясь, что платок до сих пор там.
***
Полтора часа ему потребовалось, чтобы воскреснуть. Добраться до дома, снять всю одежду прямо в прихожей и попытаться смыть с себя многодневный кошмар. Облачиться в любимый костюм для переговоров, затянуть потуже красный галстук, бросающийся в глаза на фоне всего чёрного, и через полчаса оказаться на другом конце города в больнице.
– Доктора Уэйла нет на месте, – медсестра нагнала Румпеля, но не решилась останавливать. В её памяти до сих пор жило красочное воспоминание о том, как будучи ребёнком, она запечатлела момент, когда Тёмный превратил одного из жителей их деревеньки в камень и щелчком пальцев соорудил постамент для новообращённой статуи из воздуха. – Он на обходе.
– Но ведь он вернётся?
– Да. Освободится минут через пятнадцать.
– Отлично. Тогда я подожду его.
– Можете сделать это в приёмной. Если хотите, я угощу вас чаем с конфетами.
– Ну что вы, дорогуша, – Румпель остановился у одной из дверей с табличкой «Dr. Victor Whale». – Не утруждайте себя. Я вполне могу дождаться его здесь.
Несколько венок проступили на виске у медсестры, пульсируя. Она взглянула на табличку, перевела взгляд в стену напротив, открыла было рот, но ничего не сказала.
– Так что, мы договорились? Конечно, если вы настаиваете, я могу вернуться. Никаких проблем, – с лёгким нажимом произнёс Румпель, заставляя руки секретарши покрыться мурашками.
– Можете подождать его здесь. Я предупрежу доктора Уэйла о вашем визите.
– Давайте лучше сделаем ему сюрприз? – Румпель слегка склонил голову набок и расплылся в улыбке, заставляя бедную медсестру чуть ли не вжаться в стену.
– Х-х-хоро-ш-шо!
Без единой капли магии медсестра тут же оказалась в другой половине коридора, заставляя Румпеля лишь усмехнуться. С момента превращения в Тёмного прошло несколько столетий, а люди до сих пор умудрялись удивлять, особенно скоростью удирания от него. Крайне нелепо это выглядело сейчас, когда они находились в Сторибруке. Заполучив город в полное своё распоряжение, ему было абсолютно невыгодно расправляться с кем-либо без крайней нужды, мирные, незаметные горожане вполне ещё могли пригодиться. Жаль только, что люди не понимали очевидных вещей.
Кресло единственного врача в больнице оказалось жёстким и неудобным, скрипело при каждом движении, а спинка резко проваливалась назад, стоило облокотиться на неё. Альтернативой служил стул, задвинутый под стол. Но пересаживаться туда казалось ещё большей глупостью. Обстановка кабинета вполне соответствовала мебели – такая же потрёпанная и видавшая лучшие времена. В подобной атмосфере Румпель уже бывал и именно оттуда собственноручно привёл Виктора Франкенштейна в их красочный мир из тусклого чёрно-белого недоразумения. Но доктор упорно продолжал выстраивать вокруг себя высокие стены, тоскуя по своему нелепому, бессмысленному существованию. Его вечно несчастная, обречённая физиономия вводила Румпеля в тоску, но сегодня он согласился потерпеть ради дела.
Магическое подтверждение родства с Реджиной он уже получил, но человеческая жизнь без магии наложила глубокий отпечаток. Теперь личность мистера Голда требовала иных доказательств, научных, если на то пошло. Пусть они дадут точно такой же результат, лишним это точно не будет. Оставалось лишь заручиться поддержкой человека, который мог помочь Румпелю в данном, очень щекотливом деле.
Доктор Уэйл появился на пороге минут через двадцать, когда Румпель успел слегка заскучать. Оттолкнувшись ногами от пола, он развернулся на стуле в сторону входа, широко улыбаясь и возвращая на место рамку с общей фотографией работников больницы. Доктор Уэйл встретил гостя вскинутыми бровями, но затем взял себя в руки, когда его ценность оказалась на месте, возвращая каменное выражение лица.
Подошва "Конверс", скользившая беззвучно ещё мгновение назад, громко скрипнула. Доктор Уэйл остановился у шкафа и одним точным движением отправил на полку большую белую папку, которую держал в руках.
– Если хотели записаться на осмотр, то это можно было сделать в приемной. Не стоит шутить со здоровьем, особенно в таком почтенном возрасте.
Доктор облокотился плечом о шкаф, демонстративно скрестил руки и ноги. На молодом лице вновь проступил отпечаток такого страшного недовольства, что воздух чуть не начал потрескивать от возникшего напряжения. Румпель, несмотря на происходящее, оставался невозмутим и спокоен и уступать свой трон, похоже, не собирался. Перепады в настроении доктора ему даже нравились, он постоянно глумился над ним в такие моменты.
– Так что вы хотели? – доктор Уэйл моргнул, проигрывая раунд игры в гляделки, и попытался завести разговор с начала.
– Вот что я ценю в вас больше всего, так это деловой подход, – довольно промурлыкал Румпель.
