========== Том 1 Глава 14 Объятие. Часть 3 ==========

***

К полудню стало совсем жарко, душно и тихо. Природа явно сообщала о том, что намерена измениться к непогоде. Однако небо все еще было чистым, а солнце немилосердно высоким. 

Вэй Усянь поспешил уйти вместе с А-Юанем с огорода под тень зарослей ближе к реке. Не сказать, чтобы там было прохладнее. Но по крайней мере он перестал ощущать себя мясом, которое успело прожариться не меньше, чем на половину. В такое пекло Вэй Усянь то и дело мечтал убраться в пещеру на гору до лучших времен. Или принимался мысленно завидовать Вэнь Нину — ему-то ни жарко, ни холодно. Все-таки иногда быть живым — сплошная проблема. 

Устроившись на земле, Вэй Усянь велел ребенку сидеть рядом и не бродить попусту. Только занять его хоть чем-то он забыл, закрыв глаза и задумавшись о своем. 

Мысли его упрямо возвращались к Лань Чжаню. Прошло два дня. Вэй Усянь был в большей мере уверен, что в тот день ближе к вечеру Лань Ванцзи все же успешно вернулся домой. Не сомневался он и в том, что старший брат его лечит. С остальным было сложнее. Потому что стоило Вэй Усяню вспомнить про следы дисциплинарного кнута на спине Лань Ванцзи, как его заполняло горячее желание всыпать не менее чем столько же ударов тому, кто это сделал и вообще всем, кто позволил ситуации дойти до подобной точки, ничего не заметив и не предприняв. При этом Вэй Усянь конечно понимал, что применять силу ему нельзя. 

Думал он и о том, что существуют законы и порядки семьи и внутренние дела клана. Цзян Чэн часто выговаривал ему, что он норовит лезть не в свое дело. Несмотря на это, считать чужим делом Вэй Усянь многое был просто не способен. 

И, какая может быть в данном случае вообще речь о семье, если в ней происходит подобное? 

Чем дольше размышлял, тем чаще Вэй Усянь приходил к мысли, что немало вероятно, Лань Ванцзи досталось из-за него. Он хорошо помнил, как ругался учитель Лань, случайно услышав флейту и застав в цзиньши его и А-Юаня. Собственно, в том числе и по этой причине Вэй Усянь почти не бывал в Обители. К чему сверх меры дразнить старика? Тем более, что едва ли он был единственным недовольным соседством со Старейшиной Илина. 

Однако, теперь уже недоволен был и сам Вэй Усянь. Благодаря этому недовольству заметная доля уважения к статусу и возрасту Лань Цижэня в нем ощутимо померкла. А кроме того, его заботил собственно Лань Чжань, которому наверняка может хватить упрямства ни о чем не просить и молча болеть в одиночку.

 "Нехорошо так его оставлять. Даже если будет ругаться — пусть его. Это когда сгорел его дом, погиб отец и без вести пропал старший брат, я действительно не мог ничем ему помочь, а сейчас — другое дело." — заключил Вэй Усянь.

— Сянь-гэгэ, тут рыбка! — раздался детский голос, изрядно издалека, окончательно вырвая его из потока мыслей.

Живо подскочив на ноги, он рванул на голос.

— Она блестящая. Очень красивая! — сообщил ребенок.

— Не трогай! — крикнул ему Вэй Усянь. — Я тоже хочу посмотреть!

Выбежал на открытое пространство он как раз вовремя, чтобы увидеть, как малыш, слишком далеко потянувшись к воде с невысокого бережка, упал в реку. Глубокой она не была, зато с быстрым течением. А плавать А-Юань еще не умел. Вэй Усянь рванул следом. 

Вытащил ребенка из воды он довольно быстро, сам при этом полностью вымокнув, что в душный и жаркий день было только приятно.

— Ну, что, рыбка? Искупался?

Вэй Усянь выходил из речки, держа А-Юаня на руках. Тот даже не успел нахлебаться, не кашлял. Но здорово испугался и вместе с водой по его щекам текли слезы.

— Сянь-гэгэ… — малыш обнял Вэй Усяня за шею, закопался лицом и жалобно всхлипывал.

Усевшись на берегу Вэй Усянь похлопал ребенка по спине:

— Ну-ну, что ты огорчаешься? Теперь-то, зато, нам совсем не жарко, верно?

— Холодно, — пробормотал А-Юань сквозь слезы.

— Тогда вылезай из одежды. Отожмем ее и посушим.

Стоило ему разложить вещи на солнце, как А-Юань снова оказался у него на руках.

— Так не согреешься. Я же холодный и мокрый, — заметил Вэй Усянь, который теперь только рад был, что влез в реку и думал, что можно было сделать это и раньше.

— Нет, — буркнул ребенок.

— Как это нет? Тогда мне нужно намокнуть еще раз. — решительно заявил Вэй Усянь.

— Нет! — А-Юань изо всех сил прижался к нему.

— Да, брось там же мелко. И не холодно. Время за полдень, вода прогрелась, — Он поднялся и пошел обратно к реке.

— Не ходи! Не ходи туда, Сянь-гэгэ! Она — злая! — запротестовал малыш, явно снова собираясь заплакать.

— Незлая. Ты взял и неожиданно упал в нее — думаешь, ей было приятно от этого? — спросил Вэй Усянь.

