Благословленный

Дым сотен костров взмывал к серому мрачному небу, что словно в знак скорби нацепило свинцовый наряд. Солдаты медленно расхаживали по лагерю, кучками разбившись около полыхающего пламени, на котором готовился их сегодняшний ужин. Они тихо переговаривались между собой, обсуждая последние новости, просочившиеся каким-то чудом из столицы, или сетуя на судьбу - весьма частое занятие среди обычных солдат, десятками гибнущих на поле боя. 

Бэнвэнг сидел у одного из белоснежных шатров, с некой задумчивостью начищая и без того блестящий меч. Холодная сталь отражала его самого, искажая образ до безобразия, словно показывало душу, уставшую и давно запутавшуюся где истина, а где ложь. На поле боя такие рассуждения - лишь бесполезный груз, там одна правда: либо ты, либо тебя. Убивать без раздумий, следовать приказам, не задавая вопросов, рисковать жизнью ради непонятной цели - вот долг и честь солдата, его гордость - жизнь пса, а именно ими они были с нынешним командиром. 

Меч с силой воткнулся в землю, крепко удерживаемый за рукоять, и тут же взмыл ввысь, поднимая за собой брызги пыли. Холодная сталь, чуть звякнув, вернулась в ножны, которые тут же были положены на землю. Бэнвэнг вздохнул, поднимая взгляд к свинцовым тучам. Если пойдет дождь, завтрашняя атака безоговорочно провалится, солдаты будут роптать, и снова будет множество дезертиров. Да, похвастаться высоким боевым духом их армия, в отличии от войск противника, не могла. Там каждый - бравый умелый воин, командиры думают о людях и победе одновременно. Сказка, а не явь. 

В шатре рядом раздался сдавленный женский крик и звон разбитой посуды. Бэнвэнг вздрогнул от неожиданности, прислушиваясь к звукам рассекающего воздух кнута, и задумался, пытаясь вспомнить, кто же из служанок входил к господину последней. В памяти тут же возник образ тонкой, хрупкой девушки, чей тихий голос больше напоминал ему утренний рассвет летом с шелестом сочной травы, чем человеческую речь. Он в ужасе подскочил с места, вбегая в шатер и собственным телом закрывая сидящую в слезах на полу девушку. 

Кнут со всей силы полоснул спину, обжигая ее болью, и сделал это еще раза три, заставляя сжимать зубы с каждым ударом все крепче. 

- Бэнвэнг! - он разомкнул объятия и на коленях повернулся в сторону господина, не смея поднять глаз. 

- Здесь! - каждое слово давалось с трудом, спину жгло, и, скорее всего, кожаный доспех пропитался кровью, а ведь битва еще даже не началась. 

- Ты что, бунтуешь?! - пальцы на рукояти кнута до скрипа сжались, и Бэнвэнг ниже склонил голову, повышая голос на пол тона. 

- Подчиненный не осмелиться! Подчиненный делает это ради господина! - На губах мужчины мелькнула ехидная усмешка. 

- Правда? - он отошел на несколько шагов назад, вальяжно садясь на кресло, заменявшее в армии трон. - А я вот так не считаю. 

- Если господин позволит, подчиненный выскажет свое мнение. - Мужчина махнул рукой, и Бэнвэнг, стиснув зубы, продолжил. - Ваше высочество, эта служанка - последняя в лагере, а вызывать слуг из дворца слишком долго. Поэтому... - спину прошило болью. - Поэтому, подчиненный считает, что вашему высочеству стоит сдержать гнев. Это ради вашего же блага. 

- Да ты набрался дерзости, Шу Бэнвэнг. Не будь ты моим лучшим слугой, давно бы пустил на корм псам за такие речи. Понимаешь? 

- Подчиненный благодарит господина за милость. Он это очень ценит и жизнь отдаст за его высочество без колебаний, чтобы отплатить. 

Мужчина хмыкнул, окончательно расслабляясь, и махнул рукой, отпуская обоих. Бэнвэнг с трудом поднялся на ноги и подал руку сидевшей на земле девушке, благо та испугалась больше чем пострадала, пошатываясь и стискивая зубы от боли направляясь к выходу. 

Белое полотно шатра шелестнуло за спиной, и Бэнвэнг облегченно вздохнул, отходя на несколько шагов, и повернулся к девушке лицом, убирая лежавшую на ее плече руку. Он и сам не заметил, как приобнял служанку пока они шли. 

- Ты в порядке? - она всхлипнула, утирая слезы широким рукавом, и кивнула, поднимая на него глаза. 

- Спасибо. А'Эр не забудет твоей доброты. - Бэнвэнг выдохнул с неким облегчением, останавливая готовую пасть пред ним на колени девушку. 

