В этот день, что есть в любом календаре мира, блондинка в кожаной куртке выходит из белоснежного особняка с бутылочкой сидра, чтобы отправиться к той, что пожертвовала всем.
Пять лет назад, когда Эмма Свон опрометчиво решила прогуляться в ад, желая спасти свою «Истинную любовь», никто и представить не мог, чем это обернется. Реджина, хоть и не скрывала свою неприязнь к Джонсу, решила помочь подруге. Лучшей? Единственной? Или же не просто подруге, а кому-то более важному и значимому? Теперь этого никто не узнает.
Две розы аккуратно укладываются перед надгробием. Упругие алые бутоны, словно когда-то губы Миллс, еще пышут свежестью. Она могла успеть. Выход из ада был уже близко, а времени оставалось все меньше. Как и всегда, тандем Спасителя и Королевы защищал всех, кто решился помочь с этой идиотской затеей. Они были последние, кому оставалось пересечь черту.
- Иди! – крикнула Реджина, не поворачиваясь к Свон. Женщина стояла в защитной стойке, казалось, что она еще раз окинет взглядом враждебную территорию и побежит следом, но она не побежала.
- Реджина! – Спасительница остановилась у черты, непонимающе глядя на подругу, которая не двигалась с места – Быстрее, проход сейчас закроется!
- Я не могу… - тихо проговорила брюнетка, развернувшись к Эмме. В ее глазах стояли слезы. Она знала, что Свон не сможет убежать просто так. Она знала, что даже с переломанными конечностями, Эмма будет упорно пытаться вытащить ее. Она знала, что не сможет сохранить хладнокровие, глядя на то, как черта разделяет их. Она знала…
Знала, что оставила свое имя на адском надгробии.
Мощный поток магии отбрасывает блондинку за черту. Она сделала это. Дрожащие руки медленно опускаются, но в следующую же секунду вновь взлетают вверх, чтобы заглушить рвущийся наружу истерический вопль. Слезы катятся по щекам, больше не сдерживаемые необходимостью держать лицо.
Рядом с надгробием ставится стакан, наполненный сидром. Эмма усаживается напротив, прямо на землю и отпивает из бутылки.
- Как ты? Надеюсь, что неплохо – грустно усмехается женщина, глядя на красиво выбитое на камне имя – Ты не подумай, Генри не забыл о тебе, просто он будет вечером… Знаешь, наш пацан растет… Он отказался от колледжа, но зато отправился изучать сказочные миры! А еще, он нашел девушку и, кажется, у них все серьезно. Киллиан рассказал, что Генри пытался узнать у него, где можно достать кольцо с историей! Правда, он до сих пор скрывает личико своей избранницы. Видимо боится, что долбанутые родственнички спугнут ее. Как думаешь, какая она?
Вылетев за черту, Эмма силится встать и рвануть обратно к Реджине, но чужие руки сдерживают ее. Она вырывается, видя, как проход становится все меньше, а Миллс по ту сторону оседает на землю, уже не сдерживая истерики. Ее необходимо спасти. Она не должна оставаться в аду. Она должна жить.
К этой мысли Свон возвращается, когда Аид оказывается повержен, а Киллиан возвращен самим Зевсом, в благодарность за помощь. Эмма верит, что Миллс не могла оставаться в стороне. Верит, что еще немного и силуэт брюнетки тоже покажется на фоне заката! Верит…
- Кстати, ты когда-нибудь могла представить меня в кресле мэра? Я тоже нет – взгляд Эммы устремлен в небо, а бутылка в руках уже почти опустела – Из Мери Маргарет, конечно, хреновый правитель, но сейчас, будучи беременной, она спихнула мэрские обязанности на меня. И знаешь, я совершенно не представляю, что делать!
Все так рады, что «Истинная любовь» Спасителя возвращена, что прогулка в ад была не напрасной, что пиратишка цел и невредим! Все рады, кроме Эммы. Она прождала день, два, неделю, месяц, но Миллс так и не появилась на горизонте, а проход в ад, после победы над Аидом, оказался закрыт навсегда.