А-Юань моргнул и посмотрел на него озадаченно.

— Если на тебя что-то вдруг упадет или ударит, — ты огорчишься и обидишься, правда? — продолжал Вэй Усянь. — Вот и с речкой тоже самое. Пойдем теперь перед ней извиняться.

Малыш внимательно слушал его.

— Пока ты сидел на берегу все ведь было в порядке? Нестрашно и даже интересно?

— Да. Там плавала рыбка.

— Я ведь сказал тебе не трогать и дать мне тоже посмотреть. Ты не слышал?

— Слышал. Но я ее уже почти погладил.

— Рыбу нужно ловить. Или просто смотреть. Прикосновений они не любят, — сообщил ребенку Вэй Усянь, забредая в реку. — И сколько раз тебе говорили, не подходить близко к берегу без старших?

— Я же с тобой, Сянь-гэгэ.

— Ну да. Ты, когда свою рыбку увидел, вообще хоть помнил, где меня оставил?

— Вон там, — А-Юань указал рукой на заросли.

— Это, по-твоему, близко?

— Сянь-гэгэ быстрый.

— Ты даже не сказал мне, что уходишь.

Малыш ненадолго задумался.

— Прости, Сянь-гэгэ.

— Надо наконец научить тебя плавать.

— Не надо…

— Живешь у реки, значит плавать уметь должен.

— Я не хочу.

— Прямо сейчас я тоже не хочу, — пожал плечами Вэй Усянь

Сообразив, что встреча с рекой ему пока не грозит, А-Юань немного успокоился.

Вэй Усянь побродил с ним по воде еще немного, а потом забрал согревшуюся одежду и перебрался снова в тень с прямого солнца.

Ко времени обеда оба были абсолютно сухими и отправились домой.

К вечеру того же дня Вэй Усянь направился прочь из поселения, но встретил по пути Вэнь Цин, которая засыпала его вопросами:

— Куда ты уходишь?

— Туда, — Вэй Усянь кивнул в сторону горы.

— Опять без ужина?

— Там полно яблок. Жарко. Я не хочу есть.

— Ты часто не спишь по ночам. Это неправильно.

— Мне нормально.

— Что ты задумал? — не отступалась Вэнь Цин.

— А что я задумал? — переспросил Вэй Усянь.

— Да, если бы я знала! — всплеснула руками девушка. — То шутишь и болтаешь без умолку, то сидишь молча часами. Уходишь, ничего не говоря. Пропадешь, незнамо где. А потом и вовсе валишься с ног так, что несколько дней тебя не добудишься.

— Не беспокойся, — беспечно ответил Вэй Усянь.

— Ладно я, — не унималась Вэнь Цин. — А об А-Юане ты подумал?

— Что не так с ним?

— Да, его же и не уложить теперь, если тебя нет рядом. Раз даже ночью тебя искать побежал. Ты забыл?

— Я не могу каждый день оставаться с ним, — возразил Вэй Усянь. — Меня может и не быть рядом какое-то время, не стоит забывать об этом.

— Вэй Ин!

Он снял с пояса флейту и протянул ей:

— Возьми.

На лице Вэнь Цин явно выразилось крайнее удивление.

— Скажи А-Юаню, что вместо меня с ним осталась Чэньцин. Я думаю, у него не будет возражений.

Целительница из клана Вэнь перевела взгляд на флейту.

— Бери же. Ребенок спит с ней в обнимку. Ничего страшного из нее на тебя не выпрыгнет, — заверил Вэй Усянь с усмешкой.

Вэнь Цин осторожно коснулась гладкого черного дерева.

— Вот видишь, — ободрил ее Вэй Усянь. — Все в порядке. Не потеряй только.

— А ты? — спросила девушка.

— Что я? — он вскинул бровь и снова усмехнулся. — Обойдусь и так. Зато А-Юань будет спать спокойно.

Молодая заклинательница пыталась припомнить и никак не могла разобраться. Ей казалось, что Вэй Усянь всегда носил при себе флейту, нигде и никогда не оставляя ее. Было ли это так на самом деле? Девушка смешалась, растерявшись.

— Я пошел, — сообщил тем временем Вэй Усянь.

— Будь осторожнее, — попросила Вэнь Цин ему вслед.

Он ответил кивком и помахал ей рукой, удаляясь

.

Поднявшись по склону до пещеры, Вэй Усянь зашел набрать с собой воды. Здесь в гроте было два источника. Один питал кровавый пруд. Из второго Вэй Усянь как-то попробовал пить и был вполне доволен результатом. 

На самом деле не так-то и сложно отличить плохую воду от хорошей. Бывает, конечно, в воде и то, чего сразу не распознать, подземная вода по свойствам может быть заметно разной. 

Однако, в данном случае ему повезло, вода была славной. Про себя Вэй Усянь называл ее просто — живой. А воду из кровавого пруда — мертвой. С краткими названиями обходиться куда проще — сразу ясно, что имеется в виду и какого качества.

 Поскольку работал в одиночку, объяснять другим что-либо о свойствах этих видов воды ему и не приходилось.

Когда Вэй Усянь добрался до Облачных Глубин, на небе появились первые признаки надвигающейся бури. Небо заволакивало облаками. Еще не очень сильными, но уверенными порывами налетал ветер. 

