Хороши осенние ночи, коли знать, что в них разглядеть. Острые звёзды в небе и убывающий месяц, мягкий подкрадывающийся туман и свист ветра. Особенно хороши они, когда ты в тепле своего дома. В избе Шамана было тепло, огонь от каменного очага окрашивал всё вокруг тёплым оранжевым светом и дрова успокаивающе потрескивали. Из чугунного котелка над огнём пахло душистым травяным настоем, который Шаман бережно перелил в маленькие склянки и поставил на окно — остывать. Запах был сильный, казалось, что даже воздуха не осталось, но на дворе уже стояла ночь, и ни одному из обитателей избёнки не хотелось заполучить новых сожителей в виде надоедливой мошкары, которая ещё не ушла в зимнюю спячку. Единственное, чего не хватало для полного умиротворения, была тишина.

Шаман, большой и статный мужчина, пытался удержать в руках трепыхающегося и верещащего ворона. Его когтистые лапы путались в длинных рыжих косах и многочисленных бусах, цепочках и перьях Шамана, заставляя того досадливо вздыхать и цыкать.

— Вот дурная птица, — раздался меланхоличный голос с полки над очагом.

— Может, пустим его на суп? — хитро и тонко прозвучало где-то над ухом Шамана.

— Больно уж крикливый, значит, нервный и много двигается. Мясо будет жёстким и мышц много.

— Ну хоть похлёбка будет со вкусом мяса.

— Да вы что, совести у вас нет. Он просто напуган! — раздался глубокий бас от окна.

— А ну замолчали все! — рявкнул Шаман, одновременно встряхивая ворона в руке. — Тебя это тоже касается. Ишь какой, никакого уважения перед драконом. Я с тобой разговариваю, бестолковое создание. Угомонись, или правда на похлёбку пущу!

Птица словно поняла слова Шамана или испугалась грозного взгляда карих глаз из-под кустистых бровей, но, так или иначе, она замолчала и перестала трепыхаться.

— Так-то лучше.

Шаман позволил ворону осторожно усесться на своем плече и одёрнул чёрную шкуру, висящую на плечах, да поправил широкие рукава рубахи. Последствием длительных путешествий между мирами было то, что в человеческом обличье он постоянно мёрз, и был вынужден кутаться в шкуры животных в любую погоду.

— Посмотрим, что тут у нас такое…

Шаман отвязал от лапы ворона записку, которую до этого из-за паники птицы не мог разглядеть. Развернув свиток, который на глазах увеличился вдвое, он начал читать, бормоча себе под нос.

— Ну что там такое?

— Кто пишет?

— Ручаюсь, он как всегда оставит нас в неведении.

Шаман вздохнул, прикрыв глаза, и обвёл комнату взглядом. На каминной полке лежал, свернувшись калачиком, чёрный дракон. Не больше двух ладоней, с двумя парами крыльев, похожими на огромные листья ивы с золотыми прожилками, и широким гребнем на хвосте, он меланхолично шевелил короткими рожками и смотрел сквозь пространство ясно-голубыми глазами. В свете огня золотые пятна на морде отсвечивали, как маленькие искорки.

— Элай, ты несправедлив. Вы всегда знаете то, что я. Может, немного меньше. Но не забывай: я — старший дракон, вам не полагается всё знать.

— Ладно-ладно, пишет-то кто? — нетерпеливый голос сопровождался таким звуком, словно кто-то бьёт мокрой тряпкой по дереву.

Над головой Шамана кружил дракон. Он был очень похож на Элая, только чуть поменьше, и его чешуя была тёмно-зелёная, а глаза бездонно-чёрные.

— Порой мне трудно поверить, что вы братья, — вздохнул Шаман. — А вы сами не догадались? Кто ещё мог отправить мне эту безумную птицу, как не треклятый Алхимик?

Ворон на плече Шамана утвердительно каркнул. Шаман вздохнул и ещё раз пробежался по письму глазами.

— Наш давний знакомый утверждает, что смог поймать жутко злого духа в свой кристалл, и теперь не знает, что с ним делать. То ли на деревню соседнюю наслать, то ли в проклятье его обернуть…

— Ясно всё, — пробасили с подоконника, — вымогательствует он. Паршивец. Ну и чего ему надо?