Доктор Уэйл закатил глаза и отвернулся в сторону окна. Пусть он не владел магией, но погода была полностью на его стороне, отражая состояние. Ветер за окном гнул ветки старого дуба с такой силой, что продолжись так дальше, и домик Элли в одной из сказок покажется детским лепетом. На Сторибрук обрушится что-то помощнее жалкой сараюшки. Одна из высоток с Манхеттена вполне могла вписаться в дизайн захолустного городка, если бы смогла нормально приземлиться, не расплющив при этом парочку зданий.
– А я больше всего люблю конкретику. Что вы хотите... – доктор Уэйл прочистил горло. – Мистер Голд?
– Пришел узнать не нужно ли больнице новое оборудование. Или, может, ремонт? Здесь, похоже, его не делали никогда.
Доктор Уэйл несколько раз шокировано моргнул, замирая и словно готовясь к прыжку, как дикая кошка. Наконец, сорвавшись с места, он преодолел расстояние кабинета в несколько шагов, выдвинул из-под стола табурет и уселся на него. Придвинул к себе фотографию, которую ещё недавно изучал Тёмный, а затем и вовсе положил на колени.
– Похоже вас заинтересовало моё предложение, – Румпель медленно повернулся в сторону доктора, складывая ладони вместе. – Ну так что? Начнем с вашего пристанища?
– Со входа. Больнице давно нужны новые автоматические двери, – в голосе доктора Уэйла звучал откровенный вызов.
– Хорошо. Завтра с утра встречайте замерщиков. Сделают всё по высшему разряду.
Румпель кивнул, соглашаясь, и, подхватив трость, поднялся на ноги. Поправил и так идеально лежащий галстук.
– С вами приятно иметь дело, доктор Уэйл. Если будет нужно что-то ещё, позвоните. Думаю, мой номер у вас имеется?
Румпель кивнул в сторону лежавшего на столе ежедневника с телефонами, который от безделья успел изучить, и направился к выходу, не дожидаясь ответа. Он и так витал в воздухе, не меняясь год за годом. Дело Тёмного предложить, других – исполнить. Отказ карался смертью. Если же нет, то бедняга всё равно рано или поздно отдавал Богу душу и его счастье, если его настигал первый вариант. Иначе потом он мог долго болтаться на цепях со сломанными костями или сидеть в подвале, обгладываемый жирными огромными крысами. Иногда Румпель настолько скучал по своим некогда жившим в замке питомцам, что отправлялся кормить голубей в городской парк. Те пусть и смотрели на него пустыми тупыми глазами, но узнавали, сразу же слетаясь, стоило ему появиться на одной из аллей.
Доктор Уэйл схватил со стола ручку и почти отправил её в спину Румпельштильцхена, который направился к выходу, так убедительно хромая. Скривился, поджимая губы, и сиплым голосом произнёс:
– Что взамен?
– Взамен? - искренне удивился Румпель, беря пару нот наверх, словно говоря о том, что его меценатство исходит от чистого сердца и по велению души. Даже распрямил спину от подобных обвинений.
– Да, взамен. Только не говорите мне, что печетесь о состоянии больных, – голос доктора Уэйла выровнялся. – Я прекрасно знаю вас и не собираюсь брать оплату, не зная того, что предстоит сделать. Поэтому будьте добры сообщить зачем пришли, иначе вашим рабочим придется уйти без заказа. Да, и, – доктор Уэйл выдержал небольшую паузу: – Не всё могут окупить новые двери.
– Смотря насколько они нужны.
– Мне кажется, или вы действительно пытаетесь убедить себя в том, что это я пришёл к вам за услугой, а не вы ко мне? – надавил доктор Уэйл. – На ваш ломбард моя больница смахивает мало.
– Ладно, – после небольшой паузы выдавил из себя Румпель так, будто делал великое одолжение. Даже в очередной раз обернулся к доктору с вымученной улыбкой на лице. Вены на руках отчётливо проступили, особенно выделяясь на фоне блестящей рукояти трости. – Мне нужно… – он вновь замолчал, тяжело вздыхая, а затем выпалил на одном дыхании: – Можете ли вы определить родство между двумя людьми?
Доктор Уэйл выронил ручку из рук, но вовремя спохватился и поймал её.
– Тест ДНК что ли?
– Да, наверное, – кивнул Румпель, полностью стушёвываясь. – С помощью крови.
– На установление отцовства или материнства? Хотя, не важно, – доктор Уэйл дотянулся до края стола, притягивая к себе большую папку с файлами. Перелистнул пару страниц, несколько раз угукнул, включая специалиста. – Предполагаемому родителю и ребёнку нужно подойти в приёмную, оформить заявку и сдать кровь с девяти до пяти. Результаты будут готовы в течение трёх-четырех дней.
Румпель недовольно нахмурился.
– Можно ли как-то ускорить процесс?
– Можно, но стоить это будет дороже. В любом случае подробности нужно обсуждать с тем, кто желает установить родство.
– Так я вроде бы этим и занимаюсь.
– Вы что? – встрепенулся доктор Уэйл. Медленно оторвался от бумажек и, нисколько не смущаясь, с огромным интересом уставился на своего посетителя, словно перед ним стоял не самый зловещий тёмный маг в истории, а единственная сохранившаяся на планете зверушка, оттаявшая изо льда и неожиданно ожившая. – То есть вы хотите провести тест на отцовство, я правильно понял вас, мистер Голд?
