Они не повторят судьбы своих родителей

Цзян Чэн помнил, как его родители вечно находились в ссорах, не успев помириться они уже вновь ругались. 

Когда ему было только пять, он не понимал причин и не хотел понимать, а после год спустя случайно услышал разговор:

— Может Вэй Усянь вообще твой ребенок! А то чего ты с ним так таскаешься. У тебя родной сын есть, а ты на него и не смотришь вовсе! — его мама часто кричала на отца, но никогда не говорила столь обидных слов при Цзян Чэне и Вэй Ине. 

— Что за глупости ты говоришь! — Цзян Фэнмянь ударил по столу, поднимаясь. Юй Цзыюань сегодня словно с цепи сорвалась. 

— Будешь говорить, что я не права?! Думаешь я совсем дурочкой была? Кто же не увидит твоих влюбленных взглядов в сторону Саньжэнь?  Ты ведь ее до сих пор любишь, верно?  Ты и брак заключил лишь из-за нее. Думаешь, я этого не понимаю? 

Цзян Чэн не мог понять, почему отец ничего не отвечает.  Вдруг все, что говорит мама — правда. Вдруг он и правда не любит ее... И его, хоть он и его сын. Но зачем ему вообще нелюбимый сын, когда рядом ребенок любимой женщины. Теперь понятно, почему Цзян Фэнмянь редко обращал внимание на Ваньиня после появления Вэй Усяня  в Пристани Лотоса. 

Он убежал от покоев родителей настолько далеко, насколько смог. Так и не вернувшись в свои, Цзян Чэн уснул в беседке у озера, где они раньше любили собираться в жаркие дни всей семьёй.  Сейчас ему не хотелось никого видеть.

После этой ночи он поклялся себе, что в его семье никогда такого не будет. Он вместе со своей женой будут любить друг друга и их дети не будут слышать ни минуты их ругани. 

Так почему же сейчас он сидит один в беседке у озера, когда до рассвета остаётся совсем немного? Цзян Чэн не понимал, как вообще влюбился в мужчину. В какой момент жизни вместо робкой и нежной девушки рядом с собой он стал видеть полную противоположность — мужчину, даже выше и в чем-то сильнее его. Как согласился на заключение брака с этим мужчиной, хоть и с условием укрепления ордена, который является всей его жизнью. Как допустил то, что после очередной ссоры с мужем, он вновь ушел из их общих покоев, даже не взяв с собой теплой одежды?

Не из-за того ли, что все пошло по такому же сценарию, как и у его родителей, Ваньинь сейчас снова в одиночестве?

Почему семь лет назад его сердце начало биться чаще при взгляде на этого человека, почему же оно до сих пор бьётся чаще? Цзян Чэн хотел бы получить на это иные ответы, дабы не слышать больше слово любовь в своей голове никогда. Ему не суждено услышать это слово от собственного мужа. 

Неужели и Юй Цзыюань, и он сам обречены влюбляться в людей, чьи сердца изначально не принадлежат им? 

Сначала Цзян Чэн винил во всем Вэй Ина, мол из-за него он так страдает, но со временем весь гнев перешёл на себя. Не Вэй Ин виноват, что Лань Ванцзи любил его, любит и будет любить всегда. Не Вэй Ин виноват, что Цзян Чэн полюбил Ванцзи. Он виноват лишь в своей смерти, в том, что не смог ответить взаимностью на чувства Лань Чжаня. И теперь Ваньинь хорошо это понимает. 

Цзян Чэн согнулся, упираясь локтями в колени, закрывая лицо руками. Он не мог вспомнить, плакала ли его мама после ссор с отцом. Ему было ясно лишь то, что ему плакать нельзя. Как глава могущественного ордена не мог. Но как человек вполне. 

***

Лань Чжань редко видел в детстве своих родителей. Отец долгое время находился в уединении, поэтому встречи с ним были только на очень важных мероприятиях, но Ванцзи больше волновала его мама.

Время пребывания с ней было строго ограничено и маленькому мальчику до невозможного мало материнской ласки, которой она одаривала их, стоило Сичэню, а после и Ванцзи зайти в ее небольшой домик. 