До отбоя в Обители оставалось чуть менее часа. Из-за непогоды свет заметно померк. Вэй Усянь привычно перемахнул высокую стену, а, оказавшись по ту сторону, спокойно пошел улицами, нисколько не скрываясь, скорее даже напротив, вполне явно демонстрируя свое присутствие. 

Не спеша, заложив руки за спину, он продвигался в направлении общих строений. С виду основатель Темного Пути будто бы зашел прогуляться в собственный сад за домом. Встречавшихся ему адептов ордена Лань Вэй Усянь вежливо приветствовал поклоном, независимо от их статуса. Однако, и сам при этом выглядел так, будто и правда живет здесь, а его сегодняшняя неспешная прогулка по Обители — дело совершенно ординарное и давным-давно всем привычное. 

Около библиотеки Вэй Усянь остановился ненадолго, глядя на подросшее и красивое, но явно еще молодое дерево магнолии. Заметив проходящего мимо одного из старших заклинателей Лань,, он поклонился и вежливо поинтересовался, где мог бы сейчас находиться учитель Лань Цижень? Сделано это было настолько просто и естественно, что заклинатель почти не замешкался, отвечая. Вэй Усянь поблагодарил его, еще немного постоял, ожидая пока тот удалится, и только тогда отправился в направлении, которое ему указали. 

Орден Гусу Лань, исполненный аскезы, почитает тишину и уединение, поэтому дома старших адептов зачастую в достаточной мере удалены и скрыты от любопытных глаз. Имеется и охрана. 

Но все же при виде, ярко выделяющегося на фоне темных с алым одежд Вэй Усяня, белого нефритового жетона, ему не спешили задавать лишних вопросов или преграждать путь. Тем более что с виду он просто прогуливался, не имея при этом при себе ни меча, ни даже зловещей флейты. 

Добравшись до места, Вэй Усянь достал из рукава бумажного человечка, нанес заклинание и, легко подув на него, отправил в путь. 

Подхваченный ветром, тот живо скользнул в проем приоткрытого окна, а Вэй Усянь тем временем остался снаружи.

Вечера перед сном учитель Лань Цижэнь нередко проводил за чтением книг. Так и сейчас он сидел перед столиком, с идеально прямой спиной и внимательно изучал на вид весьма старинную рукопись, на которую падал теплый свет от бумажного фонарика. Нарастающий перед непогодой ветер шумел за окном у него за спиной, поэтому заслуженный заклинатель не услышал легкого шороха, с которым бумажный человечек кружась приблизился к самому его плечу. Лишь неожиданно раздавшийся голос заставил учителя Лань сначала замереть, а после быстрым взглядом окинуть темнеющие углы собственной комнаты.

— Когда-то он был вашим лучшим учеником, верно ведь?

 В доме совершенно точно кроме него никого не было. А по одной успевшей прозвучать фразе Лань Цижэнь говорящего еще не узнал.

— Почему же теперь все не так? В какой момент он начал становиться для вас недостаточно белым? Недостаточно усердным? Недостаточно одаренным? Недостаточно послушным, может быть?

— Вэй Усянь! — резким отрывистым шепотом бросил Лань Цижэнь и быстро обернулся. 

Теперь он наконец заметил бумажного человечка, прилипшего к его спине, чуть выше левой лопатки. От его стремительного движения фигурка немного приподнялась над тканью одежд,, и Лань Цижэнь попробовал поймать ее. Удивительно, но схватить он смог схватить только воздух, а бумажный человечек, вспыхнув холодным синим пламенем, рассыпался пеплом.

— Я здесь, — вновь прозвучал прежний голос. 

На этот раз уже сам Вэй Усянь сидел в нескольких шагах от Лань Цижэня, у ширмы. 

Обстановка этой комнаты немало напоминала цзиньши. Вэй Усянь подумал, скорее всего это сдержанность и скромность, также почитаемые кланом, заставляют большинство личных домов заклинателей выглядеть примерно одинаково. Ориентироваться благодаря этому в обстановке ему было только проще. 

Лань Цижэнь не видел и не слышал, когда в его дом успел проникнуть этот бесспорно самый нежеланный для него гость.

— Ты! Как ты посмел явиться сюда?! — голос учителя прозвучал глухо. 

Он был явно возмущен и разгневан, но собственные его связки как будто бы изменяли ему, отказывая в повышенных интонациях.

— Я пришел поговорить, — как ни в чем не бывало ответил Вэй Усянь.

— Нам не о чем разговаривать! — прорычал Лань Цижэнь, его глаза метали молнии — Убирайся прочь!

— Мне есть, что сказать, — с вызовом заметил ему Вэй Усянь. — И вам придется меня выслушать! Дисциплинарный кнут — жестокое наказание. Лань Чжань и в самом деле заслуживал именно его? В чем его проступок?

— Это не твое дело! — бросил Лань Цижэнь.

— Мне кажется, я несильно ошибусь, если предположу, что вы наказали его из-за меня или даже вместо, — продолжал Вэй Усянь.

— Вздор! — прорычал Лань Цижэнь. — Мне нет до тебя никакого дела!

— Отнюдь, — возразил Вэй Усянь. — Учитель, прошу, не искушайте меня собственным непочтением к правилам. В вашем ордене запрещено лгать словами. Дозволено лишь промолчать, если по каким-то причинам нельзя или нет желания ответить искренне. Ваша ненависть… если бы вы только знали, как она сейчас черна.