Румпель стиснул зубы.
– Да.
– С кем, если не секрет? – с придыханием и детским восторгом выпалил доктор Уэйл. – Нет, не говорите! Всё равно я узнаю, когда вы придёте с… Или… Неужели ваш сын нашёлся?
– Нет, это совсем другой человек.
Доктор Уэйл хохотнул, расплываясь в злорадной ухмылке, а затем рассмеялся, да так заливисто и звонко, что явно было слышно в коридоре. Попытался успокоиться и, казалось, когда неожиданный приступ веселья наконец закончился, рассмеялся вновь.
Румпель взмахнул рукой, сжимая пальцы. На его лице появился оскал, а доктор схватился руками за горло, тяжело сопя и с силой упираясь ногами в пол.
– Вот ещё что. Я бы так же хотел оставить мою маленькую просьбу в тайне даже от… Как вы там выразились, – предполагаемого ребёнка. О персонале и говорить не стоит. Иначе… – доктор крякнул и захрипел, начиная ловить ртом воздух, но через пару секунд Румпель слегка ослабил хватку, давая ему немного воздуха. – Естественно ваш труд будет оценён по достоинству.
– Х-хорош-шо-о-о-о, – прошипел доктор Уэйл, пытаясь содрать с шеи невидимые путы. Движения его с каждым новым мгновением становились всё резче и размашистее. Папка уже валялась на полу, сам Уэйл почти съехал со стула, грозясь оказаться там же. – Я всё сделаю! Только прекратите!
– Что прекратить? А, вы об этом, – Румпель с интересом глянул на руку, расслабил пальцы, прекращая лёгкое удушение единственного в городе врача, и приподнял развёрнутую ладонь. – Привычка. Всё пытаюсь избавиться, да не выходит. Так что – мы договорились?
– Да, – доктор Уэйл закрыл глаза, чуть скатываясь вниз по стулу. Руки от горла он отнимать не спешил и всё так же продолжал хрипеть, но уже значительно тише. – Я сейчас произведу у вас забор крови. Останется только решить, каким образом сделать то же самое у вашей жертвы. Кстати, вы так и не сказали, кто она. Или всё настолько засекречено, что придётся исследовать всех жителей Сторибрука?
– Нет, зачем же. Вам нужна всего лишь Реджина Миллс.
– Кто?! – доктор Уэйл чуть не подпрыгнул от услышанного. Широко распахнул глаза, с полопавшимися от напряжения капиллярами, нервно качнулся вперёд, опираясь локтями о колени, прикусил нижнюю губу. – Как вы себе это представляете? – от доктора пахнуло страхом, которого не было даже в тот момент, когда Румпель почти задушил его. Одно дело почти выживший из ума старик, с которым всегда можно прийти к соглашению, другое – главная стерва в городе, готовая вырвать из груди сердце любого, кто только, по её мнению, неправильно посмотрит в её сторону. – Как вы себе это представляете? Что я ей скажу?
– Не мои проблемы, дорогуша. Придумай что-нибудь, ведь не впервой.
– Одними дверьми вы не откупитесь, – доктор Уэйл поднялся на ноги, обхватил себя руками. Выглядел он так же помято, как и полы белоснежного халата.
– Всё остальное получите после получения результатов, – Румпель щёлкнул пальцами, материализуя небольшой свиток, размером с альбомный лист. Делал он это впервые за всё нахождение в Сторибруке. Слишком уж щекотливым было дело, и, проболтайся Уэйл, пусть даже не специально, по чистой случайности, последствия не заставят себя ждать, сметая всё на своём пути. Реджина точно не потерпит такого обращения с собой, да и открывшуюся правду тоже навряд ли примет. Она слишком любила своего отца, воспитывавшего её с самого детства, и навряд ли будет рада появлению нового. Особенно в лице Румпельштильцхена. – Мы ведь всегда договаривались, договоримся и сейчас.
***
Измождённый разум больше не справлялся с потоком неконтролируемых поступающих картинок. Некогда такое желанное ясновидение, отобранное силой у провидицы, впервые в жизни не дало Румпельштильцхену уснуть. Возможные варианты будущего накатывали неожиданно, вырубая его из реальности от нескольких секунд до пары минут. В один из таких моментов он настолько напугал Белль, выронив из рук поднос с ужином, что она уже успела набрать 911, разве что не нажала на кнопку вызова. Потом пришлось долго врать, что с ним всё в полном порядке, и выслушивать то, что он в таком состоянии похож на профессора Трелони из небезызвестного цикла книг, когда та изрекала великие пророчества. В ответ Румпель попытался объяснить основные различия между ним и великой шарлатанкой, но Белль, как обычно, оказалась больше подкована в теории.