Она часто подшучивали над ним, из-за чего Лань Чжань обижался и не разговаривал с мамой, пока она не начинала его щекотать. 

— А-Чжань, ты мой маленький крольчонок, хватит обижаться на свою матушку и иди обними меня, я же скучала по вам, — женщина протянула руку к сыну, сидевшему в углу, второй она гладила Хуаня по голове. — если ты будешь обижаться на маму, она начнет обижаться на тебя в ответ. 

Она отвернулась, делая вид, что действительно обиделась и больше не хотела видеть Ванцзи. Мальчик тут же подошёл к матери. Он смотрел на нее с опасением. 

— Мам, — Лань Чжань потянул ту за рукав ее мантии. Она смотрела на сына боковым зрением и удивлялась, насколько милым он выглядит и когда обижается, и пугается, и злиться. Он действительно похож на маленького кролика. 

— М? — она повернула голову.

— Прости, — мальчик опустил голову в пол, продолжая держать маму за рукав. 

— Хм... Даже не знаю. Нужен ли мне такой непослушный ребенок, как ты, Ванцзи, — она посмотрела на своего старшего сына, который спокойно спал у нее на коленях после длинного разговора, — У меня же есть такой послушный сыночек, как Хуань... Я даже и не знаю.

Женщина заметила, как поник ее сын. Она могла поклясться, что видела, как ушки ее крольчонка упали. 

— Конечно мне нужен такой ребенок, — она резко дернула сына на себя, обнимая одной рукой, целуя в макушку, — А-Чжань, конечно, ты мне нужен. Как же я смогу без тебя?  Ты же мой любимый сын, — Лань Хуань уже проснулся, поднимаясь, — И А-Хуань мой любимый сын. — она прижала того к себе, — Я вас обоих очень сильно люблю. 

Лань Ванцзи был слишком мал, чтобы понять, почему его родители не могут жить вместе. Когда впервые услышал о значении лобной ленты клана, он дождался дня, в который им позволяли увидеться с мамой. Прибежав раньше Сичэня, занимающегося на тренировочном поле, Лань Чжань, как самый обычный ребенок, хотел вручить свою ленту матушке: 

— А-Чжань, мне очень приятно, но я не могу принять ее, — женщина усадила сына перед собой спиной к себе, аккуратно завязывая ленту. 

— Почему? Ее же нужно дарить тому, кого ты больше всего любишь, разве не так? Дядя Цижэнь сказал, что ее нужно отдать тому, ради кого ты можешь нарушить правила. Я готов нарушить правила ради тебя! 

— Глупый кролик, А-Чжань, ты мой маленький и глупый кролик, — мальчик поднял голову вверх, встречаясь глазами с мамой, — Я твоя мама. Конечно, ты можешь нарушить ради меня правила, но твой дядя говорил о другой любви. 

— Как у вас с папой? 

— Ох, — она вздохнула, обнимая сына, кладя голову тому на макушку, — мы с твоим отцом не самый лучший пример. Любовь у нас своеобразная, поэтому не нужно идти по нашим стопам, хорошо? Найди себе человека, с которым захочешь провести всю жизнь, а эта лента, правила ваши — они уже будут неважны. 

— Как я пойму, что нашел его? 

— Не знаю, почувствуешь. — она ткнула сына в грудь, где находится сердце, — вот тут становится тепло, когда думаешь об этом человеке. Хочется скорее увидеться с ним, защищать его, обнимать, делать все лишь для него. 

— А ты любишь папу? — Лань Чжань взял маму за руку, сжимая ее двумя руками. 

— Я благодарна ему за вас, — она сжала маленькую ручку в ответ.

***

Ванцзи вырос в Гусу Лань. Месте, где за любой крик следовало наказание, из-за чего в местности всегда царила тишина. Но Юньмэн совершенно отличался от того, к чему привык Лань Чжань с детства. Не только иной климат, ещё и шум, бег, распитие алкоголя — все это поначалу раздражало и заставляло заклинателя сидеть в библиотеке ордена Цзян, просматривая свитки и книги, коих не было в Гусу. 

— Иногда мне кажется, что тебя специально прислали узнать все наши секреты. 

