Урараке кажется, что она сошла с ума. В какой-то момент своей жизни точно поехала кукушкой, потеряла последний здравый смысл и свихнулась. Взбрендила. Неожиданно, бесповоротно и отчаянно. Потому что она засматривается на Бакуго и непроизвольно активирует свою причуду, и вместе с девушкой в воздух поднимаются и все окружающие её люди и предметы в радиусе примерно десяти метров.
Хочется истерично смеяться от подобной нелепости, потому что Очако до последнего верила, что ей нравится Деку, но причуда никак не менялась, не становилась сильнее, сигнализируя, мол, вот он, твой суженый — значит, не Мидория её соулмейт. Обидно, блин.
У неё хоть что-то было как у людей? Урарака фыркает то ли утвердительно, то ли раздражённо, ломая губы в ухмылке, и безуспешно пытается отменить причуду. Но опять цепляет взглядом взмывшего в воздух Бакуго и хмурится.
Бред какой-то. Аж самой не верится. И история какая-то абсурдная, а не романтическая получается.
Когда она впервые видит Бакуго, хочет врезать ему. Прямо меж его надменных глазок, жутко раздражающих, чтобы стереть эту самодовольную гримасу с его личика. Пафосного, злого и неприятного. Безусловно симпатичного, но отвратительного выражением вседозволенности наглой морды.
Мидория своими рассказами позже только подтверждает — этот человек никогда не будет стоить даже её ногтя, никогда не сможет обратить на себя её внимание. Она лучше его, в сотню раз лучше, никогда не посмотрит на него и не поймёт такого поведения. Мальчик, которому на всех наплевать. Тьфу.
У неё хотя бы цель не эгоистичная, она как бы ради семьи идёт на жертвы и лезет в самое пекло. А ей хотелось быть художницей вообще-то. Ни таланта, ни навыка у Урараки нет, но какая разница? Всё равно рисульки не принесут ей заработка, обеспечить родителей и себя не получится, и детскую мечту она собственноручно закапывает глубоко под землю в ближайшем к дому сквере вместе с розовеньким альбомчиком и неудачными «картинами». Герой так герой, не обязательно ведь жизнью рисковать. Наверное.
А Бакуго. Идиот и мальчишка, не знающий ничего о трудностях. Ему всё даётся с первой попытки, вон, сил никаких не прикладывает, а в спаррингах и на контрольных всегда занимает лидирующие позиции. Негодник, которому всё на блюдечке с золотой каёмочкой преподносят. Бесит её одним своим существованием и вездесущностью. Куда ни глянь — везде этот балбес маячит. Из всех щелей брызжет своей злостью, всегда выскакивает из ниоткуда.
Так Урарака думает, пока однажды ранним-ранним утром — уже после заселения в общежитие даже, полгода прошло с начала учёбы, на минутку — не выползает сонно из своей комнаты за водой в общую кухню. И буквально натыкается на мокрого, нет — потного, запыхавшегося, раскрасневшегося Бакуго. Отпрыгивает в сторону, пугаясь, и привычно обменивается с ним колкостями — ритуал после её проигрыша на фестивале. Кацуки отвечает лениво и очень устало, кажется, едва находит в себе силы даже на любимую злость. Мысль о том, что Бакуго на самом деле не хочется вздорить, Очако даже не рассматривает. Но про себя отмечает — он тренируется в пять утра вместо сна, и явно не каких-то пятнадцать минут, давно не спит. Действительно старается, даже если цели его ей, Урараке, не совсем понятны. Воду он, кстати, отдаёт свою, потому что кулер пуст, добавляя ядовито, что напился — и как ему удаётся даже такую простую фразу испоганить? Засранец.
А вода вкусная, с лимоном, как ей нравится. И целая бутылка, нетронутая.
Ещё чуть позже Урарака, превозмогая себя, упрямо кусая губы, тихонько стучится к нему в комнату — «Бакугопожалуйстапомогимнесучёбой» выпаливает одним словом и уже готовится быть посланной на все четыре, но нет. Бакуго только хмыкает, кажется, борется с собой, чтобы не съязвить в ответ, но приглашает войти. Раскладывает перед ней все свои конспекты, и кто бы мог подумать, почерк не только читаемый, но и красивый. Ей даже как-то неловко становится за свои каракули и пропуски в надиктованных учителями строках.