Ближе к утру, когда у Румпеля не осталось ни сил, ни желания больше ворочаться в кровати, он тихо оделся и выскользнул из дома, собираясь в лавку. Холодный, сырой воздух можно было резать ножом, под ногами хрустнула тонкая плёнка льда, покрывшая за ночь одну из луж. Ещё немного и осень перейдёт в зиму. Ветер, бушевавший весь вечер, стих, на ветках не шелохнулся ни одни листочек, хотя после этой непогоды почти все деревья стояли голыми. Пахло землёй с клумб и мокрым асфальтом. Румпель завёл машину и включил дворники – сквозь слой росы ничего не было видно. Правда в пять утра можно было безболезненно ехать до любого пункта назначения с завязанными глазами, всё равно никого не встретишь. Да и день тоже грозил оставить улицы пустыми. Местное отделение сотовой связи настоятельно рекомендовало жителям Сторибрука по возможности оставаться дома, занятия в школе и колледже отменили – на город надвигался шторм.
Румпель схватился за бок, закрывая ладонью место жжения. Тёплая вязь обволакивала пальцы, просачиваясь сквозь них, рубашка неприятно прилипала к телу всё больше и больше. Реджина стояла перед ним, тяжело дыша, сжимая обломок стеклянной колбы. Её била крупная дрожь, тушь чёрными полосами скатывалась вниз по щекам.
– Ненавижу тебя! – на Румпеля обрушилась волна концентрированной ненависти, заставляя сделать шаг назад, встречаясь со стеной. – Лучше бы я никогда не звала тебя!
Он хотел возразить, но лёгкие сдавило, отдаваясь болью в боку. Румпель отнял руку от раны: ладонь полностью покрывала кровь, а из живота торчал обломок стекла. Ноги его подкосились, заставляя схватиться за подоконник. В глазах начинало темнеть, но прежде он успел одними губами прошептать имя – Реджина.
На одних инстинктах и привычке Румпель по максимуму вывернул руль, избегая столкновения. Послышался скрежет металла, от встреченного фургона пекарни отвалилось зеркало заднего вида, окончательно погибая под колёсами старенькой иномарки Румпеля. Рука оказалась там, где он только что наблюдал горлышко колбы, но ни ранения, ни моря крови больше не было. Лишь неприятное жжение под плотным ворсом шерстяного пальто.
До ломбарда оставались две жалкие улицы и один поворот. Румпель вжал педаль газа в пол в надежде, что следующее видение застанет его уже после того, как он успеет припарковаться. Судя по тому, что они шли пачками по несколько штук с перерывами по тридцать-сорок минут, то следующее не заставит себя долго ждать. Хотя, сколько ещё вариантов будущего возможно? За ночь, казалось, он уже успел увидеть всё, что только возможно, начиная от простых ссор с Реджиной, заканчивая концом света, который, несмотря на красочность и эпичность, выглядел самым глупым вариантом из всего возможного. И ни одного исхода со счастливым концом.
– Папа, – раздалось требовательно, на что Румпель лишь тряхнул головой, стараясь сбить очередную животрепещущую иллюзию. В конце улицы уже виднелся ящик для почты, установленный рядом с лавкой городскими властями. – Папа! – повторилось более настойчиво, и Румпель вздрогнул от ледяного прикосновения к плечу.
Реальность на секунду пропала, сменяясь рябью. Румпель изо всех сил прикусил губу изнутри, дорога вновь вернулась, пусть и слегка расплываясь, вместе с металлическим привкусом во рту. От лёгкого толчка ремень безопасности врезался в грудь, почтовый ящик громко скрипнул ножками по асфальту, словно давно не открывавшиеся заржавевшие петли ворот. Кое-как, не слушающимися руками, Румпель вытащил ключи, отстегнул удавку и выбрался из машины. Трость осталась дома, ноги дрожали, перед глазами всё плыло. Он сплюнул кровь, скопившуюся во рту, и, вытянув вперёд руку, побрёл к входу. Начинал накрапывать дождь.
Приблизительно оставалось продержаться часов до трёх. К этому времени доктор Уэйл обещал провести все необходимые манипуляции и прислать результаты с курьером. Иначе же, за каждый последующий час он бы расплачивался одним из пальцев – именно так гласил договор, под которым доктор соизволил поставить подпись. Конечно, не смертельно, но кому будет внушать доверие хирург, которому нечем будет держать скальпель?
Румпель шагнул в кровавую лужу. Моргнул, избавляясь от неё, закрыл дверь и, подняв голову, отшатнулся назад, ударяясь затылком о музыку ветра – Реджина в разорванной одежде и лицом, больше напоминающим месиво, протягивала к нему руки.
– Хватит!
В попытке отмахнуться от неё, он снёс вешалку, на ближайшей витрине хрустнуло и рассыпалось осколками стекло крохотной витрины. Замученное лицо перекосило от боли, Румпель утёр рукавом подступившие слёзы. Осколки хрустнули под ногами, пока он добирался до сейфа. Разгребая в стороны не такие уж и ценные вещи, извлёк из дальнего угла прозрачный пузырёк, на дне которого ещё оставалось немного жидкости. Румпель поморщился – зелья оставалось слишком мало, но ничего поделать уже было нельзя. Слишком часто по началу он пользовался им, когда только пытался освоиться с даром.
– На пару часов должно хватить.