Цзян Чэн с раннего утра до позднего вечера занимается делами клана, поэтому увидеть его днём, да ещё и не на тренировочном поле было удивительно(куда Лань Ванцзи не ходит, так как там концентрируется весь основной шум), о чем он и решил упомянуть:

— Ты уже закончил? 

— Ещё нет, — Ваньинь подошёл к низкому столику, присаживаясь напротив, — Сегодня праздник в честь цветения лотоса, почти все отправились в город. Меня тоже заставили сегодня отдохнуть, не смог отказаться. 

— Ясно, — Лань Чжань аккуратно перевернул страницу старой книги, словно та могла рассыпаться. Его рука двигалась уверенно, повторяя иероглифы с поразительной скоростью и точностью. Наверное, сложно не отработать технику письма с таким дядей, как Лань Цижэнь. Даже Цзян Чэну в свое время пришлось ощутить на себе всю прелесть переписывания правил Гусу Лань. 

— Ты весь день собираешься просидеть за книгами? 

Ритмичное перелистывание страниц прекратилось и кисть положили на специальную подставку. Ванцзи поднял взгляд на мужа, явно заскучавшего за просмотром его занятия.

— Я хочу посмотреть с тобой на цветение лотоса, — Цзян Чэн поднялся со своего места, — Так как ты не любишь шумные места, а у озера сейчас навряд ли тихо — мне придется показать тебе одно место. 

Они в полной тишине проходили мимо веселящихся адептов, замедляющих шаг при виде главы ордена и Лань Ванцзи — никто из них не хотел навлекать на себя гнев кого-нибудь из пары. Лань Чжань и Цзян Чэн шли в противоположную сторону от города, где сейчас было сосредоточено все празднество. 

— Сюда никто не приходил уже со времён Аннигиляции Солнца, — произнес Ваньинь, остановившись. 

Воспоминания об этом месте всегда отдавались тупой болью где-то в груди, заставляя каждый раз переводить дыхание. Поэтому он так долго не приходил сюда — лишь вид беседки у озера среди лотосов наводили его на мысли о далёком детстве с людьми, которые давно погибли, а Цзян Чэн ничего не смог с этим сделать. Каждый раз его накрывало таким вихрем эмоций, что справиться с ними было практически невозможно. 

— Ты как? — Ванцзи подошёл к Цзян Ваньиню; он взял того за руку, приободряя. 

— Пойдет, не волнуйся, — Цзян Ваньинь чуть улыбнулся, — Давно здесь не был, странные ощущения. 

Лань Чжань ничего не ответ, слегка кивнув. Ему знакомо это чувство — каждый раз проходя по дороге мимо дома, в котором жила его матушка, в памяти всплывали дни, когда он был ещё ребенком. Ванцзи догадывался, что это место для Цзян Чэна являлось не менее значимым, поэтому не смел и с места сдвинуться, продолжая держать того за руку, согревая холодные пальцы. 

Сколько они простояли в тишине никто не знал. Это место наполнено спокойствием, ничего не нарушало тишину, пока Ваньинь не решил спуститься к беседке ближе, а после и вовсе прикасаясь к одной из деревянных опор, пройти к скамье. 

— Выслушаешь? — Цзян Чэн редко рассказывал что-либо из своего детства или вообще своей жизни, стараясь лишний раз не бередить старые раны. Когда это случалось он был либо пьян, либо таких моментов не было. Поэтому Ванцзи нерешительно кивнул, садясь рядом. 

— Здесь прошло почти все мое детство до появления Вэй Ина...

Цзян Ваньинь не заметил, как Лань Чжань резко вздохнул, сжимая дальнюю руку от него в кулак. Темы касающиеся Вэй Усяня никогда не затрагивались раньше по разным на то причинам. Самой важной являлась: сильная эмоциональная привязанность со стороны и Лань Чжаня, и Цзян Чэна. Для каждого из них Вэй Ин был чем-то большим, чем просто знакомый. 

