Сказка не по правилам

Над королевским дворцом уже высоко поднялось солнце. Снизу, со двора, можно было различить на стенах замка фигурки караульных, которые отсюда виделись совсем крошечными. Двор уже совсем проснулся: то и дело, бряцая доспехами, проходили стражники, возил туда-сюда тачку с садовыми инструментами садовник и изредка, посмеиваясь, пробегали служанки. На широкой и вычурной дворцовой лестнице, никого особенно не стесняясь, сидел главный королевский шут и бряцал что-то на лютне, мурлыча себе под нос какую-то мелодию, вероятно, романтическую. Он один не был ничем не занят, однако никто бы не посмел его в этом упрекнуть. Уж лучше пусть себе сидит тихо, чем снова выкинет что-нибудь. Правда, выкидывал он что-нибудь каждый день... Но пока, видно, был к этому не расположен: его мечтательный взгляд был обращён к одному окну в центральной башне замка.

Шута все звали Люпеном, и он был совершенно неугомонным и неунывающим парнем с одной-единственной слабостью. Слабость эта как раз жила за тем самым окном, в королевских покоях, и звалась Её Величеством Фудзико, славившаяся своими красотой и обаянием, а ещё тем, что одного за другим отправляла восвояси именитых женихов. Никто не мог поставить её на место: не было у неё ни родителей, ни братьев, ни сестёр, а старый регент давно умер. Тяжело ей приходилось, бедняжке, но Фудзико была не из робкого десятка, потому, не отличаясь властностью, но умея уговаривать кого угодно и, конечно, пользоваться своей природной красотой, смогла поправить дела у себя в стране и привлечь сильных союзников. И, к неудовольствию Люпена, тех самых женихов.

— Сегодня ещё один прикатит, — раздалось у него за спиной. Люпен, не оборачиваясь, хмыкнул:

— Как прикатит, так и укатит. Не он первый, не он последний.

Рядом с ним опустился на ступеньку стражник, который стоял на карауле у дверей в замок, — Дайске Дзиген, давний друг Люпена ещё с тех пор, когда тот и шутом-то не был. Не особенно разговорчивый, он был принят на службу во дворец благодаря своему умению первоклассно обращаться с арбалетом. Он позволял себе покидать пост ради общения с шутом не в первый раз: если начальник дворцовой стражи замечал такое возмутительное разгильдяйство, Люпен всегда забалтывал его так, что следующие полчаса тот только и мог, что бегать за ним по двору и вопить «Да я тебя в замковый ров выброшу!» и прочие слова признательности. Зенигата вообще был хороший мужик и неплохой начальник, только рвения выше крыши. Но пока его рядом не наблюдалось, так что Дзиген ещё и закурил трубку.

— Будешь?

— Не-а, благодарю, — взгляд Люпена снова обратился к башне. Дайске, заметив это, хмыкнул:

— Не туда смотришь. Встало Её Величество давно. Марафет изволит наводить.

— Неважно, — отмахнулся шут, — мне просто нравится думать, что она тоже смотрит на меня.

Стражник пожал плечами и продолжил молча дымить трубкой, изредка косясь на друга, теперь уже глядящего вниз и грустно бренькающего знакомый мотив.

— Возьми моё сердце, посыпь его солью и выброси, хохоча...

— Опять, — проворчал Дзиген, легко стукая пальцем по бубенцу на колпаке шута. — До какого состояния мне с тобой напиться, чтобы ты прекратил страдать?

— Ни до какого. Она всегда... Всегда... — Люпен вздохнул, поправил колпак и вскочил на ноги. — Сегодня слишком хороший день! Всего один потенциальный жених, да ещё она обещала какой-то сюрприз. А пока нам с тобой, дружище, пора заняться своими делами: я пойду развлекать королеву, а ты — беречь её покой.

— Я просто выполняю свою работу, а вовсе не берегу покой именно этой ведьмы, — пробурчал Дзиген. Люпен влепил ему подзатыльник, тут же взвизгнув и запрыгав на одной ноге: он забыл о плотно прилегающих к шее Дайске доспехах.

— Бессовестный! Не говори о ней так! Не будь ты моим другом, я бы уже...

— Угу, донёс бы на меня, — фыркнул стражник, поднимаясь. — Сегодня, говорят, к обеду приедет. Будем ждать, будем ждать...

— Я просто обязан набраться сведений об этом новеньком! — с энтузиазмом хлопнул в ладоши шут, начиная взбираться по лестнице задом наперёд с той же лёгкостью, с какой бы шёл обычным способом. — В конце концов, под любой колкостью есть основа!