Расстегнув свободной рукой пальто, он стянул сначала один рукав, затем другой и, перешагнув через упавшую вещь, вошёл в подсобку, выдёргивая зубами плотно засевшую в горлышке пузырька пробку. Один единственный глоток и всё вокруг, качнувшись, вновь приобрело привычные очертания и краски. Пол больше не казался выше, предметы не отдавали в серо-красный, странное бульканье, приглушавшее звуки, прекратилось, сменяясь громким шумом дождя. Румпель глубоко вдохнул и размял шею. Нарастающее чувство тревоги ушло вместе с тошнотворными видениями, будто их и не было вовсе. Румпель накрыл нижнюю губу большим пальцем, слегка отодвинул её, затягивая рану еле заметным магическим светом. Остановился у прялки в углу и резким движением привёл колесо в движение, подставляя ладонь под шероховатое дерево, давно нуждавшееся в шкурке. Это движение и шуршание всегда успокаивали его, приводили мысли в порядок ещё до появления в жизни магии, да и даже после её обретения ничего лучше не справлялось с разбушевавшимися эмоциями и убийством времени. А последнее сейчас было просто необходимо, всё равно в такую погоду вряд ли кому-то вздумается заложить пару вещичек в ломбарде, причём закрытом. Как раз в подвале на чёрный день имелась солома. Но Румпель замер, застыл, не отводя глаза от почти остановившегося колеса. Белая дымка застлала глаза, полностью скрывая зрачок. И, когда движение под ладонью прекратилось, он рухнул на пол, как тряпичная кукла.
Сознание вернулось подобно тому, будто вынырнул на поверхность после долгого пребывания под водой – дышать тяжело, но жизнь чувствуется, как никогда раньше. Правда стены ломбарда сменились давно забытым интерьером его замка из Зачарованного Леса. Высокие потолки, много дерева, плотно задёрнутые шторы и огромное количество красного. Один из многочисленных периодов скуки и экспериментов.
Румпель попытался осмотреться получше, но тело не послушалось, продолжая нарезать какой-то стебель, из которого сочилась слизь. Рукава белой рубашки оказались небрежно закатаны, обнажая землисто-зелёного оттенка руки. Гадать долго не приходилось – он находился в теле Тёмного. Оставалось только понять почему и как отсюда выбраться, ведь зелье, что он только что выпил, не могло дать подобных побочных эффектов или, по крайней мере, не давало их раньше.
Весь стол был завален различными склянками и книгами, та, что была ближе всего, оказалась открыта и пуста. Перевернув нож, Тёмный тупым концом выдавил из оставшегося куска стебля прозрачную вязкую жижу и всё тем же ножом собрал её. Пододвинул к себе банку, где уже было что-то намешано.
– Попробуем-попробуем! – возбуждение от предвкушения оказалось настолько сильным, что у Тёмного даже вспотели ладони. – Плюх.
Бесцветная жидкость в банке при попадании туда слизи зашипела, образовалась густая пена, дошедшая почти до краёв. Цвет приобрёл насыщенный коричневый оттенок, почти сливаясь со столом. Пена, всё так же шипя, стала оседать.
– Отлично! – Тёмный захлопал в ладоши, радостно хихикая. – Просто великолепно!
Отложив нож в сторону, вытер липкие руки о грязный передник и, облокотившись локтём о стол, почти ложась на него, взял ручку, лежащую меж пустых страниц.
«Девятнадцатое декабря. Время…»
Часов в обозримом поле не оказалось.
– Нет, не так.
Последнее слово безжалостно зачеркнули.
«Продолжаю работать с искажающим деревом. Ветви, по сравнению с листьями, расходуются крайне неэкономично. На небольшую порцию зелья ушло материала размером с предплечье десятилетнего ребёнка. Приходится работать осторожно, достать ещё, пока, не предоставляется возможным. Реакция с сывороткой правды вроде бы прошла успешно».
Осталось лишь испытать её.
В углу что-то зашуршало и недовольно запищало, заставляя Тёмного оторваться от книги. Бросив всё, он оказался возле окна, где на небольшом столике разместилась клетка с белым кроликом. Одно единственное животное, оставшееся в живых, после того, как Тёмный начал проводить свои эксперименты сначала по синтезу новых ядов, а затем и всевозможных зелий, влияющих на человеческий разум. Животные оказались больше не нужны, так как не могли дать полноты картины, сменившись неудавшимися воришками и людьми, не желающими платить по сделкам. Поэтому последний длинноухий остался дожидаться своей неминуемой участи в качестве домашнего животного, являясь единственным «белым пятном» в тот период жизни Тёмного. Неудачи в работе над заклятием, которое должно было перенести всех в мир без магии, доводили его до исступления, до разрывающей всё вокруг и себя злости. Нужно было отвлекаться, чтобы не сойти с ума, и хоть как-то сохранить частичку человеческой личности, что еле хваталась за край пропасти, дабы не упасть и не раствориться во тьме, во власти кинжала. А для этого было проще всего поддаться Тёмной сущности и дать ей делать то, что она пожелает. Именно поэтому сейчас на цепях в подвале болтался еле живой наместник с севера Леса, получивший должность пару лет назад по щелчку пальцев. Но жить ему оставалось жалких пару часов, не пережив испытаний экспериментального зелья.