— Замолчи!

— Да, пожалуй. Ведь я пришел сюда не за этим. — кивнул Вэй Усянь. — Дядя Цзян почитал в вас талантливого учителя. Поэтому и отправил нас с Цзян Чэном сюда на обучение. Вы — педантичны, прямы и строги. Вам многих удалось вышколить. Тысячи правил, наказания и страх. Наказания и страх — это не кажется вам на что-то похожим? Ферула, дисциплинарный кнут, тавро с изображением солнца — может ли быть, что по сути все это одно и то же?

— Наказания использует всякий орден! Свой кнут есть в каждом! К чему ты клонишь, в конце концов? — Лань Цижэнь поймал себя на том, что почему-то не может не отвечать на вопросы этого дерзкого мальчишки, старейшины Илина и основателя Темного пути.

— Верно. И, пожалуй, наказывать чужих детей не так-то и сложно. Просто вынужденная мера. До сих пор я не особенно об этом думал. В конце концов у всех свои методы. В определенных рамках. Но Лань Чжаня вы сами растили с детства. И вам было ни капли не жалко снимать ему мясо со спины чуть не до костей? — холодно поинтересовался Вэй Усянь.

— Он нарушил дисциплину и получил наказание. Определяя тяжесть проступка, нельзя позволять себе сочувствовать провинившемуся! — отчеканил Лань Цижень.

— Сочувствовать нельзя, а приходить в ярость стало быть можно? — уточнил Вэй Усянь. — Вы определяете наказание другим, но при этом, что делаете сами? Одно упоминание о Темной Ци и возможном способе управления этой энергией наполняет вас гневом. Считаете, этот гнев может быть праведен? Может быть чем-то, кроме той же самой Темной энергии? Считаете, такой вид гнева не разрушает? Может ли по-вашему умереть от злости тот, кто истинно наполнен лишь добротой и смирением? Можно ли до смерти напугать того, кто не ведает страха? Темная Ци — не во вне, она — в каждом! Ярости, кипящей сейчас внутри вас, хватило бы чтобы умереть как минимум к ряду дважды. Она же помогает мне не давать вам шуметь и двигаться с места. Ведь ваша жизнь стала такой, что и прекратить-то ее вам не страшно. А стало быть для вас хуже оставаться в живых и помнить о том, что сделано. Мне нет нужды подливать горечи в вашу чашу. Я лишь хочу помочь Лань Чжаню. Потому что знаю, даже если и была за ним какая вина, то такому наказанию точно не соразмерная. Мне нужны записи о том, как создаются дисциплинарные кнуты вашего ордена. Либо тот кнут, которым произвели наказание над Лань Чжанем. Лучше — вообще и то, и другое.

Вэй Усянь поднялся на ноги, предупреждая:

— Говорить и двигаться как обычно сможете через четверть часа. Хорошей вам ночи, учитель Лань. — он поклонился. — Я вернусь утром, чтобы забрать то, о чем попросил.

С этими словами он вышел из дома Лань Циженя и отправился в Цзиньши.

До отбоя оставалось еще немного времени. 

С неба начали падать первые крупные и редкие капли дождя. Людей на улицах не осталось. 

Вэй Усянь вошел тихо, бесшумно прикрыл за собой двери. Он был почти уверен, что Лань Ванцзи будет дома один. Так и случилось. 

Он лежал, закрыв глаза. Спал. И Вэй Усянь двигался осторожно, чтобы не разбудить его. В комнате было еще довольно жарко, кроме сандалового благовония, ощущался запах снадобий, лекарств и совсем едва — металлический запах крови. Вэй Усянь просто слишком хорошо его знал и мог почувствовать даже едва уловимый намек на него. Окно было приоткрыто. Подойдя, Вэй Усянь распахнул его настежь, впуская в комнату уже немного посвежевший наружный воздух. 

Он стоял в проеме окна, скрестив руки на груди, погрузившись в свои мысли, пока порывы ветра не стали напоминать бурю, а дождь, внезапно, не полил как из ведра. Тогда он прикрыл окно и обернулся. Лань Ванцзи лежал так же. Шум непогоды его не потревожил. Вэй Усянь приблизился и опустился на пол у изголовья кровати. Лань Ванцзи спал лицом вниз, без подголовного валика. Для привыкшего спать, лежа на спине, всегда в одной и той же правильной позе, уже одно это должно было быть неудобно. Поэтому Вэй Усянь подумал, что скорее всего тот спит под действием лекарства. 

Осторожно опершись о край кровати, он смотрел на, и до ранения, бывшее чуть слишком бледным лицо, темный росчерк бровей, длинные ресницы. Лань Ванцзи дышал спокойно и ровно. Хорошо. 

Переведя взгляд на его спину, Вэй Усянь увидел белую ткань недавней перевязки, кое-где уже проступившие темнеющие пятна. Раны от дисциплинарного кнута славились тем, что заживали долго, сильно кровили и очень ослабляли наказанного таким образом заклинателя. Кроме того, все эти последствия проявлялись не сразу, развиваясь в течение нескольких дней, в это время состояние следов от ударов кнутом ухудшалось. Если еще два дня назад Лань Чжань все же смог подняться, одеться и куда-то пойти, то сейчас, вероятно, был и вовсе прикован к постели. 