— До чего любовь людям голову кружит, аж удивительно, — пробормотал себе под нос Дзиген, со вздохом натягивая на голову шлем и направляясь к своему посту. Люпен проскочил во дворец прямо перед его носом и продолжил задом наперёд подниматься по бесконечным коридорам и лестницам прямо к кабинету Фудзико. Быстро, будто каждый день проходя этот маршрут таким способом (а так и было), он добрался до тяжёлой дубовой двери и: наконец развернувшись, постучал три раза, потом ещё три, а после ещё.

— Входи!

Люпен расплылся в улыбке, услышав звонкий голосок королевы, и, немного собиравшись с духом, толкнул дверь.

Фудзико стояла у окна, одетая для конной прогулки, и задумчиво читала какой-то документ. При виде Люпена она с улыбкой отложила его, поправив выбившуюся прядь волос, и шут подумал: «Если такая женщина откладывает ради меня свои дела, то я чего-то стою!».

— Фудзико! Какая ты прелестная, разве я не говорил тебе?

— М-м-м... Разве что вчера, — кокетливо улыбнулась королева. Она совершенно не была против, что шут к ней на ты и по имени: в конце концов, он шут. К тому же любимый и единственный.

— Непорядок! Я ужасно оплошал и исправлюсь, — состроил виноватое личико Люпен. Королева засмеялась и щёлкнула его по носу:

— Ладно, ты прощён и без того. Есть у меня к тебе разговор один... Думаю, тебе понравится тема.

— Я весь внимание, моя королева! — Люпен тут же плюхнулся на стол, скрестил ноги по-турецки и состроил внимательную мину. Привыкшая Фудзико хмыкнула и показала ему бумагу, которую читала.

— Для начала прочти это. Я ведь обещала сюрприз?

— Так точно! И я давно уже думаю, что бы это могло быть... — шут (с детства грамотный) вчитался в документ, изредка шевеля губами и шепча отрывки из него: — Сим оглашаю... испытания... в три этапа... торжественная церемония... победитель получает право жениться на... Ох. Ох-ох-ох. Фудзико... А попроще для глупого шута?

Королеву не обманула глупая и недоуменная улыбка Люпена, она видела его глаза, по которым всё сразу становилось понятно. Однако она снисходительно объяснила:

— Прекрасная возможность отмахнуться ото всех разом, дорогой мой Люпен. Три невыполнимых испытания — и всё, я снова свободна на ближайшее время.

— И что за невыполнимые испытания ты приготовила? — с проскользнувшей в голосе надеждой поинтересовался шут.

— Пока не скажу, — кокетливо улыбнулась леди, забирая у него бумагу. — Уже после обеда это пойдёт в массы.

— Почему бы тебе просто всем не отказать без этой показухи? А вдруг найдётся кто-то, способный...

— Не найдётся. У меня есть мысли на этот счёт. А насчёт просто отказаться... Возможно, мне просто интереснее смотреть на тех, кто проходит испытания. В конце концов, это тренировка тела и духа... А если они сами провалятся, то не пойдут на меня войной из-за отказа. Я-то возможность предоставила.

— Могут и пойти, если поймут, что побеждать изначально никому не было позволено, — тихо произнёс шут, отведя взгляд.

— Люпен, — королева медленно подошла к нему и осторожно взяла его лицо в свои руки, — верь мне. Я знаю, что делаю.

Шут нервно сглотнул и робко улыбнулся, неотрывно глядя в тёмные глаза Фудзико:
 

— Кому, как не тебе, я должен верить? Ты же моя королева...

— Не только поэтому, — улыбнулась она, медленно отнимая прохладные ладони от его лица, отчего Люпен еле подавил в себе желание поймать их и согреть в своих. — Пока я нахожусь на престоле, не будет ни восстания, ни войны. Даже если мне придётся отдать за это свою жизнь.

***

— Испытания, говоришь? — Дзиген отставил надоевшую алебарду и скрестил руки на груди. — И никто не сможет их выполнить?

— Говорит, что никто, — мрачно подтвердил шут, лёжа на мраморных перилах парадной лестницы замка. — Уточнять отказалась. Ещё сказала, что после обеда эта весть в массы пойдёт. А ещё до обеда к нам какой-то из кандидатов заявиться обещал.

— А говорили, что его утром ждать придётся. Непунктуальный какой аристократ.