Румпель старался не выдавать своё присутствие в сознании Тёмного, притаившись на задворках, словно мальчишка, случайно попавший в опасную, но чертовски интересную ситуацию. Наблюдал со стороны всё то, что когда-то уже пережил, прокручивал в памяти каждый шаг, предвосхищая. Вот Тёмный постучал пальцем по прутьям клетки, привлекая внимание напуганного чем-то кролика. Вот открыл дверцу, вытянул дрожащее животное за уши и, прижимая к себе, накрыл широкой ладонью. Мягкий мех приятно щекотал пальцы, успокаивая нервное возбуждение; кролик же смотрел на него широко распахнутыми глазами, цвет которых постоянно ускользал из поля зрения. Видимо, когда-то много лет назад он не удосужился обратить на это внимание. Попытка сконцентрироваться и заставить себя вспомнить привела к тому, что бесцветные зрачки на полсекунды приобрели голубоватый оттенок.
– Румпель, – Тёмный так сдавил кролика, что животное жалобно засвистело. Он так давно не слышал этого голоса, что сейчас просто застыл, не решаясь обернуться. – Меня впустила служанка… Ты бы кормил её почаще.
– Проще завести новую, – процедил сквозь зубы Тёмный и рывком отправил кролика обратно в клетку. – Что ты здесь забыла? – слова давались ему с большим трудом.
В лаборатории повисла тишина, словно там и не было никого. Вот и всё, наваждение прекратилось. Похоже зелье, останавливающее видения, пролежало слишком долго и успело испортиться. Поэтому к воспоминаниям из прошлого начали приплетаться нелепые фантазии. Ведь сейчас Тёмный должен был сменить одежду на более праздничную, взять склянку с экспериментальным образцом и направиться в подвал, чтобы закончить начатое. Нагло вторгнуться в разум наместника, вкладывая ему ложные представления, влить получившуюся коричневую жижу и с особым энтузиазмом задавать неудобные вопросы, пока сердце бедолаги не остановится. Затем неровным почерком вывести в книге, что усовершенствованная сыворотка правды таки работает даже в тех ситуациях, когда подопытный от чистого сердца верит в то, чего никогда с ним не происходило. А её здесь просто нет и быть не могло.
Но лёгкий шорох ткани и стук каблуков говорили об обратном. Тёмный еле успел обернуться, когда его крепко обхватили, обдавая волной сладкого парфюма. Фигура в тёмной накидке крепко прижималась к нему, будто старалась проникнуть под кожу, на шее чувствовалось тёплое прерывистое дыхание. Он рывком скинул с неё капюшон и сам перестал дышать.
– Румпель! – знакомые, но размытые очертания лица становились всё чётче, заставляя сердце с каждым разом пропускать по удару. И прошлый-Тёмный, и Румпель в его голове, шокировано моргали, глядя перед собой, не шевелясь. – Я так боялась, что не смогу и близко подойти к твоему замку.
Неожиданная гостья затряслась в беззвучном рыдании, чем обожгла Тёмного, заставляя отстраниться. Клетка с кроликом с грохотом повалилась на пол, столик пару раз покачнулся, но он успел схватиться за края, чтобы не упасть самому. Белое пятно мягко скрылось под одним из книжных шкафов.
– Кора, ты…
– Прости меня, Румпель, – в её голосе звучало такое неприкрытое отчаянье, что Тёмный расправил плечи, но лишь на секунду. Прошло слишком мало времени, чтобы обида и уязвлённое самолюбие успели хоть как-то сгладиться. Ведь именно он, после убийства своей жены изменницы, теперь бросал женщин, а не они его. Хотя с ней нарушил обе клятвы, данные себе когда-то, дрожа под мечом пирата: не влюбляться и не выглядеть жалко. Позволил уйти к другому ради статуса и богатств, хотя мог дать ей всё это и даже больше. Только вот перспектива стать женой принца, видимо, нравилась девушке гораздо больше, чем Тёмного мага больше напоминающего рептилию своим внешним видом. И сколько бы он не отвергал данную ему кличку – Крокодил, в глубине души давно смирился с ней.
– Кора, зачем пришла? – Тёмный всё крепче сжимал столешницу, пытаясь вложить туда все эмоции, разом вспыхнувшие в душе. Но телепортировать её сразу же за пределы замка и наглухо запереть все выходы не хватало духа. – Если рассчитываешь на помощь, то не получишь её. Никогда.
– Нет, – она отрицательно качнула головой. Заколка, сдерживающая копну шоколадных волос, щёлкнула и отлетела куда-то в сторону, разрушая аккуратно собранный пучок. Тёмный громко сглотнул, пытаясь решить куда-таки ему смотреть: взгляд его метался с глубокого декольте ярко-красного платья, которое не скрывала накидка, на такого же оттенка пухлые губы. Взглянуть Коре в глаза он не решался.
– Не хочу ничего знать. Уходи! – Тёмный щёлкнул пальцами, тем самым распахивая дверь, и резко отвернулся к стене, облокачиваясь о столик.
– Неужели ты совсем не хочешь выслушать меня? Мы ведь не виделись столько лет.