Вэй Усянь тихонько взял его за руку. Тот почти сразу немного сжал пальцы и едва слышно, но довольно внятно позвал:

— Вэй Ин.

Вэй Усянь толком не понял, потревожил ли он все же Лань Ванцзи или тот просто разговаривал сквозь сон. Но на всякий случай ответил:

— Я здесь, Лань Чжань. Не беспокойся, я рядом.

Лань Ванцзи чуть нахмурил и тут же расслабил темные брови. Дышал он по-прежнему мерно и легко, вроде бы продолжая спать, и больше ничего не сказал. 

Несколько первых ночных часов прошли спокойно, без каких-либо изменений. Вэй Усянь приклонил голову на край кровати, не выпуская руку Лань Ванцзи из своей. Спустя время ему показалось, что Лань Ванцзи тихо сказал что-то. Подняв голову от кровати, Вэй Усянь посмотрел внимательнее, прислушался и смог разобрать, что раненый просит пить. Тронув его за плечо, Вэй Усянь сказал довольно громко:

— Лань Чжань, если хочешь воды, открой глаза, я помогу тебе напиться.

Он пожал ему руку и позвал снова:

— Лань Чжань.

Лань Ванцзи медленно поднял веки. Он ещё не вполне пришел в себя. Но Вэй Усянь вдруг почувствовал радость от того, что льдистые глаза Лань Ванцзи открылись. Он улыбнулся и повторил ещё раз:

— Лань Чжань.

Тот моргнул и вздрогнул от неожиданности:

— Вэй Ин?

Вэй Усянь придержал его за плечо, не давая двинуться необдуманно резко:

— Осторожнее.

— Как ты здесь? — голос Лань Ванцзи звучал низко и немного хрипло.

— Пришёл. — чуть пожал плечами Вэй Усянь. — Ты просил пить. Жажда мучает?

— Да, — подтвердил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь помог ему немного повернуться и дал "живую" воду, которую принес с собой.

— Не спеша пей, по чуть-чуть.

Вдоволь напоив, устраивая Лань Ванцзи обратно, для сна, Вэй Усянь говорил:

— Ложись головой на другую руку. А то ещё и плечи у тебя затекут в непривычном-то положении.

Он погладил, немного разминая, мышцы рук Лань Ванцзи, чтобы разогнать кровь.

Как и многие другие, Лань Ванцзи долгое время полагал, что Вэй Усянь слишком беспечен и бесцеремонен в общении с другими. Слишком легко сокращал личную дистанцию, куда ближе положенного минимума. Казалось, он и вовсе не считал ее важной. Нередко в разговоре он закидывал собеседнику руку на плечи, не прекращая при этом болтать, и проделывал все с таким видом, будто такие разнузданные манеры абсолютно в порядке вещей.

 В ордене Лань во все времена очень трепетно относились к дозволенной дистанции и тем более — к прикосновениям. И даже по меркам своего родного клана Лань Ванцзи всегда был молчаливым и отстраненным, с раннего детства. Он будто бы был создан для уединения. Потому и заслужил свое прозвище льда средь морозного инея. 

На самом же деле по-настоящему легко и спокойно ему было лишь на коленях у родной матери, с которой он мог видеться крайне редко. Но все же никому больше он не позволял обнять себя, не терпел чужих прикосновений. Настаивать же никто и не пытался. 

В итоге явление в Облачные Глубины такого беспорядочного и бесцеремонного человека, как Вэй Усянь, стало для Лань Ванцзи своего рода потрясением. Мало того, что тот нарушал правила, болтал без умолку и упрямо пытался называться другом или приятелем, так еще и будучи застигнут во время попытки пронести в Обитель алкоголь, не уступал и не подчинялся, а, захватив в крепкие объятия, уронил Лань Ванцзи вместе с собой на ту сторону стены. Заставив таким образом и его формально нарушить правила. 

В тот момент Лань Ванцзи очень злился. Но время спустя подумал, что вероятно многие или по крайней мере некоторые вполне способны вести поединок не по правилам. И если ты к этому не готов, то становишься довольно легко уязвим для неожиданной уловки. Если есть то, чего не любишь или сторонишься, рано или поздно оно может обернуться против тебя. В итоге Лань Ванцзи вынес для себя неплохой урок и решил, что упасть со стены и разделить наказание, пожалуй, вполне того стоило. 

Однако, после того происшествия ему все еще казалось, что Вэй Усянь намеренно дразнит его. Такое поведение выглядело весьма недостойным во всех отношениях. Но кроме того, Лань Ванцзи ловил себя на мысли: «Будь ты не такой наглец, дружить с тобой мне было бы возможно даже по сердцу». Именно это совершенно непонятное, необъяснимое «по сердцу» и заставляло Лань Ванцзи внутренне огорчаться, сердиться, сторониться Вэй Усяня, но при этом обращать внимание на него всякий раз, как тот оказывался поблизости. 

Самоконтроль и бесстрастность — были, пожалуй, наиболее заметными с первого взгляда качествами Лань Ванцзи, за которые его стали ставить в пример другим ученикам очень рано. Уже в 13 лет он настолько привык быть этим самым примером для всех, что держать контроль постоянно стало для него чем-то вроде необходимости, всегда оправданной. Он должен был выглядеть достойно в каждый момент, даже наедине с собой, не позволяя себе слабости. 

