Каждый, кто стоял за нашими спинами, внимательно смотрел на происходящее. На энергию, что воплощалась материально для каждого существа, сверхестественного или нет, на сосредоточенного Раймонда, что неподалеку от нас удерживал щит, от той же энергии защищающий. Мне даже не пришлось поворачиваться, чтобы все это знать - такое количество взглядов, обращенных в спину, просто чувствовалось. Даже если учитывать, что под куполом, созданным Раймондом, мои возможности считывать ауры немного затупились. Правда, не от того, что сила Ноблесс меня сдерживала, нет. Я ведь уже распушила свой веер, а соответственно - вошла в то состояние, когда сильнее своего контрактора. Просто энергия того, кто нас навестил, в подобном ограниченном пространстве не позволяла мне такую роскошь, как отвлекаться.

Словно отметив мой интерес к его натуре, виду, и способу коммуникации, Гость начал принимать вид, схожий с нашим. Энергия формировалась во вполне гуманоидный силуэт - руки, ноги, туловище, абрис головы. Именно что абрис, потому что волосы, которые мы точно вскоре увидим, были словно неотъемлемой частью его облика. Или, все же, лучше сказать "Его" - энергия, явно сдерживаемая, выдавала в нашем визитере божество более высшего порядка, чем я или отец. Энергия стала приобретать более теплые, золотые оттенки и это явно ускорило трансформацию. Перед нами предстал идеальный, прекраснейший мужчина, будто мечта, ставшая явью. Его белый, удивительно скромный (и даже чем-то напоминающий медицинский) халат только подчеркивал это, его хотелось снять, и одеть во что-то драгоценное. Волосы, что легким грузом упали на халат, были белоснежными. Они, как зеркало, отражали весь этот теплый, ни то золотой, ни то солнечный цвет, который распространяло Его тело и кожа, из-за чего те могли показаться блондинистыми, цвета пшеницы. А когда Гость открыл глаза, я почувствовала, как что-то внутри меня ухнуло вниз - золотые, в истинном балансе оттенков, радужки внимательно посмотрели на всех позади нас, чтобы в итоге остановиться на нас с Франкенштейном.

- Ах, Геката... Дети-то мои, но в руках держат твое оружие, - теперь уже точно божество, покачал головой, не отводя от нас взгляда и улыбаясь. Я, вспомнив свою единственную встречу с этой богиней, сразу додумалась, кто из божеств ее ранга мог бы признать нас своими детьми.

- Аполлон? - переспросила с напряжением, все еще не веря в свою догадку, но мне снисходительно ухмыльнулись и кивнули. Причем... Сделано это было с такой теплотой, будто я котенок еще настолько маленький, что миски с молоком найти не может.

- Офигеть! Ущипните меня или я в обморок грохнусь, - в обескураживающей тишине шепот Мэй был сродни крику. Божество, теперь уже нам известное, явно это отметило. Иначе я просто не могла объяснить, почему резко мои умения сдали в силе, и я больше не чувствовала аур окружающих. Переглянувшись с Франкенштейном, не решившись спросить даже мысленно, я увидела в нем отражение моего удивления. Точно, звуки ведь тоже не доносились до нас больше, даже дыхание близко стоящего к нам Раймонда. Скосив взгляд на купол-щит все сразу встало на свои места - Аполлон его очевидно усовершенствовал, так как были заметны в нем золотые прожилки, сразу возле красных. Вместо того, чтобы возмутиться от подобного, я благодарно поклонилась божеству. Уж не знаю, должен ли Аполлон приводить этот испуг, о котором говорил папа, в действие, но если это так - то лучше пусть умы всех здесь присутствующих будут от подобного защищены.

- Не сочтите за дерзость мою вольность, но думаю, лучше будет, если наш разговор не станет достоянием окружающих. Подойдите ближе, Ольга, Франкенштейн, - мягко отметил божество, и я мысленно материлась, понимая, что от ступора банально забыла представиться. Мой муж не сдвинулся с места, как-то особенно шокировано глядя на божество, а сожитель в голове мягко смеялся. Не понимаю, Франкенштейн так удивился его силе? Ни за что не поверю, что самого факта, что это божество. Не впервые видит же! Я перевела взгляд на Аполлона и меня застопорило пониманием - он был слишком идеальным. Он нам тут явился в облике, близкому к его настоящему! Это то же самое, что если бы Нуэрра пришла на нашу свадьбу, не скрывая своих крыльев. Почувствовала что ноги стали ватными и извиняющее улыбнулась гостью.

