***

Чонгук находит его в студии. Юнги сидит за письменным столом, утопающем под грудой скомканных тетрадных листов, которые также валяются на полу, и что-то сосредоточенно пишет.

— Хен, я принес поесть.

Ответом служит тишина. Юнги словно не замечает его прихода. Чонгук стоит еще несколько секунд в проходе, затем бесшумно закрывает дверь и садится на небольшой чёрный диван, стоящий у стены. Достав из рюкзака запакованные контейнеры с едой, он ставит их рядом с собой.

Юнги пропадает здесь уже неделю, полностью изолировавшись от всех. Такое случалось и раньше, но никогда не затягивалось так надолго.

Намджун начинает беспокоиться, когда Юнги полностью перестает выходить на связь. Несмотря на крики и оскорбления, ему все же удается узнать пароль от студии, поэтому теперь они могут хотя бы проверять в порядке ли он.

Чонгук вздыхает, уныло оглядывает студию. Он бывал здесь пару раз, когда Юнги только начинал обустраивать комнату, но сейчас здесь все выглядит иначе.

Достав телефон, он пишет короткую смс Намджуну, что Юнги жив, здоров насколько это возможно; получив такой же короткий ответ, убирает обратно в задний карман джинс.

Он уже собирается уходить, когда Юнги внезапно, с невиданной ранее Гуку злостью вырывает листок из тетради и, скомкав его, швыряет в стену. Из груди вырывается протяжный стон и парень безвольно откидывается на спинку кресла.

— Хен? — Чонгук осторожно встает с дивана и подходит к Юнги.

Юнги испуганно дёргается и поворачивается к источнику звука. Сердце Гука болезненно сжимается, глядя на бледное осунувшееся лицо старшего, под глазами которого залегают тёмные круги.

— Чонгук? — голос звучит удивленно, но затем взгляд падает на диван и Юнги, словно вспомнив о чем-то, кивает, скорее самому себе, и коротко добавляет. — Спасибо.

— Джин-хен готовил. Я попробовал немного, вышло очень вкусно, — проследив за взглядом старшего, рассказывает Чонгук.

Юнги кивает и рассеянно улыбается. О еде он сейчас думает меньше всего. Единственное от чего бы он не отказался — это кружка горячего и крепкого кофе. Но даже кофе не способен избавить от этой звенящей пустоты в голове.

— Хен, все в порядке?

Из размышлений Юнги вырывает встревоженный голос. Чонгук стоит совсем близко, слегка склонив голову набок.

Юнги почти готов соврать, что все нормально, а затем выпроводить младшего куда подальше, сменить пароль и больше никого и никогда сюда не пускать, но, видя неподдельное беспокойство в карих глаза, внутри что-то ломается.

— Нихера не в порядке! Я сижу здесь уже хуеву тучу времени, но ничего не могу написать.

Юнги почти выкрикивает эти слова, но спустя несколько мгновений, возвращает своему лицу прежнее выражение спокойствия. Это стоит ему не малых усилий, судя по сжатым в тонкую полоску губам.

— Не обращай внимания. Я просто устал. — сухо говорит Юнги и указывает на дверь. — Думаю тебе пора идти.

— Как я могу не обращать внимания? — раздраженно отрезает Чонгук. — Ты выглядишь ужасно. Юнги-хен, тебе нужно немного отдохнуть.

Видеть Юнги таким невыносимо больно. Гуку всегда нравилась его стопроцентная отдача работе, но сейчас эта одержимость пугает.

— Нет, — Юнги упрямо качает головой. — Не могу.

— Хен.

— Нет.

Чонгук замолкает, понимая, что дальнейшие разговоры ни к чему не приведут. Он молча стоит, вглядываясь лицо хена. Взгляд против воли останавливается на чужих губах. Он целовал их несколько месяцев назад, когда, отмечая очередную победу, они все изрядно выпили. Им тогда помешал Чимин, но он до сих пор помнит вкус этих губ, хриплые стоны, расфокусированный возбужденный взгляд.

Воспоминание о том вечере полностью вышибает все здравые мысли, сердцебиение ускоряется, по телу разливается тепло, концентрируясь где-то внизу живота.

Хочу поцеловать его — мысль врывается в него сметающей волной, заполняет каждую клеточку его тела. Но Чонгуку удается выстоять и даже немного прийти в себя.

Он делает глубокий вдох и такой же глубокий выдох, прежде чем говорит:

— Хен, я хочу извиниться за то, что сделаю сейчас.

Юнги смотрит слегка озадаченно, однако ничего не говорит.