– Ты сказала всё в нашу последнюю встречу. Обманула меня и моё доверие…
– Я знаю! – крикнула Кора, перебивая. От начинающейся пару минут назад истерики вдруг не осталось и следа, только властность и вырывающийся наружу темперамент. – Да, у меня были причины так поступить, но я глубоко пожалела о том, что сделала. Если ты думаешь, что я счастливо жила все эти годы, то глубоко ошибаешься.
– И сейчас ты явилась обвинить в том меня?!
– Нет, Румпель, нет! Я хочу поговорить, объясниться… Попытаться вернуть всё то, что между нами было. Ты ведь помнишь, как нам было хорошо вдвоём.
Тёмный расхохотался в ответ: жутко, громко и надрывно, а затем испарился в воздухе, не оставляя после себя даже и следа магического дыма. Возник за спиной у Коры и, схватив её за руку, грубо развернул к себе. Узкие зрачки почернели от гнева, ноздри расширились, сжатые тонкие губы превратились в линию, а волосы, только что послушно уложенные, растрепались и торчали в разные стороны. Но Кора словно не обращала на это внимания, оставаясь невозмутимой, не дрогнула, когда он крепче сжал пальцы вокруг её руки. Минут пять они не сводили друг с друга пристального взгляда, пока Кора, наконец, не заговорила вновь.
– Можешь думать всё, что угодно, но я действительно сожалею, что ушла от тебя тогда. Поверь, Румпель, не прошло ни дня, когда я не вспоминала о тебе, пусть и лишённая чувств. Я думала, что смогу построить свою жизнь так, как захочу, что никто не помешает мне, но глубоко ошибалась. Невозможно стать великой женщиной рядом с подкаблучником и полным неудачником, даже если он трижды принц. Нельзя раскрыться и вознестись ввысь рядом с тем, кто камнем тащит тебя на дно, не понимая и пытаясь ограничить свободу действий. Он не дал мне ничего кроме богатств, да только нужны ли они, когда чувствуешь себя, словно птица в клетке? Всё то же я могла заполучить сама благодаря тебе, полученным от тебя знаниям. Если бы я знала всё это раньше…
Кора сделала шаг вперёд, полностью сокращая дистанцию между ними и, приподняв свободную руку, медленно коснулась дрожащими пальцами щеки Тёмного. Он дёрнулся, слегка отводя голову назад, но Кора вновь коснулась его, проводя тыльной стороной ладони до подбородка. Скользнула вниз к плечу, проходя по бешено пульсирующей на шее артерии, и накрыла крепко сжимающие её запястье пальцы, потянула его руку вверх. Тёмный повиновался, ослабляя хватку, и уже через мгновение его рука оказалась на груди у Коры.
– Быть не может, – выдохнул он, когда почувствовал, как бьётся её сердце. То самое, что когда-то она вырвала и спрятала, чтобы больше ничего не чувствовать и идти к своей цели без единой эмоции, не щадя никого на пути. В тот самый день, когда ушла от него к другому.
– Теперь ты веришь?
Тёмный откинул голову назад, но руку не отнял, продолжая мысленно считать каждый удар.
– Скажи, что нужно сделать, чтобы вернуть твоё доверие? Я принесу всё, расправлюсь с кем угодно, лишь бы ты понял, как сильно я сожалею. Вновь поверил в мои чувства к тебе. Румпель…
– Шшш, – Тёмный заставил Кору замолчать, прикладывая палец к её губам.
Румпель, который до этого лишь молча наблюдал за происходящим из-за закоулков сознания, пытаясь понять, что происходит, и определить действительно ли существовало в прошлом то, что они сейчас переживали, попытался повлиять на происходящее. Всё происходило слишком, слишком быстро. Неужели когда-то он был таким легкомысленным или подобное поведение проявлялось только рядом с этой женщиной? То, к чему всё шло, вызвало в нём настоящем дикий протест, но тело по-прежнему не подчинялось ему. Вырваться же из воспоминания можно было лишь двумя способами: активировать заранее подготовленный предмет или ключ-фразу либо дождаться окончания того, что хотело показать ему подсознание. Конечно, его мог разбудить кто-нибудь там, в лавке, но он предусмотрительно заперся на все замки, успев даже в полуобморочном состоянии активизировать магическую защиту, тем самым заперев себя у себя же в голове.
Тёмный слегка склонился, утыкаясь носом в волосы Коры и вдыхая такой знакомый и дурманящий аромат, сводивший его с ума. Обхватил её за талию, закрывая глаза.
– Так ты веришь мне? – прошептала Кора у него под ухом.
– Да какая разница?
– Действительно, – она приподняла его голову за подбородок и широко улыбнулась, хотя Тёмный этого не видел. – Никакой.
Всё вокруг вновь покрылось лёгкой дымкой то ли оттого, что старания Румпеля «убавить звук» увенчались успехом, то ли потому, что всё происходило слишком быстро. Тёмный несколько раз успел переместиться по замку, увлекая за собой Кору. Судя по громкому хлопку и её радостному смеху они успели что-то разбить, кружа в охватившей их страсти. Кора вроде бы вскользь упомянула о том, что он порезался и утёрла с его плеча кровь подолом платья, которое валялось рядом. А затем оно так же быстро вновь оказалось на ней, когда Кора выпорхнула из его объятий. Впрочем, как и всегда. Он даже не стал сопротивляться её порывам убрать весь тот хаос, что они устроили. На недовольный взгляд исподлобья лишь махнул рукой, заставляя осколки на полу в углу собраться в кучу, и восстановил полностью искорёженное окно. Всё вдруг стало как раньше, по-прежнему. Словно они и не расставались никогда.