- Простите нас, но мы немного...

- Удивлены. Понимаю, - закончил за меня божество и я не почувствовала в этом никакой неловкости. Будто мы с ним закадычные друзья. И на эти мои мысли божество ответил неверящим покачиванием головы. - И все-таки, не зря я послушал Гекату. Вы прекрасные, дети мои. Ты, молодая богиня, как яркая звездочка. А ты, юноша, - он обратился к Франки, - ты солнышко.

Франкенштейн от такого утверждения нахмурился, и уже хотел заартачиться, но потом пораженно раскрыл рот. Я, впрочем, не далеко от него ушла. В этих, казалось бы, детских сюсюканьях был глубокий смысл, который поражал молниеносно, словно током. Меня назвали звездой, и я действительно могла такой себя воспринимать - мой внутренний свет и поклады энергии могли бы подарить новую жизнь не одной планете, могли указывать путь в абсолютной тьме, как маяк. Да и если идти по той аналогии - три такие планеты сейчас сопели в подушку под присмотром Сейры, тщательно скрывая свой мрак. А вот Франкенштейн действительно был солнцем. Его свет был скромнее моего, но при том более согревающим. Притягивающим, создающим гравитацию, упорядоченным - не зря ведь в каноне стольких модифицированных и благородных притягивал он и его жилище. Возле него хотелось быть. За мной хотелось следовать.

- Еще и умницы такие, смышленые, - мы почти синхронно кивнули богу, делая к нему первый шаг навстречу. Постороннему человеку могло бы показаться, что над нами насмехаются, но мы ясно понимали, что только благодаря этому богу, и его аналогии, смогли осознать больше, чем самостоятельно пытались бы осознать веками. Он словно давал своими знаниями стимул, смысл жизни, подталкивал вперед. - Такой крепкий союз личностей расщепленной души не часто встретишь, - самодовольно произнес Аполлон, будто смакуя каждое слово. - Ты, девочка моя, будто спутник Франкенштейна. На тебе много держится, многое без тебя рассыпалось бы в прах. Но и без тебя он бы выжил, ты будто бонус к нему, - кивнула на эти слова, не почувствовав себя оскорбленной ни на секунду. Это действительно ведь было так - одну жизнь Франки уже без меня прожил.

- Да разве это была бы жизнь, - несогласно пробурчал мой муж, вникнув в смысл слов божества, и он тут же мелодично рассмеялся.

- Немудрено, что ты так говоришь. Ты ведь ее подопечный, - теперь настала моя очередь непонятливо нахмуриться. Правда, заартачиться на тему того, что мы равны, мне не позволили. - Каждому человеку в этой жизни положен хранитель. Будь то ангел, демон или любое другое существо. Хранителем Франкенштейна стала именно ты, его душа, - мягко сломил мое сопротивление наш Гость и я снова кивнула, осознавая, как он прав. Ведь и вправду, разве я не была существом повыше рангом, чем человек? И разве не была готова защищать самого дорого мне человека до последнего? Да и что мне мешало самоназваться ангелом, в случае если боги не могут стать хранителями? Я сделала еще шаг в сторону бога, что очаровывал нас, словно дудка две королевские кобры. По нашей связи я почувствовала согласие Франки с моими мыслями, и почувствовала, как он тоже приближается.

- Вы пришли ведь не только по совету Гекаты? - я решилась перейти к сути вопроса, но заметила, как божество незначительно нахмурился.

- Нет, дитя, твой отец меня не звал. Но, вижу, о моем визите его предупредили, - мои мысли касательно тайного плана моего отца явно прочитали. И судя по понимающей улыбке бога - задумку поняли. - Что же, раз Лакрицияр доверил мне это дело, я с радостью этим займусь. Подойди, - ноги, словно не по моей воле стали быстро преодолевать расстояние между нами. А вот Франкенштейна, пожелавшего последовать за мной, Аполлон остановил одним плавным движением руки. - А вот тебе, юноша, подобного не стоит слышать... Рано еще.

