Морти долго не выходил из душа. Действительно долго: даже когда он дрочил, на это уходило меньше времени. И не стоит спрашивать, отчего Рик мог судить об этом с такой уверенностью. Рик вообще знал много, и чувствовал он, как ни старался, едва ли меньше. Он чувствовал на своей коже воспалённый жар от вехотки и продирающихся сквозь её плоть ногтей. Чувствовал судорогу, сковывающую руки. И, встав ночью на пороге комнаты внука, он чувствовал ручьи пота, приклеивающие майку к спине, плечам и ключицам, а ещё он не увидел таблеток, которые оставил на прикроватной тумбе. Морти ворочался на кровати, стараясь отбиться от обернувшего его одеяла, обливался липким потом и не мог проснуться.
Подпирая косяк и пьяно покачиваясь, Рик был уверен, что так только лучше: лучше переболеть, проведя мучительные часы в лихорадке противящегося вмешательству организма, и утром ничего не вспомнить. На месте Морти Рик был бы себе благодарен. Куда хуже, когда ты не чувствуешь сна ни в одном пусто вытаращенном в потолок глазу, но больше всего хочешь провалиться в чёрную бездонную пропасть забытья, где не сможешь уже ни о чём думать. И где под ногтями и под грудиной не будет зудеть что-то живое и рваться, рваться наружу, а тело не будет скручиваться в тугой узел, распаляющий ещё не засохшие царапины на коже всё новыми и новыми взмахами дрожащих рук.
«Так не должно быть, Морти. Ни с тобой, ни с кем и никогда. У тебя не будет больше жизни, у тебя не будет больше права выбора, если ты не закончишь это. Сам. Потому что если не ты, то никто. Всем будет насрать до тех пор, пока это не затронет их, а когда затронет… Ты не будешь сожалеть, Морти, о том, что ты сделал. А смотря на них, ты не сможешь простить себе то, чего не сделал. И что бы ты ни делал потом, ты уже не сможешь ничего изменить. Если ты упустишь свой шанс, Морти, то что бы ты ни делал — этого не будет достаточно».
Плечи трясло мелкой дрожью. Тело заламывало, выкручивало, прижимая поджатые колени к груди. А ногти взрывали кожу на местах старых бледных шрамов, мешая пот, грязь и кусочки эпидермиса со всё новыми и новыми взмахами дрожащих рук. Дыхание прерывистыми спазмами колотилось в груди, вырываясь из липких похотливых рук чего-то живого под грудиной. А спирт обливал и травил его, и слизывал алые окропления воспалённых свеже-розовых борозд.
Примечание
Посттравматический синдром.