Очако думает, что ей кажется или снится (даже тихонько щиплет себя под столом) — Кацуки объясняет материал лучше любого учителя Юэй, и она втайне радуется, что послушалась совета Мины и пришла просить помощи у этого напыщенного индюка.
Темы он разжёвывает даже детальнее Деку (тот пусть и рассказывал полно, но отвлекался на ненужные мелочи и распылялся). При этом коротко, ёмко, самое важное и нужное, одним словом, и интересно как — заслушаешься. На пальцах объясняет, как решаются задания, даже примеры понятные такой непонятливой Очако придумывает, не повышает голос — здесь она опять себя тихонько щиплет, но не просыпается.
И она даже притаскивает ему шоколад в благодарность, и он принимает, кажется, чуть краснея кончиками ушей. Правда, кричит, что не любит сладкое, но Урарака всё равно позже, когда приходит заниматься ещё раз, видит в мусорном ведёрке обёртку и улыбается про себя. И отдаёт теперь не сладкий-приторный молочный, а горький черный. Бакуго ломает плитку на двоих и даже чай делает, не прекращая объяснять тему.
Удивительная зараза он.
И вот, пожалуйста. Сейчас она парит в воздухе, отчаянно размахивает руками и не может дезактивировать причуду. Приехали. Вот и нашла родственную душу.
— Урарака! — рычит новообретённый соулмейт слева от неё, в непозволительной близости. — Пусти меня, какого хера ты!.. Ммм!
— Но-но-но, Каччан, — миролюбиво тянет Киришима, затыкая Бакуго. — Урарака, ты уж извини этого балбеса за его словарный запас, но на кой ляд ты нас всех залевитировала?!
Мимо пролетает Аояма в неестественной модельной позе, лучезарно улыбаясь. Над головой пытается выровняться Иида, смешно жестикулируя. Мина распластывается будто на облачке и с интересом наблюдает. А Очако… а что Очако? Причуда не слушается, и она морщится, дуется, пробует разные комбинации жестов, но не получается. Ну что ж ей теперь, вечно летать?
Нет, так не пойдёт, она ещё не хочет в какую-то стратосферу запричудиться или того дальше. Опять складывает руки, одним глазом глядя на вырывающегося из рук Киришимы Бакуго, и мысленно бьёт его по голове. Неожиданно работает, и они все скопом падают на землю.
— Кто учинил этот бардак? Ты, Урарака?
А нет, не сработало — учитель Аизава стёр причуду. Очако обиженно поджимает губы — она-то надеялась, что всё получилось благодаря её гениальному методу.
— Я. И я о-очень извиняюсь, не знаю, как так получилось, — врёт она, отчаянно краснея, надеется, что всё спишут на её смущение от такой ситуации.
И некоторые действительно не понимают истины. Святая простота.
— Ду-ура, — наконец свободно кричит Бакуго. — Не можешь свою причуду даже контролировать.
Ну она ему!.. Впрочем, Аизава справляется быстрее, сматывает его своими лентами (хотя Очако упорно видит туалетную бумагу, но не решается озвучить вслух) и затыкает.
— Я не слышу, что она говорит, — учитель чуть раздражённо произносит. — Никто не пострадал?
Он убеждается, что все в порядке (хватает беглого взгляда на учеников) и выпускает Бакуго. Тот психует, пинает воздух и быстро уходит. Даже слишком быстро — вдруг активирует причуду и уносится на всех парах, кажется, даже сам удивлённый подобным. Вон какую мину скорчил, руками смешно взмахивает, глядит на неё странно секунду.
Очако подозрительно щурится вслед. Одёргивает себя — да не, быть не может.
Или может?..
***
Как же он раздражён!
— Аргх, бесит! Чтоб тебе пусто было, чтоб провалиться! Чёрт!
Кацуки не дурак. Кацуки всё понимает ещё тогда, когда неожиданно для самого себя дерётся с Ураракой в полную силу на этом дурацком фестивале Юэй, где получает желанное и ненавистное первое место. Даже если выслушивает потом выговор от своего отряда и немного от взявшейся откуда-то совести. Ну и пусть, он лучше знает, этим идиотам никогда не понять.