После этих слов я замерла, как вкопанная, но переборов небольшую дрожь и зарождающийся страх, сделала недостающие пять шагов. Нашу связь с Франкенштейном будто отрубило. Это было нечто сильнее, чем просто закрыть мысли от прослушивания - это еще и была чуть ли не полная блокировка ощущений. И страх накатил не от того, что божество сумел это сделать, а скорее от того, ради чего он это сделал. Не, я не спорю, это была забота об здоровье Франкенштейна, видать, ему действительно рано было слышать такие откровения, которые собирались поведать мне. Но была ли я к ним готова? Это было мне неизвестно. И боялась узнать, будучи искренней, боялась, что поменяюсь после того, что услышу, и если что-то пойдет не так - поменяюсь в худшую сторону. Но вот я остановилась перед Аполлоном и меня мягко погладили по голове.

- Вот дать бы по шапке Лакрицияру, что так тебя испугал... У него совсем нет опыта работы с детьми, - цыкнул, будто самому себе божество, огладив меня по макушке, и я немного расслабилась от этих слов. Возможно, мне нечего так сильно и пугаться этого разговора? Хотя, думается мне, что трепка теперь меня ожидает от отца. - Не бойся, Ольга. Тебе ничего не грозит, наоборот, получив эти знания, тебе будет легче на бале внедрений в наш синклит, - руки Аполлона с моей макушки съехали на щеки, и тот будто притянул меня к поцелую. Правда, в последний момент чуть повернул голову, от чего моя щека проехалась по его щеке, шелковистой и теплой даже в этом холоде. - Ты слышала об заключительной утопии души?

- Заключительная утопия? - вышептала это в само ухо божеству, как и он мне. - Нет, я не знаю что это такое.

- Так и знал, что именно в этом дело, - хохотнул прекрасный голос, и его владелец чуть повернул голову, так чтобы его волосы скрывали губы от обозрения других, чтобы не было возможности ничего, ни единого слова, по ним прочесть. - Ее суть проста, но не для всех очевидна. Вне зависимости от вида существа, от его силы, от его познаний, от судьбы, что ему уготовлена, все мы одинаковы, - шепот, вовсе не похож на хитрый, змеиный, ложился на мой слух мягко, проникая в разум, но пока что без вразумления с моей стороны. Попробуй сравни обычного человека и Ноблесс, к примеру! - Это так, все равны и одинаковы, - не согласился с моими мыслями Аполлон. - У нас могут быть разные характеры, разные умения, разные расы, но между душами разницы нет. Во всех нас есть свет. Тот, что несу я, тот, что несут другие божества, тот, с которого все взяло начало. Все мы - частички единого, в каждой душе есть искра. Различие только здесь, - он мягко прикоснулся к моему виску, едва заметно постучав.

- В головах? - отозвалась так же шепотом, поморщившись от того, насколько хриплый мой голос. И коленки от чего-то задрожали, что пришлось вцепиться в божество. Но я после этого чуть ли не волшебным образом расслабилась - то тепло, что шло от него, словно убаюкивало. И рука, что поддержала меня в ответ только усугубляла это ощущение. - Но как? Матрицы душ не поддаются контролю человека, что ее носит.

- Верно, ты правильно раздумываешь. Но одного не берешь под учет - искра, что дана всем нам, будто извлечена из огромного океана других, одинаковых, не составляет всю душу. И вот остальные ее части контролируют ее. Поэтому матрицы, а последовательно - личности - уникальные. Но частичку света несут в себе все. В каждом ближнем ты можешь найти то, что есть и в тебе. Это может быть нечто совсем неожиданное - любимый цвет или кровожадность. Общее можешь найти даже в своем заклятом враге.

- Невозможно... - шире распахнула глаза, по мере того, как до меня начало доходить сказанное. Если души одинаковы, а я их Хранительница...