— Так ведь пешком идёт, — буднично сообщил Люпен.

— Как это — пешком?

— А так. Он из соседнего королевства, а ты сам знаешь, какие там воители живут. Нашим их не перегнать ни за что.

— Ты палку-то не перегибай, я тоже к нашим отношусь.

— Ара? Я тебя обидел, Дзигенчик? Уж прости, дружище, но ты мне больше егеря напоминаешь, — хихикнул шут, как-то повеселев. Вроде. По нему нельзя было сказать наверняка.

— Сам ты... егерь. Вот как спихну с лестницы, — вполне миролюбиво буркнул Дайске.

— Не посмеешь, я очень ценный, — усмехнулся Люпен, глядя на небо. — А погода сегодня замечательная... Ничего тебе не шепчет этот ласковый ветерок, а, Дзиген?

— Ничего, — ворчливо отозвался стражник, взяв алебарду в руки. — Только то, что день длиннее становится. Скоро придётся днями на вахте стоять, темнеть будет поздно.

— Ты этим хочешь сказать, что в паб не будем успевать? — хихикнул шут, поднимая голову.

— Зришь в корень, — хмыкнул Дзиген, пристально вглядываясь в горизонт, точнее, туда, где стояли ворота замкового парка. Там определённо происходила какая-то заминка. Три человека... Вскоре двое поклонились третьему, и он прошёл вперёд. — Глянь туда. Не тот ли жених?

— Где? — подорвался со своего лежбища Люпен, щурясь. — Однако зрение у тебя получше моего будет... А нет, вижу. Что это с его лицом?

— Надо же, какой красавец! — хохотнул Дзиген, правда, когда незнакомец уже приблизился к замка, он понял, что тот просто носит маску, закрывающую всё лицо, а над ней — плетёный остроконечный головной убор. Восточные дорожные одежды и легкий, узкий меч в ножнах на поясе... И маска, изображающая красное мужское лицо с длинным носом и нахмуренными бровями.

Незнакомец невозмутимо поднялся по лестнице и остановился только рядом с Дзигеном и Люпеном.

— Кто и откуда? — преградил ему вход Дзиген.

Гость молчаливо достал из рукава причудливую печать с замысловатым иероглифом. Дайске обладал некоторыми познаниями в области кланов соседней страны, так что смог распознать печать клана Ишикава, но гость, будто этого было недостаточно, произнёс уверенно:

— Ишикава Гоэмон Тринадцатый.

— Простите, сэр, но вам лучше показать своё лицо в целях безопасности, — Дзиген возвратил ему печать и скрестил руки на груди. Ещё один чудак... Но хотя бы не возмущается, как некоторые. «Как вы смеете меня не пускать, да вы знаете, кто я?!», ага... Стражник на всякий случай поднял забрало шлема, чтобы проявить уважение к открывшему лицо гостю. А тот выказал ещё большее терпение, только чуть слышно вздохнув, и снял с себя маску. Вытянутое лицо с выделяющимися скулами, чёрные волосы, гладким шлемом обрамлявшие лицо, плотно сжатые губы, внимательные и сейчас чуть выжидающие тёмные глаза, в которых ясно угадывалось отражение острого ума — всё это как-то элементами отпечаталось в мозгу Дзигена, а несколько секунд непрерывного вглядывания в глаза друг друга довершили картину совершенно необычных для стражника ощущений. Отчего-то мгновенно пересохло в горле...

И впрямь красавец.

И следующая же мысль — как раз для Фудзико.

Эта мысль будто больно задела Дзигена за живое, и тот, наконец прекратив изучать гостя, отступил с пути.

— Прошу простить. Удачного сватовства, — произнёс он чуть севшим голосом. Гость не торопясь прошёл мимо него... Дайске никогда не жаловался на какие бы то ни было галлюцинации, но то, насколько нечётко он услышал сорвавшееся с губ Гоэмона «не хотелось бы», заставляло его усомниться в том, что он не выдаёт желаемое за действительное. Хотя, кажется, этот гость заставил его усомниться во всём…

Люпен с интересом покосился на друга, а после, сев на перилах, едва открыл рот, чтобы что-то сказать, но Дзиген тут же лязгнул забралом шлема и буркнул:

— Ни слова.

— И даже-

— И даже.

— У-у-у, — протянул шут, расплывшись в улыбке. — Да, дружище, ты влип.

От этих слов Дзиген лишь раздражённо дёрнулся.

— Сам знаю.