- Я уже не раз говорил тебе быть осторожней, а лучше вообще бежать как можно дальше. Найдешь себе хорошего мужа, заживешь спокойной жизнью. Тебе и правда стоит уйти поскорее. 

Девушка замотала головой, снова всхлипывая. Бэнвэнг неуверенно прикоснулся к ее плечу, чуть поглаживая. Он прекрасно понимал, что ни она ни он сам не могли сбежать и уж тем более не могли бы зажить свободной жизнью, вынужденные скрываться до конца своих дней. Однако, Бэнвэнг и правда не знал, что лучше: пуститься в вечные бега или терпеть садистские наклонности своего господина. Однако не ему решать. 

Девушка всхлипнула в последний раз и чуть присела, откланиваясь, после чего мелким семенящим шагом побежала в сторону своей палатки. Ему ничего не оставалось, кроме как устало смотреть ей в след, а после и самому отправиться к себе. 

Военная служба - дело опасное, ведь у мечей и стрел нет глаз, каждую секунду битвы ты можешь расстаться с жизнью или навсегда стать калекой. За годы своей самой разнообразной службы он побывал не в одном бою, пережил не одно сражение. Аптечка и бинты были жизненно необходимы в походах для обычных солдат, а для него они становились лучшими друзьями. Он служил своему господину вот уже долгие годы, которые были сплошь пропитанны болью, отразившейся и на его теле: спину покрывали множество шрамов, руки и предплечья тоже. Именно поэтому обработка ран - слишком простое занятие, даже если они расположены в труднодоступных местах. От части в этом повинно и одиночество, но иметь в его жизни привязанности - себе дороже, хотя, в сердце поселилось чувство, словно одну он волей-неволей заимел. И от этого становилось страшно. 

Полог палатки колыхнулся, Бэнвэнг тут же накинул часть верхнего одеяния, прикрывая пострадавшую спину, и выжидающе уставился на вход. Кто-то по ту сторону видимо колебался, не способный решиться, но все-таки, спустя какое-то время, собрался с духом: внутрь шустро, откидывая рукой в сторону белые полотна, прошмыгнула тонкая женская фигурка, замирая на пороге, крепко зажмурив глаза и держа в руке корзинку с едой, а может лекарством. 

Сердце радостно трепыхнулось, и Бэнвэнг почти не сдержал улыбки. Он медленно поднялся и подошел к девушке, аккуратно забирая у нее ношу, после чего вернулся обратно. А'Эр приоткрыла один глаз и, убедившись, что ничего непристойного женскому взору не увидит, открыла второй. Она присела, откланиваясь и выбежала из палатки, если ему не показалось, у нее алели щеки. 

Бэнвэнг усмехнулся, глядя на плотно закрытую корзинку, и продолжил заматывать охватывающие туловище бинты. Нельзя преступать черту. Эта мысль билась в голове набатом, сводя на нет все приятное, что начало зарождаться где-то под ребрами. И он прекрасно знал почему. 

Потом будет больнее - этот урок был выучен еще в самом начале его жизни, когда он был единственным спутником молодого наследника, уже тогда отличившегося особой жестокостью. Он отнимал у Бэнвэнг все, что приносило счастье. Уничтожал, ломал, истязал и портил до неузнаваемости. Также было и с первой любовью. Он навсегда выучил этот урок, на всю жизнь запомнил слезы, вопли и девичьи стенания. Это воспоминание было одним из самых отвратительных, самым болезненным и, пожалуй, единственным, что он не мог стереть. 

Бэнвэнг поднялся, подошел к выходу и приподнял белый полог. На улице за это время уже стемнело, солдаты ужинали, сидя у походных костров, искры которых взмывали в небо прекрасной россопью золотых огоньков. Романтичное прекрасное зрелище, но ему оно же было отвратно до ужаса. Бэнвэнг отпустил шторки шатра, возвращаясь обратно и приоткрывая крышку принесенной корзины. Идти ужинать к остальным не хотелось - слишком много шума и суеты, душа же требовала покоя. Он достал тарелку полную супа и немного зачерпнул ложкой пробуя. Вкус не разочаровал. Если А'Эр когда-нибудь выйдет замуж, то станет прекрасной женой, ведь в ней сочетались все лучшие женские добродетели. Бэнвэнг этого почему-то желал всем сердцем. 

Полог шатра распахнулся, и он резко обернулся, глядя на вошедшего человека в военной форме. Мужчина же окинул взглядом обстановку, останавливаясь на двух вещах: еще не убранных медикаментах и стоящей на кушетке корзине. 