- Именно. В тебе эта искра преобладает над другими частями души. Подозреваю, в своем истинном виде ты бы своим светом переплюнула множество других богов, - Аполлон усилил хватку, чувствуя, как я в фазе отрицания пытаюсь вырваться. - Каждая душа, более или менее сознательно присваивает себе свой костюм. Выбирает роль для игры, которую будет исполнять матрица, удобно располагается в теле, без различия, выбрала ли она себе его сама или нет. Все существование можно назвать театром, игрой, масштабной постановкой... И самое прекрасное в этом то, как души переплетают свои судьбы, принимают со смехом и предвкушением все испытания. Ведь нет героев и злодеев. Ведь все мы - одинаковы. Суть, что запрятана в нас глубоко, глубже чем можно себе представить, берет свои корни из одной и той же энергии. Все мы листья на ветках могучего, никогда не погибающего древа - Абсолюта, - на последнем слове я шире открыла глаза, теперь понимая, почему все это было рассказано мне шепотом - это было настолько интимно, что вслух говорить подобное казалось кощунством. - Теперь ты понимаешь, почему это называют заключительной утопией?

- Да, - почувствовав, что меня отпускают, я воспользовалась возможностью, отстраняясь. - Если бы все это понимали - жизнь стала бы прекрасная, как утопия.

- И тут же бы закончилось существование всего, - с милой улыбкой, будто мы не о теоретическом апокалипсисе говорим, отозвался бог.

А я вдруг поняла, почему все бы закончилось. Знай все об этой особенности наших душ - отпала бы нужда в "одежде", которой в упрощении можно было назвать нашу жизнь. Матрицы, тела, миры - все это стало бы лишним. И все души бы вновь стали лишь необъятным, безмолвным океаном. В жесте отчаяния, которого я так давно уже не исполняла, прикрыла ладонями рот, пытаясь сдержать вопль. Стоило представить то количество силы, энергии, я осознала, какой это был бы разрушительный потенциал. Все бы схлопнулось мгновенно и никакая темная сила не смогла бы это поглотить, даже самая массивная черная дыра. Хотелось спрятаться от этого понимания, как и от понимания того, что каждый в мире - грубо говоря, в некотором роде, частичка меня. Как с осознанием подобного прикажете бороться с врагами, как прикажете убивать, если будет нужда?!

- До чего твой катарсис искренен, - Аполлон улыбнулся мне, как неразумному ребенку, и сейчас я остро понимала, что так оно и есть. Я намного его младше, глупее, опрометчивее. И тем самым - он может считаться моим родителем, ведь у нас, черт подери, из одного "теста" сделаны души. Я - есть он, он - и есть я. И такую формулировку я теперь могу применять к кому угодно, а не только к моим Франкенштейнам. - Я рад, дитя, что ты прозрела, - добавил он вслух, словно давая мне добро отойти назад. Правда, ноги не особо слушались. - Знаю, что это непременно тебя изменит, но не отказывайся от своего пути, выбранного тобой уже давно, - он прикоснулся к своей груди, будто заболело сердце и посмотрел на нас с Франки. Муж тут же незамедлительно приблизился ко мне, поддерживая. - Только вам двоим известно, насколько правильный Ваш путь. И насколько нужен миру, со всеми вашими победами и поражениями, со всеми аксиомами и ошибками. Продолжайте, дети мои, следуйте всем своим правилам существования, жизни и несите свет, несмотря на копье Тьмы в Ваших руках.

То, как Аполлон кивнул всей толпе, чтобы потом исчезнуть том буйстве светлой энергии я отметила только благодаря тому, что уставилась на него тупо, не чувствуя себя в силах отвести взгляд. Вот так, значит, благородно просветил меня, поглазел на нас, и теперь просто исчезнет себе, как ни в чем не бывало? Но я не злилась - на это не было никаких сил, никаких ресурсов организма. Да и не хотелось... Ведь эти знания на многие непонятные вещи открыли мне глаза. Только вот, легче ли будет жить с этим пониманием? Этого я не знала, и прогнозировать сейчас, пока я в подобном ступоре - не собиралась. Вот, даже не заметила как от Аполлона остался только выжженный до голой земли участок, а наши Кадисы убрали щиты. Равнодушно посмотрела себе под ноги, не думая даже сопротивляться тому, что вели меня как теленка.

- Мы уходим, - будто сквозь туман услышала голос мужа, - а вы возвращайтесь в беседку, не обращайте внимания.