— Наверное, не сложно понять, что в детстве у меня не было друзей, — Цзян Чэн горько усмехнулся, — да они мне и не нужны были особо, я совершенно спокойно заменил их на собак, проводя с ними именно здесь большую часть времени. Мне казалось, что мне никто не нужен, чтобы чувствовать себя комфортно. Только собаки, — он сделал небольшую паузу, продолжая, — поэтому я возненавидел Вэй Ина стоило ему появиться в нашем доме. Из-за него всех моих собак, в которых я, по сути, душу вложил, отдали в чужие руки. Кто же знал, что позже он станет мне братом... 

— И я его предал, — Ваньинь опустил голову, сжимая руки на коленях, — Почти собственными руками довел его до смерти. 

Цзян Чэн помнил, насколько сильно возненавидел Вэй Усяня за смерть Цзинь Цзысюаня, а после на это наложились злость и обида за смерть единственной и любимой сестры, родителей, уничтожение клана. За все плохое, что когда-либо происходило в его жизни. Он и не пытался хотел этого анализировать, пытаясь найти ответ на вопрос, зачем Вэй Ин это сделал.  Ваньинь полностью отдался разрушающему все вокруг гневу. 

— Я убил человека, единственного человека, который никогда не желал мне боли, — Цзян Чэн сильнее сжал кулаки, его костяшки давно побелели, а короткие ногти впивались в кожу ладоней — он этого и не замечал.

Лань Чжань положил свою руку на руки Цзян Ваньиня, лёгкими движениями проводя пальцами по кистям. Вторую же положил на спину, прижимая к себе. Цзян Чэн поднял голову, смотря в глаза напротив. В них было понимание — он понимал Цзян Ваньиня больше, чем остальные. Он понимал и принимал его боль, словно та была его. И Ваньиню хватало молчаливой поддержки, кажется, именно такая поддержка ему и нужна.

— Он точно не держит на тебя зла, — Ванцзи провел по спине, унимая дрожь. 

Они больше ни о чем не говорили, продолжая сидеть в беседке в полной тишине. 

***

Юй Цзыюань всегда считали сильной, волевой, в чем-то подобной закалённой стали женщиной. Но все забывали, что в первую очередь та была именно женщиной — не заклинательница с высоким уровнем, не хозяйка Пристани Лотоса, а простой женщиной, матерью, желающей лишь счастья своим детям. И ради своих детей она была готова пойти на все. 

— Ты плачешь? — Цзян Чэну всего шесть, он ещё не всё понимает, особенно, почему его родители всегда ссорятся. А сегодня он впервые увидел, как его мама сидит на полу в своих комнатах, упёршись спиной в низкую кровать, — что-то случилось? 

Ваньинь сел рядом, положив свою голову на плечо матери, взяв маленькой ручкой ее руку. Он хотел бы, чтобы она не плакала, чтобы они с папой больше никогда не ругались и снова жили в одной комнате, поэтому каждый день вставал раньше и шел на занятия, а после на тренировочное поле. Он делал все, чтобы все вернулось обратно, когда Фэнмянь замечал его, гладил по голове, хвалил за успехи, хоть и не значительные... Не только Вэй Ина, но и его. 

Он почувствовал, как его приподняли и посадили на колени — Юй Цзыюань вытерла слезы, оставившие на ее щеках незаметные следы и покрасневшие глаза. 

— Ничего не случилось, мой дорогой, — она погладила сына по голове, — просто немного повздорили с папой, все в порядке. 

Цзян Чэн опустил голову, хватаясь за одежды своей матери, слегка сжимая их...

— А-Чэн, ты чего, плачешь? Решил поддержать меня? — Цзыюань взяла ребенка за щеки с обоих сторон, заглядывая в лицо сына, рассматривая — не случилось ли чего, может ударился, а она и не заметила. 

— Что случилось? — она обняла сына, когда тот резко прижался к ней, утыкаясь в грудь, шмыгая носом. 

— Папа нас больше не любит, да? Поэтому вы ссоритесь? Поэтому он больше не обращает на меня внимание? — Цзян Чэн сильнее обнял маму, плача. От его слез на платье появилось небольшое пятно, но это совершенно не волновало Юй Цзыюань. 

Она гладила сына по спине, напевая колыбельную, которую пела ещё Янли, когда та только родилась. 