- Снова? - Бэнвэнг закрыл тарелку с супом, убирая ее обратно, и полностью развернулся к мужчине, подходя к нему и на ходу натягивая легкий кожаный дрспех. Он вышел наружу не говоря ни слова, человек тоже молча следовал за ним, все же лагерь - не лучшее место для бесед, а уединенный уголок найдется всегда. 

Звуки пяных солдатских разговоров звучали отдаленно, едва долетая до укромного уголка, который генералы давно оборудовали для тайных встреч и бесед. Сюда никто не забредал, даже обходящие по округе с дозором патрули сворачивали на десяток метров раньше - непростительная в армии ленность, но сейчас за нее никто не порекал. Бэнвэнг опустился на одно из расставленных около костра бревен, взглядом окидывая присутствующих. Мужчина сел рядом. Все ожидали, но сегодня Бэнвэнг не мог им ничего сказать. Он видел по лицам, сведенным к переносице бровям, задумчивым блуждающим взглядам - все всё и так понимали. Завтрашний бой с разработанной наследним принцем стратегией, оставляет лагерь без щащиты, а врагу достается прекрасный шанс, ведь они самолично освободили ему дорогу. В условиях их местности, когда атаковать нужно по трем направлениям, они затронули лишь два, да еще и отправили основные силы, не заботясь о прикрытии. 

Генералы почти одновременно вздохнули, отводя глаза: никто не хочет умирать. Эта армия была проклята самими богами, в ее роке предписана смерть, и изменить они ничего не в силах. Действовать против приказа - мятеж, карающийся казнью. Даже самый близкий к принцу человек - Бэнвэнг - был бессилен. Они сидели так больше часа, пока костер не стал затухать, оставляя после себя тлевшие угли и серый пепел, разносимый ветром по округе. Почему-то это показалось всем символичным. 

Возвращались в лагерь по частям - слишком опасно, чтобы их видели вместе, кривотолки лишь повод для ненужных на войне подозрений. Бэнвэнг ушел последним и еще немного прогулялся меж ярко полыхающих костров, после чего вернулся в шатер. Суп принесенный А'Эр в качестве благодарности давно остыл, но его это не волновало. Бэнвэнг выпил все до последней капли. Настроение летело в бездну апатичного отчаяния, голову наполняли грустные мысли, сбежать от которых он мог только во сне, поэтому, недолго думая, Бэнвэнг завалился на кровать, скидывая сапоги и закрывая веки. Поистине сложно не думать, когда ты один. 

Громкий бой барабанов разрезал утреннюю тишину - войска отправлялись. Бэнвэнг стоял около главного шатра подле его высочества, глядя как на верную смерть уходят тысячи его соратников. Пальцы крепче сжимали меч, стискивая его до скрежета кожи по ножнам. Ему хотелось оказаться там, на поле боя, сражаться бок о бок с другими, а не отсиживаться в лагере, пока они умирают. Но он не мог. Долг пса быть подле хозяина и защищать его ценой собственной жизни. Если бы не это, его бы давно увидели в гуще битвы а не здесь. Но увы судьба распорядилась иначе. 

Генералы обернулись на него, и он слегка кивнул, получая кивки в ответ. Они прощались, возможно, навсегда. Никто никогда не знал, что произойдет на полях сражений, что всегда по их концу были залиты кровью и засыпаны телами, которые часто никто даже не хоронил. Бэнвэнг поднял глаза к ясному небу. На переферии мелькнула странная тень, и он резко обернулся, замечая край яркого, исчезнущего за углом палатки женского платья. Она тоже здесь. Слугам не положено подходить к воинам, но А'Эр раз за разом этот запрет нарушала, разнося раненым еду и лекарства добытые из личного хранилища наследного принца. Бэнвэнг не мог сказать, что не знал об этом, но просто закрывал глаза: мог бы помочь - помог. Высокий статус зачастую был бременем, клеткой в которой он жил с ранней юности, а клеймо личного слуги-охранника приросло к его имени навечно. 

Последний солдат вышел за лагерные ворота, барабаны стихли, наступила неестественная мертвая тишина. Оставшаяся горстка солдат разбрелась по своим делам, не заботясь об охране. Бэнвэнгу следовало бы расшевелить их, заставить выполнять обязаности в полной мере, но его господин молча вошел в шатер, не отдавая никаких указаний и не позволяя следовать за собой, только ссутулившаяся фигурка, державшая в руках поднос с едой, подняла на него болные бесконечной боли глаза и юркнула следом. Бэнвэнг был бессилен. 