Чонгук быстро преодолевает небольшое расстояние, наклоняется и целует Юнги. С минуту Юнги пытается высвободиться, но Гук только стискивает его в своих руках, вдавливая в кресло. И Юнги сдается, поддается ему навстречу, обнимая за талию, приоткрывает губы, позволяя углубить поцелуй. Чонгук тут же скользит языком внутрь по зубам, небу, сталкиваясь с горячим языком Юнги.

Не отстраняясь ни на миллиметр, руки лезут под футболку, царапают кожу, касаются сосков. Юнги выгибается, прижимаясь плотнее, с губ срывается хриплый стон, от которого у Чонгука полностью сносит крышу, и в штанах мучительно напрягается.

— Хен, ты не представляешь как долго я этого хотел, — продолжая покрывать поцелуями лицо, шею, говорит Чонгук.

— Я тоже, — выдыхает в чужие губы Юнги.

Юнги соврал бы, если бы сказал, что это не так. Он никогда не думал, что какой-то случайный поцелуй по пьяни сможет так надолго застрять в голове.

Нереализованное сексуальное возбуждение накрывает горячей тягучей волной, словно он расплавленный металл.

Разрывая поцелуй, Гук резким движением снимает с Юнги футболку, откидывает ее в сторону. Прижимая податливое тело к себе, продолжает целовать его, лаская тёплым языком соски, поглаживая спину. Его губы спускаются ниже, облизывая и целуя напряженный живот.

Когда Чонгук пытается стянуть джинсы, Юнги словно просыпается, накрывает руки Гука своими, судорожно выдыхает.

— Чонгук, подожди.

— Не хочу, — горячий шёпот полностью заполняет сознание Юнги, по телу пробегает дрожь.

Чонгук как-то уж очень хитро улыбается, параллельно расстегивает молнию на джинсах, рывком стягивает их вместе с бельем плотно обхватывает вставший член ладонью. В ответ на это Юнги выгибается, протяжно стонет, трясущие руки путаются в завитках темных волос.

Чонгук двигает рукой по члену медленно и осторожно, заворожено наблюдая за каплей смазки, стекающей по крайней плоти. Он ускоряет темп и, наклоняясь вперед, целует головку, влажно скользит языком вниз, очерчивая набухшие от возбуждения вены.

Юнги кусает губы почти до крови, шумно дышит, поддается бедрами навстречу движениям. У Чонгука голова кружится, в штанах пульсирует до невозможности. Он запускает руку себе в джинсы, начиная беспорядочно водить по стоящему как кол члену.

— Чонгук-и.

Чонгук замирает. Кто бы мог подумал, что хен будет произносить его имя так чертовски возбуждающе. Он поднимается на ноги, тянет за собой Юнги, а в следующую секунду, скинув все лишнее с дивана, уже нависает сверху, впивается в губы жарким поцелуем. Юнги запускает дрожащие руки под толстовку, шершавыми подушечками пальцев изучает подтянутое тело. Спускаясь ниже, дергает за кромку джинс, пытается их снять, но ничего не выходит.

— Штаны, — выдыхая между поцелуями, стонет Юнги. — Сними их.

Чонгук подчиняется сразу. В одно мгновение спускает джинсы ниже колен, поудобнее седлает Юнги. Секунду смотрит на подмятое под ним тело: глаза Мина затянуты пеленой, губы припухли и искусаны, руки хаотично шарят по груди младшего. Затем накрывает два члена рукой и начинает плавно двигаться: вверх — вниз. С каждым движением наращивая темп.

По телу проходит электрический разряд, пронизывая тело насквозь. Юнги буквально задыхается от переполняющих его ощущений; ерзает, толкаясь в ладонь. Руками обхватывает за шею, тянет младшего на себя, жадно целует, кусает и лижет чонгуковы губы, судорожно глотая чужие выдохи.

Юнги кончает первым, пачкая живот и руку Гука спермой. Неестественно изгибается, царапает спину короткими ногтями и громко стонет. Чонгук заваливается набок и быстрыми движениями доводит себя до оргазма, утыкаясь носом в шею Юнги.

Несколько минут они лежат в полной тише, нарушаемой только рваным дыханием каждого. Когда сердце возвращается к нормальному ритму, Юнги садится и, повернувшись в сторону Гука, фокусирует взгляд на его лице. Чонгук сразу напрягается, словно ожидает какого-то подвоха. Хоть он и ни капельки не жалеет о случившемся, но что если хен думает иначе?

— Знаешь, я, кажется, придумал неплохой текст для песни, — задумчиво говорит Юнги, приглаживая взлохмаченные волосы.

Чонгук ничего не отвечает, только заливисто смеется, привлекает к себе Юнги и крепко обнимая, целует в макушку.

Творческий кризис успешно миновал.