Когда беда пришла в его дом и позже забросила его в лагерь перевоспитания в Цишане, Лань Ванцзи был уже на пределе возможностей, но все же почти не замечал этого. До тех пор, пока Вэй Усянь не подошел к нему и прямо не предложил свою помощь. Согласиться Лань Ванцзи конечно не мог. И был вместе с тем немало озадачен словами Вэй Усяня— как это так? Разве может быть не нужным превозмогать боль, оставаться сильным, во что бы то ни стало? Что же требуется в таком случае? 

Тогда он этого не понимал. И, весьма вероятно, не понимал до сих пор. Но по крайней мере постепенно он перестал бороться с мыслью, что на самом деле не хочет гнать Вэй Усяня от себя прочь, не чувствует потребности в уединении от него. Он все еще оставался крайне непонятным для него, но отталкивающим при этом не был.

 В тот раз, когда Вэй Усянь свалился от жара в пещере под горой Муси, Лань Ванцзи на самом деле не был против позволить ему устроиться у него на коленях. Привычка к запретам заставляла его возражать. Но все же уступив, он понял, что присутствие этого человека так близко от него, ему не в тягость. Напротив, возникало ощущение правильности происходящего. Тем сильнее он беспокоился за него. Чувствовал, как отдавая тому духовные силы, кажется, сам ощущал себя от этого только лучше, не уставал. Как будто Вэй Усянь стал частью него, и только рядом с ним Лань Ванцзи был по-настоящему целым. 

Тогда и еще долго после он не мог описать эти свои ощущения словами. Только сейчас, кажется, его мысли на этот счет приобрели какую-то более внятную форму. Думать о том, что мог ощущать в текущий момент сам Вэй Усянь, Лань Ванцзи даже не пытался. Но он хотя бы перестал запрещать своему сердцу наполняться теплом от того, что тот был рядом, проявлял участие и заботу, прикасался и гладил. Стало легче. И пусть это будет случайным и мимолетным, позже закончится, но сейчас…

— Вэй Ин… мне сейчас очень хорошо и тепло, от того, что ты рядом.

Лань Ванцзи полудремал и не сознавал, что произнес это вслух. Однако от звука своего же голоса стал ближе к яви и почувствовал, как его мягко погладили по голове, чуть отводя назад волосы. Слова прозвучали у самого его уха, Лань Ванцзи почувствовал тепло чужого дыхания:

— Лань Чжань, я буду здесь каждую ночь, пока ты не поправишься. Спи спокойно, тебе нужно хорошо отдыхать. Я не уйду, пока ты не проснешься.

После этих слов Вэй Усянь снова погладил его и продолжал так, пока не убедился, что Лань Ванцзи снова заснул, достаточно крепко. Положив руку ему на плечо, Вэй Усянь снова опустил голову на край кровати. Теперь прямо перед его лицом струились длинные темные волосы Лань Ванцзи и блестящая в них даже в темноте, лобная лента. Вэй Усянь чуть усмехнулся, вдруг вспомнив, как однажды случайно стянул эту ленту. 

Ее длинные концы, подхваченные ветром, мешали взять прицел. Вэй Усянь хотел просто отмахнуться, но поймав, решил немного пошалить и потянул за нее. Совершенно не предполагая, что лента решит покинуть своего владельца, а тот будет этим заметно огорчен. На самом деле то, как Лань Ванцзи дорожил лентой, казалось Вэй Усяню скорее забавным и будило желание больше подшучивать над ним. 

Однако, на арене при облаве на Байфэн, Лань Сичень вроде бы сказал, что есть какой-то смысл… «Мало того, что в ордене три тысячи правил, так еще и загадки. И надо же было так довести человека, чтобы он сам просил себе наказания и не возражал против явно несоразмерной жестокости. Чего я еще в конце концов не знаю?..» — думал Вэй Усянь, тоже постепенно сдаваясь сну.

Сколько продремал так, он не знал, однако первое, что увидел, пробудившись — это светло-хрустальные глаза Лань Ванцзи. Что означало, что тот успел проснуться, повернуться и, зная упрямство этого человека, мог продолжать смиренно, неподвижно и молча наблюдать за спящим Вэй Усянем довольно долгое время.

— Тебе неудобно, — произнес он. 

Вопросом это не было, но Вэй Усянь еще толком не проснувшись, возразил:

— Мне нормально.

— Почему ты не лег, как следует? — продолжил Лань Ванцзи почти строго.

В глубине цзиньши, за перегородкой была еще одна кровать. Вэй Усянь знал об этом, но считал, раз уж пришел побыть рядом с человеком, то нужно оставаться близко, а не отправляться дрыхнуть в другую комнату. С тем же успехом можно было бы оставаться спать и по ту сторону горы — не велика разница.

— Твоя кровать для двоих тесновата, — пробурчал он сонно. — Пока ты лежишь так, мне совершенно точно не хватит места. Вот залечишь раны, тогда можем попробовать…

— Вэй Ин! — не выдержал Лань Ванцзи.

Вэй Усянь моргнул, приподнял голову и вздохнул:

— Час наверняка ужасно ранний.

— Семь утра.

— Ты проснулся в пять?

— Нет, позже.

— Раз все равно проспал подъем, то и спал бы себе дальше.

— Жарко, — пожаловался Лань Ванцзи.