Он опустился на то же место подле шатра, прислушиваясь к доносящимся из него звукам. Сегодня, несмотря на ясную, просто прекрасную погоду, господин был не в духе, настолько, что даже взглядом не одарил своего единственного слугу, а значит, тому не следовало даже появляться рядом. Из шатра раздался сдавленный женский крик, и Бэнвэнг дернулся, порываясь ворваться внутрь. Память тут же подкинула неприятные воспоминания, останавливая от неразумных действий. Если он сейчас войдет туда и остановит происходящее, то, что было в годы его юности, повторится. Это проверка. Проверка его выдержки, которую он должен пройти, иначе А'Эр пострадает еще больше по его вине. 

Бэнвэнг вздрагивал, крепко сжимая меч, каждый раз, когда рассекавший воздух кнут опускался на хрупкую женскую спину, каждый раз, когда раздавались сдавленные крики. В сознании рождались страшные картины того, что происходило внутри. Он видел, ясно видел, как на бледной коже остаются темные багровые полосы, не заживущие никогда, как прозрачные слезы смешиваются со стекающий из разбитых губ кровью. Он задыхался вместе с ней, пока наконец из шатра не раздался звучный окрик господина. Бэнвэнг поднялся, сжимая все свои чувства так же сильно, как сомкнулись пальцы на мече, и вошел внутрь, едва не кидаясь к распростертой на полу девушке. На лице стоящего рядом мужчины играла счастливая ехидная улыбка. Он слишком хорошо ее знал. 

- Ты не разочаровал меня, Шу Бэнвэнг, а то, по твоему вчерашнему выступлению, я уж было подумал, что ты забыл, кто твой хозяин. - Бэнвэнг склонился, стискивая зубы. Кнут упал на пол, выполнив свою ужасающую задачу, и мужчина махнул рукой, позволяя забрать девушку. 

- Есть. - он подошел к ней, закусывая губу до крови, стоило взору упасть на изуродованную спину, и аккуратно поднял ее, быстрым шагом выходя из шатра и едва ли не бегом направляясь к другому - своему. 

Бэнвэнг осторожно уложил А'Эр на живот, достал из сапога кинжал, с которым никогда не расставался, и разрезал одежду вдоль позвоночника, стараясь не задеть кровоточащих ран обнажил аллеющую от множества следов кожу. Именно поэтому ему нельзя иметь привязанностей, нельзя заводить друзей и уж тем более влюбляться. Секундная симпатия, и какой итог. Он достал из аптечки несколько лекарств - лучших из того что было - и аккуратно, перед этим промыв ранки от крови, уже начавшей запекаться, нанес их на поврежденную кожу. Если мужчину шрамы украшали и иметь их было нормально, то женщину, изуродованную кем-то, замуж уже никто не брал. Как будто это был их выбор. Но увы, у общества свои правила, которым все безоговорочно должны были следовать. Бэнвэнг проклинал их. 

Он накрыл А'Эр одеялом, поставил на стоящий около кровати столик чашку с водой и несколько баночек с мазями и вышел из шатра, обходя лагерь в поисках свободного котелка. Он был не так хорош в изготовлении лекарств, но те, что были у него, давать хрупкой девушке нельзя, причинят больше вреда нежели пользы. Бэнвэнг развел костер, ставя на него заполненный водой котелок, и вынул из запазухи несколько лекарственных трав, кидая их в еще не бурлящую воду. Он опустился рядом, кивая паре проходящих мимо солдат, кожей ощущая, как те недоуменно на него оборачиваются да перешептываются за спиной. Его личность всегда вызывала перессуды. 

Запах лекарственрых трав разнес по округе ветер, Бэнвэнг зачерпнул немного готового варева, едва не обожгя руки, и поднес чашку к губам, пробуя настойку. Вкус, как и большинства лекарств, был непереносимо горьким, но вышло оно на славу. Он поднялся, одной рукой подхватывая котелок, а другой держа миску, и направился обратно. Едва он дошел до своего шатра, на перефирии мелькнула тень, насторожившая все его естество. 

- Кто?! - силуэт шолохнулся, явно не ожидавший, что его раскроют, и кинулся в атаку. Бэнвэнг увернулся от первого выпада, резким взмахом выливая содержимое чашки врагу в лицо, но не расчитал силы, отчего половина котла вылилась на его собственные ноги. 

Человек вскрикнул, катаясь в агонии по земле, он же просто стиснул зубы, падая на одно колено. Взгляд был затуманен болью, но Бэнвэнг все же краем сознания смог определить, что доспехи на его оппоненте принадлежат вражеской армии. Разум тут же осознал всю ситуацию - случилось худшее. Бэнвэнг с трудом поднялся, заплетающимся шагом доходя до палатки и вынося оттуда меч. Он вернулся к все еще стонущему мужчине, поднимая его за шиворот и уверенно толкая в сторону главного шатра. 

