Какая бы жизнь не была сложная, интенсивная и тревожная, всегда в ней есть место чему-то постоянному. Некоторому размеренному течению. Словно состав поезда, неизменно двигающегося по рельсам. Естественно, эти рельсы могут в любой момент переключить на повороте, разбивая в пух и прах все прогнозы. Этот состав, так же, может ехать с запредельной для него скоростью, не останавливаясь даже от треска костей незадачливого зеваки. Но поезд всегда движется только по рельсам. Сойдя с них он прекращает свое движение. Но пока он есть на тех рельсах - есть тот момент постоянности. 

То же самое можно соотнести к жизни. Я - есть тот конец рельс, который сбивает поезд с пути. Но пока человек остается при жизни, всегда есть элемент постоянности. Жизненная рутина, стабильность, зовите как хотите. Даже в непростых судьбах, таких как жизнь алкоголика, наркомана или жертвы, есть постоянность. У алкоголика - бегство от проблем, у наркомана - голод к новой дозе, у жертвы - страх. Конечно же, алкоголик может завязать, наркоман - вылечиться, а жертва - сбежать или оказаться спасенной. Но тогда у них появляются новые постоянности. У всех трех даже есть общая - социализация. Я бы не побрезговала назвать этот момент постоянности - неотъемлемой частью жизни. Но к чему я веду...

Самым моим искренним недоумением было открытие того, что мне, Смерти, тоже свойственно это. Когда на меня давила рутина - я постановила найти себе соигрока. Но вот к моему счастью или же, наоборот, неудаче, соигрок мне попался упрямый в своем стремлении победить. И именно поэтому я не успела даже оглянутся, как визиты на каждый зов, будь то игра по пьяни в русскую рулетку, или же тихий, но искренен шепот в тишине лаборатории, стали моим элементом постоянности. Я всегда послушно приходила, мягко намекая Франкенштейну, какой именно из исходов поможет ему остаться при жизни. Он, в свою очередь, нередко сомневаясь и подозревая меня в нечестности, опасался принимать готовые ответы от меня, но при любых обстоятельствах выживал. Правда, не раз мне приходилось подтасовывать вероятности, словно опытная мухлевщица - карты, но итог оставался неизменен. Блондин выходил из передряг живым. Часто - раненым и не до конца целым, но живым. И это вошло в привычку. Я усмехнулась своим мыслям - да уж, если бы кто услышал, насколько Смерть очеловечилась всего-лишь от одной игры... Даже пусть и от такой не короткой, если учитывать человеческую длину жизни. Но сделанного - не воротишь. Подозреваю, этот процесс был бы обратимым, не являйся я к блондинчику всегда в неизменном облике. 

Сейчас, пребывая в своем законном жилище, вакууме, я была без своих обликов. Просто растекалась энергией, словно пытаясь нащупать границы своих владений. Но смысла в этом не было ни малейшего - здесь я знала все наизусть. Да и запоминать тут было нечего - одна сплошная пустота, в которой я растекаюсь темной, едва мерцающей кляксой. Края подобрались ближе к середине этой кляксы, к сердцевине, что можно сравнить с вашим человеческим потягиванием. От меня посыпались молнии, которые тут же исчезли в жадной, всепоглощающей пустоте. Да уж, долго баклуши мне бить не стоит, пора бы и на работу отправляться. А там, если повезет, блондинчик позовет, чтобы вытащить из передряги или услышать ответ на вопрос, который нужен вот-прям-сейчас, а в самом деле, нужен был еще вчера. 

Слегка усмехнулась. Все-таки Франкенштейн не переставал меня изумлять, оттого я продолжала нашу игру. Оказалось, был у него один пунктик. Сколько бы он не прожил, и каков бы ни был его опыт, он задавал вопросы крайне любопытные. То есть, мог меня дернуть в любой момент, даже если за окном его жилища была глубокая ночь, и слушать подробные объяснения об строении различной аппаратуры, будь то тонометр или фотоаппарат, но стоило мне только намекнуть на то, что могу предсказать будущее его спутника или спутницы, как тот сразу отмахивался, делал вид что меня не существует или же настоятельно просил меня замолчать. Это интриговало, но я не разрешала себе преступать эту грань, которую поставил блондин. И вовсе не потому, что я боялась его обидеть, нет. Иногда такие знания могли ему помочь, приготовиться к неизбежному, обезопасить дорогую ему личность, и тем самым - избежать страданий, которые я всегда находила опасными. Опасными не только для самого блондина, но и для нашей игры и для баланса душ. Ведь сойди Франкенштейн с ума и сорвись, то все мои графики, статистики и прогнозы сменят свою полярность на очень неприятную для меня. Но рассказывать о подобном против его воли я не смела. Потому что его душа в тот момент сжималась и словно скалила на меня клыки. И тот контраст, который появлялся при ее мерцании во время рассказов о достижениях будущего, отрезвлял меня. Ломать Франкенштейна у меня не было никакого права... Да и желания, если говорить честно. 