А вот Урарака, кажется, поняла — странно взглянула тогда на него и собрала всю свою хитрость, чтобы швырнуть в него камнями с небес.
Или не поняла, но что-то себе напридумывала точно.
И вот, пожалуйста. Бакуго засматривается на несуразную Урараку посреди урока, во время обеда, на занятиях и в бассейне. Психует, кричит пуще обычного, чтобы никто не заметил этих взглядов. Лучше пусть думают, что он ненормальный, чем влюблённый лох.
А он и есть ненормальный. Как можно было так вляпаться, не понимает, но знает одно — втюхался как какой-то болван Деку в своего Всемогущего. Ну, не до такой степени, конечно — там уже клиника, одержимость и все вытекающие, даже если не в романтическом смысле. Но в какой-то момент Кацуки обнаруживает себя за похожим идиотским занятием — пересматривает фотки с фестиваля, и на снимках этих преимущественно Очако.
Фу таким быть.
— Чёрт!
Причуда впервые его не слушается — хорошо хоть, активируется не одновременно с причудой Урараки. Тогда бы только полный идиот не догадался. А так ещё есть шанс списать на желание свалить подальше и побыстрее. Наверное.
Однажды он уже вляпался в неловкую ситуацию с Очако, и повторять не хотелось. Кто ж знал, что она не будет спать в пять утра, как раз в перерыве его тренировки. Он сам тогда шарахается и едва не подпрыгивает, когда девчонка, аки скример какой, выползает походочкой зомби из-за угла и верещит что есть мочи, заметив его. Красного, как варёный рак, взъерошенного, вонючего и… смущённого. На Очако — красивая домашняя пижамка, до середины бедра даже шорты не доходят, майка стянулась, и он тогда отворачивается быстрее, чем когда-либо. Мямлит какую-то глупость, мол, дурочка, и всё. А она возьми и скажи — «пить хочется».
Бакуго первым вообще-то приходит на кухню и делает себе любимой воды с лимоном из остатков, и теперь понимает, что желанная девчонкой водичка тю-тю, запасы только в шесть пополнят. И суёт ничего не понимающей Очако свою непочатую бутылку, буркнув, что напился.
Ну не дурак ли?
А потом. Он только собрался отдохнуть, как в его дверь кто-то что есть сил ломится, кажется, снесёт сейчас и стену заодно. Кацуки уже собирается наорать и прогнать нежданного гостя, выходит из комнаты — и нате вам. Опять это чудо летающее. Просит помочь, краснеет отчаянно, и как ей такой отказать вообще? Кацуки и не отказывает, молча запускает в комнату и вываливает все свои богатства-конспекты, выводимые ровным, чуть ли не под линеечку почерком. Держится, не повышает голос даже, когда эта дурочка не понимает, как простейший многочлен разложить, придумывает какие-то тупые объяснялки про семейку гномиков, что ли, и едва не ржёт в голос от безнадёги. Но она понимает, и это даже мило в какой-то степени. Бакуго мысленно отвешивает себе оплеуху и затыкается. Молча, без ехидных комментариев наблюдает, как она пыхтит, решая уравнения, и рожи такие строит…
И позже рожу строит, только другую уже, странную какую-то и немного красивую, протягивает ему шоколад и вываливает миллион благодарностей. Он аж теряется весь, рычит на неё — «не люблю сладкое!», а потом ещё страшнее орёт, когда дурак-Киришима хочет эту самую шоколадку сожрать. И сам съедает, давится, плюётся, но съедает. Она ж притащила, жалко выкидывать будет.
В следующий раз Урарака исправляется и приносит чёрный шоколад. Кацуки не жлоб и не эгоист, вопреки всеобщему мнению, он ломает плитку на две части и делится. Фыркает, когда теперь она давится явно нелюбимым горьким вкусом, и делает ей сладкий чай. Ну, а что он ещё мог?
И теперь вот. Причуда эта её, усилившаяся вдруг. И да — Кацуки не дурак, он всё прекрасно понимает. Только не верится ему — идиотизм же какой-то, абсурд настоящий.
Быть такой ерунды не может, он голову на отсечение даст. Или нет.
Вдруг правда, а голова ему ещё нужна. Как минимум, чтобы сообразить, что теперь со всем этим делать.