— А-Чэн, твой папа любит тебя и всегда будет любить. Он всех нас любит, поэтому давай переставай плакать, не заставляй свою маму грустить ещё больше. — она провела рукой по голове, успокаивая. Ей самой хотелось бы верить своим словам, но отчего то в сердце с каждым разом зарождалось все больше сомнений. 

— Мама, я люблю тебя, — Ваньинь чуть ослабил хватку, кажется он начал засыпать после того, как хорошенько поплакал. 

— Я тебя тоже, мой мальчик. 

***

Все были абсолютно правы, когда говорили о невозможности такого союза. Разногласия не только в клановых учениях, но и просто в характерах — никогда не станет опорой, на чем могут строиться крепкие отношения. Цзян Ваньинь и Лань Ванцзи от части прекрасно понимали это, но от чего-то каждый раз все равно продолжали делать вид, словно все в полном порядке. Ничего не происходит и не происходило. 

Но при этом найти общий язык им никогда не удается, и любая незначительная с виду вещь или ссора иногда перерастает в нечто опасное — как драка, например. 

И чаще всего в словесной перепалке все сводилось в сторону Вэй Ина: 

— Не подходи! — Ванцзи остановился на месте. Их мечи были отброшены в дальний угол комнаты, чтобы не спровоцировать случаем бой на мечах. Однако на пальце у Ваньиня все ещё находился Цзыдянь, вокруг которого уже появлялись небольшие фиолетовые молнии. Цзян Чэн был в ярости. — Черт.

Он резко развернулся, выходя из покоев. Ваньинь был близок, чтобы использовать Цзыдянь и атаковать Ванцзи, но доводить до такого сейчас совершенно не было желания. Во время ругани он и так довольно много сказал, пока Лань Чжань стоял и молчал.

Так происходило все время: Цзян Чэн в порыве гнева говорит, кричит все, что приходит на ум, не думая, насколько это может ранить. Лань Ванцзи же молча принимает все нападки в свою сторону, пусть те почти всегда бессмысленны. 

Цзян Чэн невольно вспоминает, как его отец всегда молчал, стоило матушке начать ссору...

Неужели ему и правда придется повторить судьбу своих родителей?

***

Того самого человека, о котором говорила Ванцзи мама, он встретил в пятнадцать, когда в Гусу принимали адептов из других кланов на обучение. Такая практика проводилась из года в год, поэтому ничего необычного не должно было случиться. Однако все было с точностью наоборот. 

Вэй Усянь мог поистине считаться самым большим и, кажется, единственным провалом во всей учительской карьере Лань Цижэня. Сколько бы тот не пытался вразумить несносного юнца — у него ничего не выходило. Тот снова и снова совершал возмутительные поступки себе на потеху. 

Однако как бы Лань Чжань не делал вид, что ему отвратительно даже находиться рядом с Вэй Ином, он был заинтересован. Он и не понимал этого до самой Аннигиляции Солнца, когда все его чувства, которые он испытывал к Вэй Усяню, были разложены по полочкам. 

Ванцзи хотел забрать Вэй Ина в Гусу Лань, чтобы помочь тому вернуться на правильный путь, чтобы никто не смог навредить ему, так как он четко понимал, насколько такая власть над темной ци опасна не только для тела — найдутся люди, желающие стать обладателями таковой.  

Встав на защиту Вэй Ина, пройдя тем самым против совета старейшин клана, он преступил через правила. Осознанно вынес тридцать ударов кнутом ради Усяня. И, казалось бы, точно нашел человека, ради которого готов нарушить заповеди ордена, которому готов вручить лобную ленту. Человека, которого любил. Но тот погиб, оставив после себя пустоту. Ванцзи потерял не только Вэй Усяня — себя тоже. 

Лишь спустя два года после осады горы ЛуаньЦзань, когда он отправился в эту местность на ночную охоту, так как появились слухи о том, что тут обосновалась тварь, пожирающая людей в городе среди белого дня , не попадаясь при этом никому на глаза. 

Лань Чжаню удалось обнаружить мертвеца в городе до того, как тот успел убить еще одного человека, но тот оказался проворнее и сбежал в ближайший лес, где из-за деревьев его сложнее обнаружить. 