Вэй Усянь коснулся его плеча, а затем лба и щеки. Жар похоже все-таки был, хоть и несильный. Принеся воды и полотенце, он аккуратно обтер лицо, шею и плечи Лань Ванцзи влажной тканью.

— Так легче? — спросил Вэй Усянь. И, услышав ответное «мгм», чуть улыбнулся.

Снаружи все еще хлестал дождь, но ветер стал тише. Через некоторое время Вэй Усянь немного приоткрыл окно и вернувшись к постели, предложил Лань Ванцзи еще немного попить. Тот согласился. Поднеся воды, а после уложив его обратно, Вэй Усянь сделал круг по комнате. Проходя мимо невысокого столика, подхватил книгу. Лань Ванцзи следил за ним взглядом.

— Я совершенно уверен, что она ужасно скучная. Но мне интересно, — сообщил Вэй Усянь, вернувшись назад и снова устроившись сидеть на полу, у изголовья кровати. — Почитать тебе? — спросил он и, услышав очередное «мгм», перелистнул пару страниц. 

Ему на глаза попалась закладка — цветок, высушенный, но очень хорошо сохранившийся — фиолетовый бутон пиона с изящными белыми прожилками, на коротком отрезе стебля с одним листиком. Цвет лепестков оставался сочным и ярким.

— Фиолетовый? — недоуменно произнес он.

— Что? — переспросил Лань Ванцзи.

— Красивая закладка в книге, — сказал Вэй Усянь.

Лань Ванцзи протянул руку и положил ладонь ему на предплечье.

— Почитай. — напомнил он и прикрыл глаза.

Вэй Усянь спрятал закладку между страниц и принялся читать. Сначала без особого интереса, но вчитавшись, не заметил даже, как стих дождь, и забыл то и дело поглядывать на Лань Чжаня, проверяя дремлет тот или все еще его слушает. 

К реальности его вернул звук открывающихся входных дверей. Он обернулся. 

От резко взметнувшейся Темной Энергии Лань Ванцзи вздрогнул и распахнул глаза. Вновь обретенное зрение мало что прояснило в происходящем. Едва переступив порог комнаты, остановился его брат, Лань Сичень. Вэй Усянь все также сидел подле кровати, лишь обернувшись к вошедшему. Он все еще держал в руках книгу. 

Лань Сичень же со своей стороны видел выражение лица Вэй Усяня, и вероятно именно это и заставляло его стоять неподвижно. Лань Ванцзи чуть сжал руку Вэй Усяня и позвал:

— Вэй Ин.

Но тот не посмотрел на него. Напротив, он закрыл книгу и развернулся в сторону Лань Сиченя всем корпусом. Лань Ванцзи не мог удержать его, только отпустить. Отложив книгу в сторону, Вэй Усянь, все еще сидел, в непринужденно расслабленной позе и смотрел на Лань Сиченя снизу вверх, только напряжение Темной Ци в воздухе все крепло и крепло.

Глава ордена Лань встретил его взгляд спокойно, хотя чувствовал и понимал, что в этот раз вся темнота этих глаз и нарастающая пляска энергии предназначены именно ему. О причине догадаться было несложно. На лице Вэй Усяня четко читалось: «Глава ордена и его брат, как ты мог допустить это?!». 

Лань Сичень и сам задавался этим вопросом почти беспрестанно, потому увидеть его в яростно сверкающих темнотой глазах Вэй Усяня ему труда не составило. На мгновение он отвел взгляд, и почти в то же время Темная Ци начала спадать. 

Это почувствовал и Лань Ванцзи. 

Вэй Усянь тем временем поднялся на ноги, молча поклонился Лань Сиченю и вышел из цзиньши, лишь чуть задев того плечом по дороге к дверям. 

Снаружи дождь перестал, стояли недолгие часы влажной прохлады. Весьма вероятно, судя по небу, вода пролилась из него еще не вся, и ветер с грозой скорее всего вернутся в скором времени. 

Вэй Усянь направился для начала к личному домику Лань Цижэня, где состоялся их вчерашний разговор. Он снова шел не скрываясь, не избегая, а напротив ища встречи с заклинателями и учениками ордена. 

По его меркам стояла кромешная рань, но Обитель существовала в своем, непривычном для него, ритме. Всего-лишь десять часов утра. Вэй Усянь в такое время нередко сладко спал. А здесь жизнь, насколько это вообще возможно в столь аскетичном ордене, буквально кипела. 

Особенно много ему встретилось учеников. Даже самых младших. Проводив взглядом стройную вереницу совсем маленьких детишек, возрастом примерно ровня А-Юаню, Вэй Усянь посмотрел в другую сторону, определяясь с направлением и пошел дальше. Однако ощутив тяжесть на ноге остановился. А увидев внизу ребенка в белых одеждах, исполнился искреннего недоумения. 

Малыш смотрел на него снизу-вверх. И едва поняв, что на него обратили внимание, отскочил на положенное расстояние и изобразил поклон, еще не вполне изящный, но более чем прилежный.

— Учитель Вэй, пожалуйста, простите.

Вэй Усянь недолго думая, поклонился ребенку, проговорив:

— Нет нужды в извинениях.

— О… — удивился малыш.

— Ты отстал от своих. Не боишься, что твой настоящий учитель накажет тебя за это?

