Ему не особо нравится его город: большой, но пустой снаружи, хоть и интересный, как корабль в бутылке. Но ему очень нравится его сосед по съемной квартире: Чжун Ли, приехавший учиться по обмену. Тратящий последние деньги на выглаженный льняной смокинг и посуду для классических чайных церемоний, а потом влезающий в огромные долги, которые может выплачивать по несколько лет. Спокойный, как удав, со своим стилем.
Его комната не особо большая и довольно незаполненная, бежевая, с грязными выцветающими пятнами на стенах. Тени на голых обоях превращаются в устрашающих созданий, отражающихся в зеркале на полный рост. Создаётся стойкое ощущение ненужных пробелов, но он их уже давно не замечает. Пару раз в неделю сюда заходит Дилюк, плюётся, ударившись об какую-нибудь нераскрытую коробку с хламом его сожителя и тянет Кэйю к себе.
Он уже и не против. У Дилюка вместо груди – дыра, а вместо рук – частокол.
– Что это?
– Крупнолистовой чай. Не спрашивай.
Дилюк сводит брови на переносице, понимая, что только что чуть не сломал ногу об коробку с чаем, а не полновесными гантелями. А Кэйя смотрит в потолок. Видит, что он устал и ему нужна разрядка. Дилюк всегда приходит только за этим.
– Ты так и будешь бревном лежать?
Голос у него сухой, но отчетливый, командирский. Набатом проносится по помещению.
Кэйе хочется выдать очередную колкость, чтобы этот похоронный тон сломать, но он резко замолкает, чувствуя бродящие по ключицам руки. Дилюк припадает к плечу, оставляет краснеющие отметины.
– Ты для смелости хлебнул?
– А?
– Даже сквозь твой едкий парфюм перегар чувствуется.
По лицу с треском прошелся удар. Даже не удар, так, пощёчина, но очень звонкая. У Дилюка, как букет роз, в груди расцветает красная ненависть, дерёт шипами.
Носить железные маски тяжело, но он справляется. Пока не доходит до проблем с контролем агрессии.
Проходит кончиками пальцев мелкие шажки вниз до ширинки, податливая кожа лоснится под тугим латексом. Сдирает с силой, оставляет засос с внутренней стороны бедра. Несмотря на пышущее здоровьем лицо, у Кэйи очень холодные руки, поэтому Дилюк их стряхивает каждый раз, когда тот пытается взять его за огненно-рыжую макушку. Чтобы не обжигал льдом.
Дышит, как дракон, опаляя кожу за ухом пламенным дыханием. Кэйя различает вино высшей пробы и мирру и даже не пытается сопротивляться наплывающему волной вожделению. От мелькающих в глазах медных волос кружит голову, словно он и вправду горит в огне. Как еретик.
Но, отрывая голову от покрасневших и опухших губ, Дилюк хищно улыбается, вытряхивая из сумки джутовую верёвку. Она трётся об бликующие черные перчатки. Обработанная, матовая, словно покрытая воском, сияет в мерклом свете янтарной свечи на столе. Чжун Ли, раскуривающий благовонии по вторникам – его новый лучший друг.
Кэйя расплывается в самодовольной улыбке и Дилюк хочет его задушить, но перед этим хорошенько засадить. Туннельное зрение – перед собой он видит только поджарое загорелое тело, которому очень сильно подойдут темновато-коричневые завязи верёвки на размягченной от масла коже.
Масло он взять забыл. Печально, но не особо важно.
Кэйя не выдерживает и начинает звучно смеяться, когда Дилюк пытается закрепить карабин для подвеса на потолке, за что получает носком от ботинка в плечо.
В комнату протекают смеркающиеся закатные лучи и она расцветает пышным букетом из коралловых оттенков. Перетянув злополучную веревку через стальное кольцо, Дилюк шумно вдыхает, завязывая крепкие узлы на золотистой от уличного света коже. Перчатки летят в тенистый угол. Это напоминает какой-нибудь языческий религиозный обряд. Жертвенный.
Кэйя прикрывает глаза, а частицы света расплываются на его сияющей радужке. Он чувствует разгоряченное дыхание на собственных лопатках. Дилюк проводит подушечками указательных пальцев по пояснице, а от каждого прикосновения мышцы ломит от жара. Узлы заплетаются вокруг запястий, как цветущая лоза, а руки лежат на покрасневшей от поцелуев спине. Кэйя и не заметил, как уже расположился раком на кровати, прерывисто дыша от каждых горячих прикосновений к сведенным в истоме ногам.
Новые узлы на чужой коже Дилюк отмечает безжалостным укусом, резцами вскрывая горящую в капиллярах кровь. Неглубоко, но достаточно, чтобы согретое от жарких касаний тело подрагивало с каждой розоватой отметиной.
Поднимая в воздух и рассматривая фигуру над кроватью, Дилюк испытывал что-то вроде благоговейного бесконтактного оргазма. Гибкая, с журавлиной изящностью аккуратно встающая на носки, а после без лишних колебаний висящая на растянутой верёвке. Дилюк искренне считал, что со своей мертвенной бледностью и испещренным от шрамов станом, тяжелой от природы походкой он не сможет добиться такой грациозной легкости. Доказывать обратное ему было бесполезно.
Но стоило Дилюку развернуться, пытаясь найти в кипарисовых шуфлядках водянистую смазку, как его благоверный Кэйя начал раскачиваться на висящем подвесе. Туда-сюда, со скрипом на стальных карабинах. На коже от веревки расцветали красноватые следы.
Дилюку захотелось закурить от стресса, но истекающему от возбуждения члену в штанах было всё равно на его разумные помыслы.
У Кэйи в легких пережало дыхание, когда в него без особого предупреждения вошли с двух пальцев. По чреслам растеклись огненные, словно от вытекающей кипящей смолы, волны, а губы с глухим треском порвались о клыки, чтобы не уронить случайный стон.
Эта игра почти азартная, правила в ней не обговорены, но она стоит обоим их гордости.
Дилюк, без особо сожаления сжимающий скальп чужих иссиня-черных волос, насаживался резко и основательно, не следя за темпом. Кэйя закатывал глаза от надвигающегося удовлетворения. Бедра изливались в карминовых пятнах от глубоких толчков.
После оргазма хотелось упасть трупом на мягкие перина. От долгого подвеса и бондажа сильно затекают ноги. Да и не только ноги.
Но Дилюк не останавливался и держался за чужую плоть побелевшими костяшками с особым рвением.
Понимая, что прямо сейчас он дергает безжизненно болтающееся тело, Дилюк излился прямо на землистого цвета узлы, с особой грустью подмечая, что эту верёвку придётся снова сваривать, чтобы избавиться от остатков собственных выделений.
От него пахнет ментолом, огнём и тяжелым ароматом от кожаной куртки. Дилюк колет шипами и тут же притягивает трясущегося Кэйю, захватывая в крепкие объятия. Он странный, но не ядовитый. Просто пытается казаться таким.