Мертвецом был маленький ребенок. У него всеми одежды были лохмотья, а сам он был чрезвычайно худым, поэтому можно сделать вывод, что погиб он от голода. Когда Ванцзи увидел ребенка, он вспомнил мальчика, А-Юаня, который в свое время был с Вэй Ином. Ему сначала показалось, словно это и есть он, но спустя буквально мгновение, понял — этот мальчик был ниже и младше А-Юаня. 

— Господин Цзян, сзади! — Ванцзи остановился, услышав крик впереди, куда только что бежал мертвец. 

— Какого черта?! — Цзян Чэн обернулся и быстро нанес удар приближающемуся объекту толком не разобрав, чем это является, — ребенок? 

Мечом он проткнул только грудную клетку, отчего мертвец из-за скорости был нанизан по самую рукоять и теперь лежал животом на земле, отброшенный не ожидающим такого Ваньинем. 

— Ты зачем так кричишь?! — он повернулся в сторону адепта, который закричал, — Это всего лишь мертвец! Ты своим криком мог спугнуть ту тварь. 

— Х-хань Гуанцзюнь, — адепт не решился ничего ответить главе, но заметив Лань Ванцзи, склонился в почетном поклоне, вслед поклонились все остальные. 

— Неожиданная встреча, Хань Гуанцзюнь, — Цзян Ваньинь обернулся, убирая меч в ножны, — что же вас привело сюда? Или вы пришли за тем монстром, о котором сейчас все говорят? 

Лань Чжань ничего не ответил, посмотрев в сторону мертвого тела ребенка, лежавшего на серой земле почти сливаясь с ней. 

— Этот ребенок и есть тот монстр. 

— М? — Цзян Чэн тоже посмотрел в ту сторону, куда сейчас смотрел Ванцзи, — Чтож, тогда ночная охота закончена, — он обернулся к заклинателям, — Возвращаемся.

Молодые заклинатели вздохнули не то от радости, что ничего сложного не случилось за все время, не то от разочарования — они надеялись нарваться на что-нибудь побольше обычного мертвеца. Они почти в один момент вскочили на свои мечи, ожидая, пока их глава не прикажет отправляться в путь. 

— Глава ордена Цзян, — Лань Ванцзи обратился к Цзян Чэну, который только отдал приказ. Он кивнул адептам, чтобы те не останавливались и не ждали его, спрашивая с меча на землю. 

— Да? — Ваньинь остановился в паре метров от Лань Чжаня. 

— Расскажи мне о Вэй Ине. 

Лань Ванцзи только что совершил самый странный и неподдающийся логике поступок — среди всего мира заклинателей у Саньду Шеншоу самая дурная слава — он ненавидит всех, кто ступил на путь тьмы, он пытает и убивает их, представляя на их месте своего сводного старшего брата, что предал его. Говорить с ним о Вэй Усяне, просто говорить его имя при нем, сродни желанию умереть на месте. Поэтому не сложно представить, каково было удивление у Лань Чжаня, когда Цзян Чэн сказал «да». 

***

Ванцзи отправился следом за Цзян Чэном буквально через пару мгновений, когда тот быстро ушел из покоев. Он знал, куда тот направится, поэтому взял с собой теплых одежд — возле воды намного прохладнее. Ему совершенно не хотелось забирать Ваньиня замёрзшим и с большой вероятностью простудиться. 

Ночью в Юньмэне, как в Гусу, было не так тихо. Режим, хоть и соблюдался со стороны адептов, но был не столь строгим, отчего пара заклинателей в фиолетовых одеждах случайно наткнулись на Ванцзи — они тут же остановились, поклонились и отправились в сторону комнат, потеряв всякое желание прогуляться перед сном; их радовало лишь то, что наткнулись они не на главу — тот обычно на следующий день увеличивал тренировки в несколько раз, в отличии от Лань Чжаня, который совершенно не занимался обучением адептов. 

Беседка возле озера была освещена лишь небольшим бумажным фонарем, который Цзян Чэн сам зажёг, чтобы не сидеть в полной темноте — небо закрыто плотными облаками. 