– Чай, – в довольно-приказном тоне объявила Кора и кровать слегка промялась под её весом. Шуршание складок платья ласкали слух.
– Может, вина? – Тёмный нехотя открыл глаза и потянулся. – Я тут раздобыл такое у корол…
– Чай, – более настойчиво и жёстко повторила она и взяла с подноса чашку, что стоял на прикроватной тумбочке, с таким изяществом и грацией, которая присуща только королевским особам. Тёмный только кивнул, не сводя завороженного взгляда с обнажённых плеч. – Заварила, как ты любишь, – улыбнулась. – Попробуешь? Боюсь – потеряла навык.
– Да, конечно.
Тёмный кивнул и быстро сделал пару глотков, не чувствуя вкуса. Его голова была занята абсолютно другим, пока вдруг в висках не начало пульсировать. Он чуть не выронил чашку. Кора успела вовремя и отобрала у него её, почти вырвала из рук. От прежнего спокойствия на лице женщины не осталось и следа: губы задрожали, а в глазах вновь стояли слёзы. Появившийся шум в ушах Тёмного не придавал особой надежды.
– Что ты сделала? – в ужасе, почти обречённо выдохнул он.
– Прости, Румпель. Я не могла иначе.
Кора вскочила и отправила чашку в камин, по щелку там вспыхнуло пламя, шипя от испаряющейся воды. В воздухе еле потянуло горьковатым запахом полыни.
– Нет, – Тёмный подался вперёд, облокачиваясь на руку. Он до сих пор продолжал валяться на кровати, запутавшись в одеяле и собственных мечтах о счастливом будущем, которым опять не суждено было сбыться. – Почему?
– Оказалось есть то, через что я не могу переступить даже без эмоций. Не жду, что ты поймёшь меня. Просто давай остановимся на том, что я возвращаю тебе долг. Пусть ты об этом никогда не вспомнишь.
– Даже не думай, что всё решишь так просто!
Тёмный вытянул руку, Кора проехалась по деревянному полу и, не удержавшись на ногах, рухнула к нему на кровать. Пара холодных капель воды упали сверху, и тут вдруг кто-то открыл невидимый кран, окатывая их ледяным потоком. Стало тяжело дышать, с вздохом вода попала внутрь, залила глаза, почти смывая красивое лицо. Только последнее «прости», словно раненая птица билось в голове.
Тяжело закашлявшись, Румпель сел. Его покачивало из стороны в сторону, мокрые волосы липли к лицу, капли неприятно стекали по щекам и шее, только больше напитывая и так сырую до середины груди рубашку, а во рту остался еле уловимый, но такой отчётливый привкус полыни. Кора стёрла ему память.
Он дёрнулся вперёд, но кто-то настойчиво схватил за плечо.
– Голд, – голос Реджины заставил Румпеля открыть глаза. Она сидела рядом на коленях и обеспокоенно смотрела на него такая же мокрая насквозь. Звук барабанившего на улице дождя вдруг ворвался в комнату, оглушая. Рядом на полу стояла большая пустая кружка. – Что происходит?
Реджина кинула в него смятым грязным конвертом. Упав, он лёг лицевой стороной вверх, на которой виднелся штамп больницы Сторибрука.
– Сейчас, – дрожа, прошептал Румпель и, попытался подняться, вставая на колени. Поскользнулся, оседая в руки Реджины. Крепко сжал кулаки и, сопя, попытался встать вновь. – Помоги мне.
Он не приказывал, как обычно, а молил, превращаясь в беспомощного старика, коим ему бы уже давно пора было стать. Затем доковылял до книжного шкафа и, оглядев его, стал вытаскивать книги, расшвыривая их в стороны, пока не наткнулся на деревянную стенку. Что-то подцепил там и, тяжело дыша, вырвал кусок из шкафа. Просунул руку в образовавшуюся дыру и извлёк небольшую изумрудную книженцию, бархат которой потрепался от времени, вытерся и выцвел. Где-то в середине книги торчали края сложенного пергамента, что вынул Румпель и развернул трясущимися руками. Магический знак того, что сделка выполнена, и стороны расплатились по счетам, красовался рядом с подписями внизу. Кора всё-таки сдержала своё обещание и отдала ему не просто дитя, а его дитя, взамен власти и его некогда имевшейся любви.
Реджина без слов вырвала у Румпеля пергамент, вчитываясь в строчки. На только что напуганном бледном лице на щеках заалели красные пятна гнева, скулы напряглись, а в глазах всё больше читался вопрос. Рядом на подставке взорвалась ваза, осколок обжог висок Румпеля.
– Я могу всё объяснить.
– Будь добр, Голд, – властно приказала Реджина и сделала к нему первый шаг.