— О... Я! — ребенок было дернулся догонять. Но перед тем выпалил скороговоркой — Я лишь хотел спросить вас об А-Юане. Он давно не приходил. Надеюсь, у него все в порядке. Если можно, передайте ему привет от меня, — договорив, малыш рванул с места.

— Погоди! — окликнул его Вэй Усянь. — Как твое имя?

— Цзиньи! — выкрикнул ребенок, обернувшись через плечо. 

Через два шага он остановился, повернулся лицом к Вэй Усяню и снова поклонился:

— Простите, простите. Мое имя Лань Цзиньи. Извините, что задержал вас.

— Можешь задержать снова, если выпадет шанс. У меня нет возражений, — усмехнулся Вэй Усянь и в свою очередь еще раз поклонился ребенку.

Тот же наконец выпрямился и понесся на урок так, что лишь пятки сверкали. В последний момент у самой двери учебной комнаты, Лань Цзиньи затормозил, расправил плечи и вошел, как ни в чем не бывало. 

Вэй Усянь на всякий случай огляделся, проверяя не было ли всему этому особенно явных свидетелей. Ведь в Облачных Глубинах запрещен даже бег. Удостоверившись, что нарушение имеет все шансы остаться незамеченным, Вэй Усянь продолжил свой путь.

Учитель Лань, кажется, так и сидел на том самом месте, где и накануне. На этот раз Вэй Усянь постучал прежде чем открыть двери, хотя ответа и разрешения войти все равно не стал дожидаться. Шагнув через порог, он поклонился, а затем притворил за собой.

— Ты ничего от меня не получишь, — спокойно произнес Лань Цижэнь.

Вэй Усянь вздохнул.

— Рукописи, оружие, артефакты или ритуальные предметы ордена Лань не будут служить Темной Силе. — продолжил Учитель Лань.

— Если к Темной Силе приравниваете меня, то… кое-что из этого уже и так служит мне. Я проходил здесь обучение, читал рукописи, заклинаю Темную Ци музыкой. Лань Чжань спас мне жизнь. Стало быть, он и его оружие также послужили Темной Силе?

— Нет! Потому что тогда ты еще не спутался с Темной Ци! — возразил Лань Цижэнь, сердясь.

— В самом деле? Но ведь именно в пещере Черепахи под горой Муси я и нашел металл, из которого позже была создана Стигийская Тигриная Печать Преисподней.

— Лжешь, — прошипел Лань Цижэнь.

— Ни капельки, — возразил Вэй Усянь. — Однако, времени на воспоминания у меня сейчас нет. Мне нужно помочь Лань Чжаню. Если вы полагаете, что все сделали верно и содействовать мне не собираетесь, то кнут, которым его секли, я найду и сам. Место наказания — внутренний двор вашего Храма Предков, верно?

— Ты не смеешь приближаться к этому месту!

— Мне было бы и не нужно, если бы вы принесли мне кнут сами, — Вэй Усянь замолчал и несколько секунд смотрел на Лань Цижэня, а после вдруг опустился на одно колено и низко поклонился ему. — Учитель, клянусь, у меня нет иных намерений кроме помощи. Дисциплинарный кнут нужен мне лишь на время. Я верну его в целости и сохранности. Перед именем той, что вы знали, Цансэ Саньжэнь, моей матери, я обещаю никак не использовать того, что узнаю. В том, что я собираюсь сделать, нет злого или сокрытого умысла. Я не хочу и не стану причинять вред кому бы то ни было в вашем ордене.

— Не смей вмешивать в это еще и мать! — Лань Цижэнь поднялся. — Должна же быть у тебя к ее памяти хоть малая доля почтения!

Вэй Усянь отвечал все еще склонившись:

— Перед ее именем я бы ни за что не осмелился солгать вам. И пусть моя душа немедленно покинет тело и более не вернется в Мир, если это не так.

Учитель Лань безмолвно стоял над ним. Может быть в надежде, что озвученная кара и правда постигнет смелого и дерзкого на язык. Вэй Усянь же, продолжая склоняться, смиренно ждал.

— Пусть так, — наконец произнес Лань Цижэнь и его голос прозвучал спокойно, без тени гнева и даже, как будто, устало. — Ты получишь, что просишь. Но только на этот раз. И если в самом деле считаешь, будто я был рад наказать его — ты ошибся. Жди здесь. И запомни, я более чем уверен, что однажды жестоко пожалею о том, что поверил тебе сейчас.

С этими словами учитель Лань вышел, а Вэй Усянь покорно остался. Он даже не сошел с места, лишь выпрямился и сидел спокойно, уверенный, что Лань Цижэнь не вернется со стражей, не накажет его заточением за дважды бесцеремонное вторжение в личные покои одного из самых влиятельных заклинателей ордена Лань, а сделает именно то, что обещал. 

Без сомнений, без сожалений, без лишних сейчас эмоций, Вэй Усянь понял, что несмотря ни на что все еще уважает Лань Цижэня, более того — он даже в него верит. Ведь, если человек оступился, это может быть опрометчиво и плохо, но вовсе не значит, что в нем не осталось добра. Гнев и даже ненависть учителя Лань, обращенные к нему, Вэй Усяню, — это все равно только часть его сути, которая не должна помешать видеть целое. Всякого человека, прежде чем осудить, стоит все же попытаться получше понять. Совсем не нужно, когда дело касается людей, быть особенно скорым в своих выводах и полагаться во всем на собственные чувства.