— Ты замёрзнешь, если продолжишь тут сидеть, — Лань Ванцзи спустился, становясь на дерево, которым был оббит пол и от старости оно чуть поскрипывало. Он аккуратно накинул на мужа белую шубу, становясь рядом. 

Лань Чжань ничего не говорил, лишь стоял напротив, скучающим взглядом смотря на озеро, главное украшение которого уже давно отцвело, а из воды торчали лишь голые стебли. Эта картина никогда не сможет сравниться с тем, что предстает перед глазами весной, стоит цветам лотоса зацвести, но она тоже приковывала к себе взгляд. Когда Ванцзи смотрел на озеро, он вспоминал облачные глубины и их вечное спокойствие и умиротворенность. 

— Почему...

Лань Чжань посмотрел на Ваньиня, продолжавшего сидеть чуть склонившись и опустив голову вниз. Он редко слышал такую интонацию в его голосе...

— Почему ты вообще отдал мне эту чёртову ленту? Разве она не должна принадлежать только Вэй Ину, — Цзян Чэн сжал руки на мягком мехе, от которого согревалось тело, но внутри все пронизано льдом. 

— Потому что она принадлежит не ему, — он сел перед Цзян Ваньинем, заводя руки себе за голову, лёгкими движениями распуская небольшой узел на лобной ленте, — Она твоя. 

Лента с плывущими облаками была вложена в руку Цзян Ваньиня, а он сам заключен в объятья. Сейчас он был как никогда уверен в словах — он не сомневался с них ни на йоту, говоря их от чистого сердца. 

Раньше он и вправду считал, что лента должна принадлежать Вэй Усяню. Однако позже, по прошествии нескольких лет, ему стало понятно, почему его так тянуло к Вэй Ину. Тот напоминал Ванцзи матушку. Ту, ради которой маленький А-Чжань готов был пойти на все, которой хотел вручить свою лобную ленту в знак чистой и сильной любви, но не сумевший так этого сделать. Ему понадобилось время, чтобы понять, кто на самом деле дорог не так, как дороги родители, но это время действительно было нужно не только для Лань Чжаня, но и для Цзян Чэна. 

— Цзян Чэн, я виноват перед тобой. — Лань Ванцзи опустил голову на плечо возлюбленного, сильнее прижимая того к себе, — Я не знаю, как показать тебе все свои чувства. Я просто не знаю, как это сделать. 

Гусу Лань — место, где учишься скрывать свои истинные чувства и эмоции под маской безразличия, отчего Ванцзи, росший в такой среде с детства, обучающийся у своего дяди, со временем просто забыл, что не все, как его брат, да практически никто, не может прочесть его чувства. 

— Я отвратителен, да? — Цзян Чэн не сопротивлялся объятьями, но и не обнимал в ответ.  Столько лет он считал себя лишь жалкой заменой Вэй Ина, занявший его место в жизни сначала собственного отца, а после в жизни Лань Чжаня. 

— Нет. 

— Я дурак? 

— Уже ближе. 

Цзян Чэн против воли улыбнулся — запах сандалового дерева всегда действовал на него успокаивающе. 

— Лань Чжань, — Цзян Ваньинь взял мужа за предплечья, отстраняясь, отчего во взгляде Лань Ванцзи проскользнул страх, который тут же ушел, как только он увидел лицо Цзян Чэна, — Я люблю тебя. 

Ваньинь осторожно приник губами к губам Ванцзи. Он никуда не спешил, проникая языком в рот, сталкиваясь зубами о зубы Чжаня. Цзян Чэн вкладывал в поцелуй все чувства, которые сейчас его переполняли, а Лань Ванцзи не смел сбивать его, вступив — он позволил себе наслаждаться этим мгновением. 

— Я тоже, — как только Цзян Чэн отстранился, пряча запылавшее лицо за волосами, Лань Чжань улыбнулся, приподнимая его голову за подбородок. — Я тоже тебя люблю. Никого более. 

Ванцзи приблизился к Ваньиню, оставляя лёгкий поцелуй на лбу. 

— Пойдем в дом? 

Цзян Чэн кивнул, Лань Чжань встал первый, подавая руку Ваньиню. Он взялся за протянутую руку, не отпуская ее —

Они не повторят судьбы своих родителей.