Аизавы как назло нет под боком, причуду дезактивировать не получается — точно как у Урараки пару минут назад —, и Бакуго матерится в голос, третий круг по стадиону проносится, стараясь не спалить всё к чертям. Думает, что он хочет сделать с этой несносной девкой, которая (ну надо же!) соулмейтом его оказалось. И едва не сжигает-таки футбольное поле, когда понимает, что хочет поцеловать её.
И тут-то причуда, наконец, берётся под контроль и слушается. Он резко опускается, упирается локтями чуть выше коленей и орёт. Стресс снимает, можно сказать.
Сумасшествие, ей богу, и он задницей чует, что даже если соулмейт — Урарака эта Мидорию любит, и чёрта с два ему, Кацуки, что-то обломится. Оттого психует ещё сильнее и шарахает взрывом, резко выкинув руку вбок.
Ну быть же не может, чтобы у него всё как у людей, чтобы взаимно было.
Точно не может.
***
Урараку чутьё ни разу ещё не подводило, и Бакуго она обнаруживает на стадионе, среди футбольного поля. Благо, никто не играет и не тренируется, а то несдобровать им. Вон как психует, взрывами своими разбрасывается, кричит что-то.
Павлин напыщенный.
Очако тихонько подкрадывается, аккуратно замирает сзади Кацуки и не решается заговорить. Ждёт, пока он успокоится, и с любопытством разглядывает, пользуясь моментом.
Ну, красивый он, но от того, что влюбилась, менее злобным и вредным он ей казаться не стал. Разве что самую малость. Иногда. Исключительно наедине.
Нет, всё-таки поговорить надо.
— Бакуго, это… — начинает она, обхватывая плечи от смущения и отчаянно заливаясь краской.
Парень резко вскидывает голову, выпрямляется и медленно, как в фильме ужасов каком-то, разворачивается. И смотрит так перепугано, что Очако не может не засмеяться.
— Чего ржёшь?!
От такой реакции Урараке смеяться ещё больше хочется, смущение проходит, и она не сдерживается. Хватается за живот и сгибается пополам. А Бакуго засматривается и сам улыбается. Плюётся на себя мысленно, идиотом обзывает, но стереть с лица улыбку не может. И ладно.
— Что хотела, Урарака? — и опять голос у него на её фамилии как-то странно звучит, заигрывающе будто.
— Да так, — наконец разгибается она и смотрит серьёзно. — Ты же не тупой… Соулмейты, да?
Бакуго теряется от такого прямолинейного вопроса и глупо хлопает глазами, заставляя её опять от смеха прыснуть.
И что прикажете с ней делать такой теперь?
Ответа нормального он придумать не может, поэтому делает первое, пришедшее в голову.
— Сюда иди и не беси меня, — говорит беззлобно и тянет её рукой на себя, неловко перехватывает за талию и кладёт подбородок ей на голову.
Урарака застывает каменным изваянием, боясь даже дышать и спугнуть ненароком.
Бакуго молчит, сам не понимая, на кой он делает эту чушь, морщится, но руки с талии не убирает, только удобнее складывает.
— Значит, соулмейты, — наконец изрекает глубокомысленно. — И как твой бедный Деку это переживёт?..
Очако широко распахивает глаза и даже приоткрывает рот от удивления. Вот оно как, получается. Мы и таким милым собственником быть умеем? Ну и славно, хоть не скучно.
— Чего Деку мой сразу, — пыхтит она едва слышно. — Ты мой.
И хорошо, что она сейчас в грудь носом Бакуго упирается, не хватало ей ещё заметить, как он краснеет до самых ушей. Точно лох влюблённый. Хорошо хоть, пацаны не видят.
— Вот и разобрались, — отзывается уже мягче и даже слегка улыбается.
***
— Не, ну вы видели?! — восклицает Киришима тем же вечером, завалившись привычно в комнату к Мине. — Я б в жизни не подумал, что этот Взрывокиллер чёртов таким милашкой бывает.
Каминари и Серо болванчиками кивают, вспоминая, какую интересную сценку увидели на футбольном поле. И только Ашида улыбается — она-то с самого начала знала, что так и будет.
Конспираторы из этой парочки никудышные.