- Не обращайте внимания, - процитировала его Мэй, даже с какой-то ни то язвительностью, ни злостью. - Он так говорит, как будто.. Как будто... Рэй?! - не ожидая подобной реакции от Санву, я посмотрела в ее сторону, желая таким нехитрым образом отвлечься от своих мыслей. И заметила как она, не найдя слов, вопросительного уставилась на Кадиса, словно ожидая от него ответов и успокоения.

- Пойдем к нашим гостям, - невероятно смущенный Рейзел пошел в сторону беседки, под тихий смех своего родного брата.

Дальше слушать эти переговоры мне не было дано, несмотря на интерес - к обсуждению произошедшего присоединился не только Раймонд, но и М-24. Их голоса будто влетали в одно ухо и вылетали другим, как ничего не значащий шум. Я понимала, это не честно по отношению к остальным, но, думаю, ввиду моего состояния меня простят. Да, оно не было завидным - я словно сменилась в послушного робота, полностью углубляясь в размышления, решая, как впихнуть невпихуемуе в свое прошлое мировоззрение. Пока что было слишком рано даже задумываться о том, чтобы строить себе новое. Слишком меня потрясла эта "простая" истина, этот "испуг от икоты". Но понимала отца, что решился на это, понимала его мотивы. С пониманием этой утопии мне не грозил мрак - я была уверена, что пока это понимание, словно якорь, закреплено в моем сознании, я не пойду на убийства для удовольствия. Это будет тогда почти буквально, как убийство самой себя.

Чуть не споткнувшись о свою же ногу, я словно очнулась, на очень короткий миг - но очнулась. Контроль Аполлона ведь сейчас уже спал, я не чувствую его в нашем мире. А значит, что Франкенштейн сейчас имеет сомнительное удовольствие слушать все мои мысли, в том числе и те, что касаются запрещенной для него пока что темы! Я максимально попыталась сосредоточиться на том, чтобы не думать о утопии, пела частушки, мысленно материлась, вспоминала все свои жизненные косяки, а внешне - истерически похихикивала. Нехорошо-то как, мы ведь подходим к гостинице!

Уже можешь расслабиться, - расслабленным тоном отозвался мой симбионт. Я заблокировал твое сознание, перекрыв его своими мыслями. Так что когда думать о "том самом" твой муж слышит только невнятный двойной шепот.

Спасибо, - мысленно выдохнула, благодаря Франкенштейна. Немного нелогично, что Аполлон не защитил Франки от этих мыслей. Ну или на крайний случай Лакрицияр мог это сделать. Я же ведь сейчас в таком состоянии строить блоки сознания, как курица в состоянии перелететь материк...

Возможно, подумал что переваренное тобой, оно у него усвоиться лучше? - чуть вопросительно обратился мой сожитель, не обращая внимания на язвительность, на что я только скорчила рожицу, полную скепсиса.

Да конечно, пережеванное, как птенцу. Сам же знаешь свою натуру - пока до сути не доберешься - не успокоишься. Точно хотели чтобы я, или ты, блеснули умениями.

В таком случае, он должно быть, знал, что ты найдешь способ уберечь то, что тебе важнее всего, - Франкенштейн в моей голове ответил как-то слишком расслабленно и я замерла. Как внутреннее, так и телом, так что моему мужу пришлось обескуражено наблюдать, как я остановилась возле стойки администратора, и прикладывая некоторые усилия - ему удалось сдвинуть меня с места и повести к лифтам.

Ты знал?! - не скупясь на упрек в мысле-речи, обратилась к симбионту со злостью. И в ответ получила только искренний, не злобный, смешок. Даже бы сказала - немного горький.

Я много чего знаю, Ольга. Много из того, что ты узнаешь совсем скоро и много из того, что возможно никогда не станет тебе известно. И раз я с этим справился, то можешь быть уверена - при должном усилии справишься и ты. Свой путь ты должна пройти самостоятельно, если не хочешь повторения моего пути.

Понимаю, - вздохнула, заметив что мы с Франкенштейном уже зашли в наш номер. И были там только мы и дети, Сейры не было. Это на как долго меня отрезало от реальности?