— Как проницательно, — хмыкнул Шаман. — Взамен на то, что он этого духа уничтожит, он требует, чтобы я одолжил ему одного из вас на пару дней. Мол, для важного ритуала.

— Да как он посмел! Мерзавец! Одолжить?! Кто мы ему — домашние зверушки?! Пусть только попробует сюда заявиться, я его так поджарю, что он ещё не скоро сможет заниматься своими чёрными делишками!

Миниатюрный дракон, по длине не больше ящерки, яростно подпрыгивал на своём хвосте, и его аметистовые глаза яростно сверкали. Из носа тянулись струйки дыма, а серебристые звёзды, опоясывающие его тело от макушки до кончика хвоста начали светиться в темноте. Несмотря на маленький размер и отсутствие крыльев, обладатель этого бархатного баса мог задать жару любому, кто посмел бы насмехаться над драконом. Задать жару буквально, ведь каждому дураку известно — чем меньше дракон, тем горячее пламя.

— Полно, Вэл, не горячись, ты же знаешь, у этого человека нет чести. Нет смысла попусту злиться.

— И что ты будешь делать? — третий дракон перестал наматывать круги под высоким потолком избы и сел на второе плечо Шамана.

— Ничего.

Прежде чем бросить письмо в огонь, Шаман прошептал пару слов, и огонь в очаге на миг вспыхнул фиолетовым.

— То есть, почти ничего. Ивка, будь добр, проводи нашего гостя, только чтобы он больше не нашёл дороги назад. И да, Алхимик не должен ничего заподозрить.

Ивка покорно слетел с плеча, и высоким свистом позвал ворона. Тот каркнул в ответ и полетел за драконом наверх, к потолку, где Ивка уже открыл себе хвостом небольшой люк. Ворон с трудом протиснулся за ним, и шелест его крыльев затих.

— Всё равно же новую животину подошлёт, — отметил Элай, прикрывая голову крыльями, тем самым показывая, что будет спать.

— Покуда это произойдёт, мы хоть немного от него отдохнём. Надеюсь, Ивка не намудрит с заклинанием, как в прошлый раз.

— Ага, я помню, как та белка никак не могла слезть с злополучной сосны целую неделю. Чуть не померла, несчастная.

Шаман хмыкнул. Сняв с высокой полки небольшое лукошко, он подошёл к подоконнику и принялся закупоривать склянки с остывшей настойкой, складывая их в лукошко. Вэл жалостно перелетел поближе к очагу — весь вечер он грелся у склянок с настоем, и теперь ему было холодно.

— И всё же, как ты можешь быть уверен, что Алхимик не поймал духа на самом деле?

Шаман устало снял с головы деревянный обруч, венчающийся небольшими оленьими рогами, и положил его в маленький сундук, стоящий на полке над кроватью. Туда же следом он положил свои бусы, парочку амулетов, и лишь перья, ленты, бусины и камни вплетенные в его косы остались на своих местах. Будь он простым человеком, никогда бы не оставил волосы до самого пояса, но как дракону ему никогда не приходилось их расчёсывать или мыть — в действительности эти волосы были длинными и ветвистыми рогами, а потому он не мог их ни расчесать, ни обрезать, лишь вплести ритуальные украшения.

— Просто знаю. Этот кристалл я дал ему когда-то сам, и он в себе даже солнечный лучик не удержит, не то что целого духа.

Шаман медленно стянул с себя сапоги и залез под кипу разномастных шкур, что лежали горой на его кровати. Когда Шаман как следует улёгся, из-под них торчала только рыжая макушка. Ивка тем временем вернулся и примостился рядом с Вэлом, переплетая хвосты и укладываясь поудобнее.

— А что ты сделал, когда сжигал письмо? — глаза Ивки уже закрывались сами по себе, но он не мог не спросить.

Молчание так затянулось, что дракон подумал, что Шаман уже уснул, но тот вдруг ответил сонным и неразборчивым голосом:

— Некоторое время он не сможет ни читать ни писать… буквы будут… расползаться…

И впервые после долгого и утомительного дня изба погрузилась в блаженную тишину. 

Хороши осенние ночи, коли знать, что в них разглядеть. Острые звёзды в небе и убывающий месяц, мягкий подкрадывающийся туман и свист ветра. Особенно хороши они, когда ты в тепле своего дома и твёрдо знаешь, что сегодня снова одержал маленькую победу над недобрым.