...Деку?

Это было тяжело.

Сквозь рассеивающиеся клубы пыли и дыма — его глаза наконец смогли уловить кусочек голубого неба. Парочка солнечных лучей уже заглянула в грязные, взъерошенные, зелёные кудри. Через мгновение почувствовалось дуновение ветра — и вот уже вокруг него парит кольцо свежего, прохладного воздуха. Он делает глубокий вдох, стараясь захватить грудью побольше этой свежести, но срывается на кашель. 

— Уже подохнуть собрался? 

В голове застывает знакомый голос: Катсуки говорит хрипловато, устало… но, кажется, спокойно. Мидория пытается подняться — но тело наотрез отказывается его слушать, резко отзываясь на любое движение. Он снова сбивается в дыхании, кашляет, кривиться от боли. 

— Да угомонись ты уже — хрипло цыкает Бакуго. Кажется он тоже лежит где-то рядом с ним — Изуку не может сказать конкретно. Наконец дыхание выровнялось, слышится шумный выдох. Теперь солнце целится прямо в лицо, из-за чего приходиться зажмуриться. Вдалеке слышен гул сирен спасательных машин, какие-то одиночные выкрики. Но всё это очень далеко от них — двух героев, лежащих на груде обломков.

Это и вправду было тяжело. Но они справились.

***

Прошло много времени с того момента когда всё в их отношениях изменилось — вражда, соперничество, дружба… Изуку так давно мечтал об этой возможности — возможности быть рядом с Катсуки. Совершенно не важно, как и где — будь то вечерние посиделки за обсуждением увлечений, турпоходы, прогулки, совместные тренировки или патрули — что угодно. Они общались, спорили, соперничали, смеялись, поддерживали и мотивировали друг друга как никогда до этого — и при любой опасности стояли плечом к плечу. Поэтому и работать на посту героев они решили вместе. Сражались они тоже вместе. А теперь победили. Вместе. 

На лице появилась улыбка. 

— Чему ты там лыбишься… — проворчал блондин. 

— Как ты узнал? — из груди вырвался хриплый, но такой легкий смешок. Удивительно, как за столько лет общения с Мидорией — Бакуго всегда мог угадать, когда тот улыбался. 

— Мы… выиграли, Каччан… 

Ему показалось, что парень ухмыльнулся. 

— А как иначе, Деку? — Катсуки снова сделал паузу, чтобы продолжить — Кому если не нам их было спасать? 

Оба тихо засмеялись — пусть им и было чертовски больно — но это они здесь победители. 

Снова помолчали. 

— Я так счастлив, Каччан… — наконец смог произнести Изуку: он чувствовал, что силы покидают его, поэтому старался успеть сказать всё, что так давно хотелось. 

— Ты как всегда был удивителен… 

— Тц, хватит меня нахваливать, сам ведь справился не хуже — довольно оскалившись перебил его Катсуки — ты далеко продвинулся с тех пор как был худеньким мелким задротом. 

Мидория только снова улыбнулся… 

— Каччан… знаешь… спасибо. 

Так не вовремя внутри нарастало тревожное и неприятное чувство — нужно успеть… Сейчас он жалел, что не мог посмотреть напарнику в глаза. 

–Ты… очень много сделал для меня, Каччан… — почти прошептал Изуку — И я рад… что мог стоять с тобой на равных…

Я… люблю тебя.

Солнце светило всё также ярко. В небо потихоньку возвращались разлетевшиеся чайки. Звук сирен понемногу утихал. Над героями зависла пелена такого редкого для них чувства покоя; весь мир остался где-то там, далеко за дымкой из пыли. В этом покое хотелось остаться навсегда: подальше от забот, от трудностей, от ноющей боли в теле и вязкой недосказанности…

-… Я тоже люблю тебя.

— наконец тихо произнёс Бакуго. Тихо, но твердо. Однако ответа он не получил — ни облегченного вздоха, ни привычного слегка смущенного смеха или улыбки… 

Внезапно вся боль, которая, казалось, уже утихла — вернулась с новой силой. На грудь осела тяжесть, будто бы сверху на него положили холодную бетонную плиту. Кокон спокойствия разорвался; вновь в ушах отчётливо стоял звук сирен, крики чаек били по барабанным перепонкам, и в голове застыл нарастающий тревожный звон. Потихоньку подкрадывалась мерзкое и липкое чувство — чувство страха, которое Катсуки так ненавидел всю свою жизнь. Внезапно все вокруг стало таким давящим, тревожным. Тело пробила дрожь, отдавшись в каждой клеточке и вырвалась наружу через голос.

 -…Деку?