- Ольга, - Франки, заметив что я снова вернулась на землю, а не витаю в облаках, заботливо приобнял меня, усадив перед маленьким, искусственным камином на диване в нашей комнате и приобнял. - Не буду тебя допрашивать, обещаю. Только скажи, ты в порядке?

- Я... Я приду в себя, - не прилагая особых усилий, прижала к себе крепко ладошку, что меня обнимала, и тут же почувствовала как меня жадно обвивают руками, словно пытаясь удушить на месте.

- Я с тобой, помни, - быстро, будто боясь не успеть, выдохнул мне на ухо.

- Франки... - протянула, даже не делая попыток отстраниться, и почувствовав поцелуй в висок, сразу ощутила свободу, а вместе с ней - небольшой холод.

- Прости, я просто... Я немного за тебя испугался, - словно в грехе, с тяжелыми чувствами отпечатанными на его ауре признался он, выдохнув. - Понимаю, что принятие чего-то нового бывает иногда сложным, но в таком состоянии я видел тебя впервые. И твои мысли... Мало это было похоже на катарсис.

- Это моя Шиза тебя просто защищает от подслушивания, - с намеком на радостные эмоции на лице, я ответила своему любимому, и с каким-то отстраненным умилением отметила как он слегка покраснел от смущения. Но что немаловажно, также значительно расслабился. Не заслуживает он на то, чтобы ему не объяснили ничего, надо этот факт исправить. - Мне сказали нечто... Скажем так, фундаментальное, как я подозреваю. И по моему профилю, - как могла, пытаясь как можно больше обойти саму суть вопроса, разъяснила Франкенштейну происходящее. - Сожитель сказал, что он уже о подобном в курсе был и раньше. Так что подозреваю, что раз он справился, то справлюсь и я. Просто мне нужно немного времени.

- Сколько будет угодно, - муж приобнял меня таким образом, что я могла созерцать огонь, и я снова сорвалась в размышления, что, наверное, не осталось незамеченным. И наверняка поэтому меня отпустили, давая в спокойствии обдумать все.

Спустя, как мне показалось, всего минуту, возле меня присел Франки, держа в руках кружку какао, из бара внизу. Да уж, даже если предположить, что он туда прибежал и сбежал оттуда пользуясь сверхсилами, то точно бы пробыл минимум с пятнадцать минут, сейчас ведь каждый горазд заказать себе что-то горячее при таком морозе. Значит, я даже не заметила, как ушла в себя. Причем, надолго. Приняв в руки посуду, я нахмурилась, тупо глядя перед собой. Так и можно жизнь потерять в раздумьях, не дело это. Несмотря на то, что от какао исходил пар, сама посуда сильно горячей не была, но я все-равно легко подула на жидкий шоколад, задумчиво наблюдая за поверхностью. Испив немного пены, я могла видеть свое отражение в темной, густой жидкости. Свет от камина падал на мое лицо причудливым образом, напоминая, как в детстве подсвечивали себе фонариками лицо, рассказывая страшилки и пугая друг друга.

Глаза закрылись сами по себе, губы изогнулись в улыбке. Как много горя я тогда не знала, как все было просто и понятно... Но было и скучно, этого не отнять. Обычное детство, которых множество. В меру счастливое, в меру травматическое (у других бывало хуже, как не уставали мне напоминать родители при любом удобном случае). И несмотря на то, тяжело ли мне сейчас, или нет, я бы ни за что не променяла свою нынешнюю жизнь на то время. Ни на миг, ни на один день. Потому что сейчас я была счастливая. Со всеми своими проблемами и трудностями. Даже не побоюсь этого утверждения - они добавляли жизни вкуса. Так почему бы не рассмотреть мою текущую проблему в таком ключе - как задачу? Да и проблема ли это? Точно нет, потому что проблему можно решить, а эту утопию можно только сохранить в тайне настолько, насколько это возможно.