Каждый шаг давался с болью, обоженные ноги нещадно ныли, не спасли даже кожаные сапоги, которые были полностью испорчены. До места они так и не дошли: со стороны ворот раздались крики ужаса, перекрываемые звоном скрещиваемых мечей, и сердце Бэнвэнг рухнуло куда-то вниз - они уже здесь. Вынимаемая из ножен сталь блеснула на солнце и тут же окрасилась кровью. Если случилось худшее, пленные им ни к чему. Он бросился к господину, около шатра которого стали собираться оставшиеся солдаты. Жалкая сотня против нескольких тысяч - что они могли сделать? Страх, ужас и отрицание. Бэнвэнг видел и испытывал эти эмоции миллионы раз, они не менялись, но сейчас, все, что он чувствовал - это усталость. Он и не только он, а множество генералов и обычных солдат предупреждали об этом, все предвидели такой исход. 

Между палатками мелькнули вражеские доспехи, и Бэнвэнг кинулся в атаку, снося первые ряды противника, наступавшего со всех сторон. Меч летал, разрубая воздух и человеческие тела: обычные солдаты ему не ровня. Остальные бились с ним бок о бок, защищая ни на что не годного наследного принца. Ради чего? После смерти нет ни славы ни почета, их и при жизни не будет, так в чем смысл? Никто не знал, просто таков был закон сегодняшнего общества, деление на классы, огромная бездна между людьми, что кроме как статусом больше ничем не отличались. 

Бэнвэнг вздрогнул от неожиданности, когда руку прошило болью, все же сражаться против нескольких десятков одновременно за гранью человеческих возможностей, каким бы гением боевых искусств воин не был. Он перерезал кому-то горло и ринулся вперед, не замечая, что за его спиной битва уже была проиграна. Главный шатер полыхал, а солдаты, окруженные врагами продолжали отчаянно сражаться, не ведая о том, что командир давно сбежал. Оставил собственную армию, чтобы спасти свою шкуру. 

Бэнвэнг получил резкий удар в грудь, отлетая на несколько метров между палатками. Его теснили, отрезали от остальных, он их больше не видел, сражаясь отступал, сам не зная куда, просто не мог выносить напора врагов. А те знали, что раненный и избитый он им не угроза, загнали в угол, оставив человек пять, чтобы добить. Бэнвэнг оперся на меч, отчаянно не желая сдаваться. Жизнь не жизнь, в голове не было ни единой мысли, только животный инстинк, твердивший драться, ведь ударив первый раз, остановиться уже почти невозможно. 

Он отбил нацеленную в сердце атаку, но пропустил другую. Меч вонзился в кость, если бы чуть выше, он умер бы от обильного кровотечения уже через минуту. Судьба странная штука. Всю его жизнь она глумилась над ним, заставляя страдать, но стоило ему приблизиться к смерти, как она решила внезапно помочь, уберегая от большинства фатальных атак. Бэнвэнг запнулся, падая на спину и в последний момент останавливая обрушившиеся на него мечи. Сил оттолкнуть их уже не было. 

Что-то, ударившись о голову одного из рападавших, разлетелось на куски, отчего тот пошатнулся и завалился на бок. Остальные обернулись, напрочь забывая о лежавшем на земле и сосредотачивая свои атаки на слабой девушке, что в ужасе зажмурилась, даже не пытаясь отбиться. Бэнвэнг попытался подняться, но не смог, бессильно наблюдая, как несколько мечей пронзили хрупкое тело. Ярость на секунду вернула силы, позволяя забыть о ранах и невыносимой боли и вскочить на ноги. Его собственная жизнь больше не имела смысла, но и жизни оставшихся врагов тоже. Один даже не успел обернуться, когда его ностиг сильный удар, снесший голову, второй же смог отбить занесенный меч, нанося Бэнвэнгу последнюю в его жизни рану. Однако даже это не спасло его самого от гибели, ведь мертвым терять нечего. 

Бэнвэнг сделал несколько шагов, останавливаясь около девичьего тела, ощущая как остатки жизненных сил утекают вместе с хлещущей кровью, и рухнул рядом с ним на землю. Пальцы с трудом переплелись с чужими, уже холодными. А'Эр не заслужила этого. Он чуть повернул голову в последний раз разглядывая ее профиль, который находил невероятно очаровательным, впрочем, как и все в ней, и закрыл глаза, первый раз за всю свою жизнь свободно улыбаясь. Хотя бы в конце он мог быть собой.