А пока что, пока меня не зовут, лучше мне будет взяться наконец-то за работу, пока начальство не соизволило навестить меня с проверкой...

***

Я - канатный трос. Вот так вот, детишки и их приятели, случается, если приходить на зов смерти к отбитым психам. Я не шучу. Я - канатный трос, прицеплен к стопам одного, кхм... "Оригинального" парнишки. Одним кончиком держу его ноги, вторым - растворяюсь, словно жидкость, в бетоне. И кто бы подумал что подобный оригинал мне встретится на войне? Ненавижу войны вдвойне! 

Нет, я конечно, должна признать что такое представление Смерти - ой как интересное. И очень даже возможно что я не раз буду об этом вспоминать, пытаясь разгадать, каков же смысл этот парень в подобном представлении закладывал, но вот сам момент проводов приятным едва ли можно назвать. Ни тебе поболтать, ни чувствовать что либо, если бы не моя суть - я бы и мыслить не могла. Я просто вещь. Неудобно, в некотором роде даже скучно. И ускорить это явление я не могу. Хорошо хоть есть понимание, что когда этот парень поднимется на высоту птичьего полета, веревка разорвется, что будет символизировать смерть. Вот уж тогда я себе с ним поговорю... Хотя, на что я рассчитываю? Ведь все Вы неизменно спешите отправится в следующую жизнь, неутомимо бежите дальше, оставляя меня только пялиться на ваши спины. 

Вот, об этом я и говорила. Разговор с солдатом у нас вышел коротким, его ждало перерождение в другом мире, в совсем новой роли, где почти ничего человеческого не было. Притом перерождаться ему придется со всем багажом знаний его души. Такие путешественники для меня - далеко не новость. Бывает, что другой мир не закладывает в себе такого понятия, как предрождественная амнезия, а бывает, что душа сама выбирает себе такую отличительность от своих будущих соплеменников. Хорошо это или плохо, я судить не берусь. Иногда душа от подобных знаний страдает, иногда - радуется. Притом, не всегда факт, что страдания для нее - это плохо. Ведь не раз и не два я видела, как страдая, душа развивалась, а радость приводила в конечном итоге к деградации самой сути души. Подобные размышления для меня даже не имеют смысла. Ведь мое дело - только провожать. И если я не встречаюсь с невежой - даже повлиять не могу. Так что махнула ему рукой, а сама поспешила на следующий зов. 

***

Помещение встретило меня темнотой и витающей в воздухе пылью. При таком антураже, мне, по сути, не пришлось как-либо скрываться, меня итак никто бы не заметил. Я была в любимом облике, а это могло значить только одно - рядом мой соигрок. Вот, маячит его блондинистая макушка. Немного развеяла своей ауры вокруг и почувствовала, что Франкенштейн меня заметил. Повернувшись ко мне он изумился. По сути, не особо он палился перед своими спутниками - позади меня лежали в отключке детишки, так что для тех, кто меня не видел, это выглядело так, словно он невзначай повернулся, чтобы проверить как их подопечные. Правда, почему у него такой изумленный вид, раз сам меня позвал? Надо разобраться.

Сделав шаг ему навстречу я поморщилась от неприятного ощущения. В голую стопу впились камушки, которых тут было немерено. Минуточку, а куда кеды-то подевались? Я ж ведь их прочно закрепила за этим обликом... Теперь непонимающе нахмуриться пришлось мне. А что, если я ошиблась, и то, что я в этом облике вовсе не значит что меня звал Франкенштейн? Все встало на свои места, стоило только моей энергии, как туману, охватить все помещение. Скрыть широкую улыбку у меня не получилось.