Открыв глаза, я тут же уставилась в огонь. Неудержимая стихия, обжигающая, по некуда - очищающая. И уничтожающая в самой своей сути, если доверить ее в руки кого-то безответственного. Уж кто-кто, а я это знаю не по наслышке - обучение Вики не было простым, но в итоге ведь мы пришли к успеху, да? А если проводить параллель... Заключительная утопия тоже прекрасная, как огонь. Уверена, многие люди, услышав бы ее, стали добрее, возможно радовались бы, наполнились бы внутренней теплотой. Так же как и те, что любят сидеть у теплого костра или камина и греться. Но так же, как и огонь, ее доверять первому встречному нельзя - ведь реши они поделиться этим с миром, не известно, что бы произошло, если бы все ему поверили. Не была бы погубленная вся планета в огне воссоединившихся и осознавших себя душ? А возможно, целая система, галактика? А соседние, из-за цепной реакции?

Помотала головой, желая отогнать от себя такие не радужные варианты поворота событий, но глаза так или иначе снова зацепились за пламя, заставив меня замереть в задумчивости. Параллель ведь была не только в свойствах этих двух явлений, но так же и в составе, грубо говоря. Как в заключительной утопии представлен союз всех душ, как что-то опасное и взрывоопасное, так же с атомами, молекулами... Они движутся, они вибрируют. Некоторые двигаются быстрее остальных, вырабатывая больше тепла. И со временем, при усиленной вибрации - воспламеняются. Так же как и души, если бы пришлось бы им быть в одном пространстве, стесненные, скорее всего так же бы и создавали бы своими вибрациями теплоту. И вот весь секрет всей этой жуткой, взрывоопасной энергии, что я почувствовала.

Но почему-то это меня пугало в разы больше, чем огонь. Даже тот, что появляется совсем неожиданно, как на пример по велению моей дочки. Дело ли в том, что я тоже в силах управлять этой стихией? Не думаю, ведь как Хранительница душ, я тоже в каком-то роде могу влиять на души. Взять бы то самое воскрешение - наслоение на определенную душу матрицы, совсем другую, отличную с исходной. Ведь, если так призадуматься, я меняю тогда вообще все, что возможно поменять - и судьбу души, и судьбу окружающих ее душ. Дело ли в масштабе? Все-таки, даже если предположить что какая-то душа способна изменить мир, это не идет в никакое сравнение с абсолютно необъятной вселенной, которая может быть снесена при заключительной утопии. Но... Не будет ли тогда нам абсолютно все равно? Ведь нам не будут уже нужны миры, планеты, жизни, если в итоге все мы окажемся одной из тех молекул. И возможно - той, что добавит достаточно тепла, чтобы все сжечь дотла.

Несмотря на то, что мои мысли текли в таком опасном, деструктивном, меланхоличном русле, я светло улыбалась. Не потому что что желала миру погибели, и не потому что представляла себя, как душу, в том огне. При подобной параллели, выраженной более научным языком, я стала понимать. Как и смысл заключительной утопии, так и причину своего страха. И хоть смысл я боялась озвучить даже мысленно, то осознание причины страха заставило меня воодушевиться. Я боялась, потому что я не понимала. И теперь, приняв, поняв и осознав, мой страх прошел. И ясны стали мне мотивы отца, что выставил меня на подобную попытку. Возможно, он решил, что мне как Хранительнице не к лицу не знать о подобном свойстве души, возможно, желал чтобы я стала добрее к окружающим. И даже если я так и догадалась об его истинных мотивах, то могла его порадовать бонусом.

- Люди бояться того, чего не понимают. И того, что не понимают - не могут принять, - отозвалась в слух, с легким чувством вины отметив как Франкенштейн чуть ли не каждое мое слово ловит, уже явно переволновавшись за меня. - Стоило только вникнуть в вопрос, и попытаться понять - страх сняло как рукой, - ухмыльнувшись, я отпила какао, вовсе не стесняясь хвастливости, что неожиданно пробудилась во мне. - А там уже и принятие пришло. Франкенштейн был чертовски прав - при должном усилии я в итоге справилась.

- Я никогда в тебе не сомневался, - Франки, приподняв мои руки, испил немного какао из кружки, не отводя от меня взгляда и лишь на минуту прикрывая глаза - чтобы оставить чувственный поцелуй на моих пальцах. Правда, тут же опустил мои руки обратно, на уровень колен. Видимо, не хотел чтобы я воспринимала это как намек на близость. Правда, мог и не стараться - наша связь уже давно вернулась в норму, и я чувствовала от него те волны нежности и любви. И будто желая ему отплатить, так же излучая нежность и любовь, придвинулась ближе к нему, уронив голову на его плечо.