- Представляешь, мне пришлось назначить Руби помощником шерифа, а Белль перевести из библиотеки в секретари! Голд сразу же потянул свои загребущие ручки к власти, но, к счастью, Белль смогла остановить его, повесив ему на шею ребенка. Да, Голд теперь расхаживает по Сторибруку с карапузом за ручку – усмехнулась Свон, стерев с лица накатившуюся слезинку.
Сколько бы все вокруг не твердили о счастливом возвращении «Истинной любви», Эмме становилось больно от одного лишь взгляда на пирата. Его грязные руки постоянно норовили сползти ниже талии, а пропитые губы восхваляли его «подвиг». Становилось противно.
Противно от того, что в его речи никогда не мелькала Миллс. Ни в чьей речи больше не мелькала Миллс. Все как будто забыли, что Реджина когда-то существовала.
- А еще я купила кошку! Ну, как купила, нашла возле дома… Тихо, ты только не злись! Я прекрасно знаю, как ты к этому относишься, и, что в твоем особняке никогда не было животных, да и мебель слишком дорогая… Но она так похожа на тебя!
С каждым днем, внутри разрасталась пустота, медленно пожирая все эмоции, все чувства. Свон разорвала отношения с Киллианом и переехала в особняк из белого кирпича, оправдываясь тем, что Генри нужна поддержка. Но поддержка была нужна ей самой.
- Надеюсь, ты не против, но я назвала кошку в твою честь. Она бы тебе понравилась… Не сразу, но точно понравилась бы! Сначала ты бы попыталась убить меня и ее за испорченный кожаный диван, потом за шерсть на одежде и, возможно, за царапины от когтей… Но потом, она бы точно тебе понравилась! – смесь преувеличенной радости и отчаяния читалась в мокрых глазах Эммы.
Соленые дорожки на щеках, с каждым новым радостным словом, все больше размывали свои контуры, но Свон не могла остановиться. Слова бесконечным потоком вырывались из груди, все еще пытаясь доказать кому-то в пустоте, что все неплохо сложилось. Что слезы, это всего лишь случайность. Что голос вовсе не срывается, а костяшки на пальцах белеют от холода, а не от того, как сильно впились в землю. Что ей не хочется сдохнуть, лишь бы еще раз увидеть эти прекрасные карие глаза.
Эмма все реже выходила в город и все чаще появлялась на могиле Миллс. Холодное каменное надгробие, каждый раз, выворачивало душу Спасителя наизнанку, разрывало сердце на части и высасывало все силы. На нем не было ни фотографии, ни хоть какого-то отличительного знака, лишь буквы и даты жизни.
Такой длинной и, в тоже время, короткой. Такой прекрасной и ужасной. Такой насыщенной и скучной. Такой, какой она могла бы быть.
Генри все чаще находил Эмму, спящую у могильной плиты. Не сказать, что она хотела там засыпать, но сил идти куда-то еще не было. Парень каждый день проходил мимо кладбища, боясь, что увидит, как местный гробовщик выбивает имя его второй матери на камне, будущем надгробии.
Пришлось принимать решительные меры.
- Мам, мы же договаривались, что ты больше не будешь так делать – пацан, который уже успел стать мужчиной, осторожно перекладывает уснувшую женщину на заранее подготовленный плед и присаживается рядом. Он все еще боится, что потеряет свою мать, но теперь он боится всего лишь два раза в год. В день рождения и в день смерти.
Безусловно, ему есть, что сказать Реджине, но он предпочитает делать это молча. В его руках шкатулка с сердцем, которую он долго не решается открыть. Он делает это уже далеко не в первый раз, но всегда ожидает, что ничего не получится. Иногда, он жалеет, что отказывался обучаться хотябы азам магии. Ведь тогда, ему было бы на много проще возвращать сердце Спасителя на его законное место.
Магия легко обжигает пальцы, заставляя тело Эммы содрогнуться. Женщина приоткрывает глаза и пододвигается ближе к сыну, чувствуя от него тепло, затем укладывает голову ему на колени и тяжело вздыхает.
- Мне ее не хватает – сонно бормочет Свон, чувствуя, легкие успокаивающие поглаживания Генри.
- Мне тоже…