- Вот уж тесный мир, так тесный... - покачала головой, создав себе на ногах кеды. Думаю, душа на меня за обувь не обидится, а терпеть камушки я не хочу. Да и хитрить в присутствии моего невежи мне не запрещается, хотя и не желательно. Сделав парочку уверенных шагов я остановилась на месте, как вкопанная. Было что-то странное в этой конкретной ситуации. Душа орала, надрывалась, буквально вопила о том, что именно такого исхода хочет, а вот разум и сознание буксировало. Такое ощущение, будто он... Точно! Он забыл о том, во что верует! Поэтому у меня получился фокус с обувью и не было никакого неприятия в этом облике. Поравнявшись с Франкенштейном, я вместе с ним смотрела, как своего товарища пытается откопать и спасти другой парень. Невольно вздохнула, смотря на эту картину. 

Увы, я и не такие истерики видела. Помню как одна женщина, в приступе горя от потери своего мужа, выбежала из больницы, крича во весь двор. Она звала его, звала до потери сил, до черных пятен перед глазами, до сорванного голоса. А когда уже не было сил орать, стала рыдать и просто идти прямо перед собой, обнимая каждый, встретившийся ей на пути, столб. Хоть слезы застилали ей узор, она отчаянно желала идти вперед, не останавливаться, и шепотом продолжала звать своего любимого, не веря, что я его забрала. Если бы какие-то подростки не поймали бы ее под локти и на силу не приволокли к ближайшей скамейке, я бы и ее в тот день забрала - женщина чуть не вышла на оживленную трассу. 

Мотнув головой прогнала от себя это воспоминание, чувствуя кожей внимательный взгляд своего соигрока. Впрочем, не успела я посмотреть на него в ответ, как пришлось подойти к той груде камней возле отчаявшегося парня. Время его товарища подошло к концу. Без сомнений сделала шаг вперед, заморозив время, с некоей отстраненностью наблюдая как моя полупрозрачная нога погружается в груду камней. Ладонь так же погрузилась, а потом, после секундной заминки, я вытащила ладонь обратно, поднимая с пола такого же призрака как я. Правда, стоило нам отойти от камней как наши тела стали вполне так себе материальные. Бросив взгляд на Франкенштейна, заметила как он легко и слегка печально улыбается нам. Впрочем, здоровяк явно не заметил его, он во все глаза смотрел на меня. И я ответила на этот взгляд.

- Дяденька, а вы что, забыли что Вас ждут? - лучисто улыбнулась ему. Теперь паззл этого облика встал на место окончательно. Тот умирающий мальчик тогда пошел ко мне так уверено и охотно, вовсе не потому что раздул вечернюю сказку до полной реальности. Это было его верой, так как он наблюдал за своим отцом. А его отец верил в это так жарко, что даже стирание личности не смогло вытравить из его сердца этой веры. Мне было интересно, насколько душа будет перехватывать контроль сейчас, когда разум ускользнул и на его место встало сознание души, пробужденное нашим касанием. Не сомневаяясь ни секунды, а уж тем более, ничего не стесняясь, я подхватила умирающего под локоть, смотря на него невинно и хлопая ресницами в ожидании ответа.

- Нет, я... Естественно... Я не забыл, - запинаясь пробасил мне мужчина, отвечая на мою улыбку. Одним моим усилием воли реальность искривилась, и там, где еще секунду назад была стена, сейчас начиналась поляна, на которой сидела миловидная женщина и маленький мальчик. Я хихикнула, заметив как душа зачаровано смотрит в эту сторону.

- Мы Вас уже заждались, - я бросила взгляд на Франкенштейна, не прерывая своей игры. Наблюдал он за этой полянкой так ошарашено, что я снова хихикнула, но сейчас вовсе не из-за требований роли, данной мне при этом представлении ухода из жизни. - Представляете, мы уже научились плести веночки на пять способов! Сейчас шестой осваиваем, пошлите быстрее, то еще успеете на разъяснения своей любимой!

Усопший кивнул мне, прибавив шагу. Я же повернула голову назад, насколько позволял мне это облик и посмотрела на своего соигрока. Его удивление уже прошло и он только мягко улыбался мне. А потом, как перехватил мой взгляд, и вовсе отсалютировал ладонью, явно пользуясь преимуществами заморозки времени. Я подмигнула и вложила ему свои мысли в голову. 

Пожалуй, наша игра закончится здесь, Франкенштейн. Теперь я вижу, что ты победил.

На его лице отпечаталось небольшое удивление, но потом, явно принимая для себя какой-то вывод, он одними губами прошептал "Спасибо и прощай". И тебе спасибо, блондинчик, за отлично проведенное время. Но вот можешь ли ты поклясться, что больше мы не встретимся? Потому что даже при всей своей мощи я бы не могла судить об этом со всей уверенностью. Тогда, возможно, уместнее будет сказать: "до встречи"?...