- А знаешь, я осознала еще кое-что, - прикусив губу, посмотрела на него с хитринкиой. - То странное дежавю и навязанные мне "хотелки" это были предупреждения от моей души. Нашей души.

- Думаешь, ты почувствовала приближение бога и отреагировала подобным образом? - Франкенштейн немного нахмурился, будто не находя в этом логики, и я только могла пожать плечами.

- Думаю, это относилось не столько к визиту Аполлона, сколько к тому, что тот визит с собой принес, - поделиться догадкой получилось легко, и по сути, так и должно было быть. Камень упал мне с сердца - я уже думала, что из-за некоторой недоговоренности между нами с Франкенштейном будет напряженная обстановка. - Те откровения не были одними из самых простых, или радужных.

- Понимаю, но... То твое видение, и желание принять ванную. Они разве как-то связанны между собой? Или с тем, что ты услышала?

- Нет, совсем не похожи, - покачала головой, переводя взгляд на огонь. - Но что в первом, что во втором присутствовал этакой мотив расслабления. Не удивлюсь, если наша душа просто заранее хотела меня избавить от стресса. Или на какой-то свой, иррациональный способ нашла там что-то общее, - мои слова Франкенштейн венчал тяжелым вздохом, и признаться честно - от такой его реакции я недоумевала.

- Ты чего? - отставив на столик какао я тут же чуть приподнялась, заглядывая в давно ставшие родными глаза. Волновалась, что муж мог услышать что-то из того, что не было ему положено, но в голубых радужках плескалась только и исключительно вина.

- Просто только что заметил то, чего упрямо не хотел признавать долгое время. Ты - стремительно развиваешься, твой симбионт - уже с багажом, намного большим, чем хочет признаваться... Да даже наши дети и то - растут как на дрожжах, - любимый эмоционально поймал меня за лицо, положив руки на щеки, даже не побоюсь этого слова, с отчаянием. - Не подумай, что я тебе завидую, или чувствую себя уязвленным твоим ростом, нет-нет, - поспешно затараторил он, на что я только улыбнулась. Это, однако, было очень мило, что любимый из-за уважения ко мне решил на слух высказать все свои опасения, будто желая, чтобы кто-то невольно это засвидетельствовал. Но нужды, как таковой, в этом не было - я слышала мысли своего любимого, чувствовала эмоции. Словом, уже знала, что до меня пытаются донести и не сдержалась, от того, чтобы помочь ему облечь это в слова.

- Франкенштейн, ты не обуза, - поймала его за лицо точно таким же жестом, как он меня, и мягко улыбнулась. - Я уверена, когда придет что к чему, ты очень-очень быстро меня переплюнешь. Пускай все немного успокоиться, дела придут в стабильность или хотя бы ее подобие, и я сама буду тебя вытягивать на нужный уровень. Не знаю, правда, собираешься ли ты становиться богом, и нравится ли тебе это, но в своей тени я тебя не оставлю. Тем более, если взять во внимание, как сильно ты мне помогал, можно даже сказать, что развиваюсь я за счет твоей помощи, - любимый хотел что-то сказать, судя по его ауре - воспротивиться, но я не дала, мягко поцеловав и сминая бунт. - Я не такая, чтобы возвышаться за чужой счет, так что могу пообещать, что и тебе помогу достичь вершин, каких только ни пожелаешь. А пока что... - мягко огладила большим пальцем его щеку и прижалась лбом ко лбу. - Позволь мне защищать тебя и твою душу. Ведь я в первую очередь твоя, в том числе и Хранительница, верно?

- Моя, - Франкенштейн улыбнулся, вспоминая, когда впервые назвал меня подобным образом - в тех уютных купальнях в поместье Кадисов, сразу возле главных купален, когда лечили Рейзела. По сути, сейчас, у камина, с детками, спящими в манеже неподалеку и кружкой какао невольно разделенной на двоих, нам было не менее уютно, чем тогда. Уверена, это мгновение так же отложится в моей памяти, как день восстановления сил Кадиса-младшего. - Только моя.

И так же, как и тогда, меня нежно поцеловали в шею, оставляя сочный, чувственный след страсти.