Мы стояли бок о бок с человеком, с которым я был знаком от силы полчаса и ждали, когда откроются двери. Из динамиков послышалось: Щелковская, конечная. Поезд дальше не идет, просьба выйти из вагона. Голос из динамиков вещал и дальше, но слова потонули на фоне оглушительного душераздирающего крика, от которого мое сердце сжалось в ужасе. Как же хотелось, чтобы все это оказалось кошмарным сном, а не реальностью…
Будни на то и будни, что все они однотипны и похожи друг на друга с мельчайшими различиями вроде случайного диалога в кофейне с бариста или выбора другого ресторана в обеденный перерыв. В мире, где все систематизировано и стандартизировано, я был обычным работником со средней зарплатой и минимумом, который должен выполнить за месяц. Конечно, хотелось быть выше и блистательнее многих, но уже к своим двадцати семи я смирился с участью, какой рано или поздно приходится мириться большинству без исключения. Жизнь вроде и идет, но уж как-то очень посредственно и тихо. И пусть это то, к чему стремился всю свою жизнь.
После работы стаканчик кофе и скорее в метро, пока не настал час пик и станции не наводнили люди. Из плюсов — практически пустой вагон и свободные места. В центре как обычно навалит народ, а там уже и мне выходить. Затем электричка, пять минут пешком от станции и вот он дом. А там уж закажу еды и гляну какой-нибудь фильм из списка. Восьмичасовой сон. Работа. И повторить.
Не буду скрывать, два года такой работы выжали все соки, сотворив из меня бренную оболочку, физически изнуренную постоянством. Грозящее недавно увольнение казалось не таким уж плохим вариантом, пусть и родители разводили панику, коей уподоблялся и я. А после все улеглось, и о сокращении не вспоминали. Жизнь вернулась в прежнее русло.
С самой первой зарплаты я откладывал немного средств, чтобы когда-нибудь уволиться и пару месяцев передохнуть в поисках планов на будущее. И, конечно же, хотелось накопить сил и желания продолжать быть винтиком этой громадной бездушной системы. По крайней мере двухнедельный оплачиваемый отпуск мне не особо помог почувствовать себя отдохнувшим, не тем более полным энергии вновь рваться в бой. Ни на миг не покидало ощущение своей никудышности в сфере маркетинга. Работа душила во мне меня, а чертовы бумажки не отпускали даже во сне. Шесть лет вбухал на диплом. И ради чего это? Чтобы через четыре года ненавидеть то, чем занимаешься?
С такими мыслями я зашел в метро, прошел через турникет и дошел до другой стороны станции. Как раз к этому моменту число на табло достигло минуты тридцать. Я переминался с ноги на ногу, чувствуя растекающееся во мне раздражение, пока не подъехал состав. Хотелось поскорее сесть и забыться до нужной остановки, а может и немного поспать. Я стал с края от двери, чтобы пропустить выходящих, после чего зашел сам. Как и ожидалось, в вагоне сидела пара человек, остальные места были свободны. Устроившись на сидении, чтобы видеть станции из окна, я лениво размышлял о еде, которую закажу на дом.
Поезд тронулся и успел проехать пару станций. Я смотрел в окно, наблюдая свое отражение на стекле, и следил за километрами тянущихся в туннеле проводов. Мне нравилось ездить в метро — это было единственным, что мне нравилось в шумной и многолюдной Москве, как бы глупо это не звучало. Станции поражали своей красотой и разнообразием архитектуры, люди своей торопливостью, а составы — стабильностью. Метро очаровало меня ребенком и продолжало очаровывать меня и сейчас.
И тут меня поразило, как стрелой. Где-то глубоко внутри возникло что-то, что называют предчувствием. Оно росло с каждой минутой, скребло по расшатанным после рабочего дня нервам, пылало огненными знаками, гремело барабанным звоном, пытаясь что-то мне сказать. Липкое ощущение чего-то грядущего, чего-то странного и не вписывающегося в будничный ход событий.
Я осмотрелся, пытаясь увидеть кого-то, кто выглядел подозрительно и имел при себе большую сумку. Слева от меня сидела женщина, читающая книгу, напротив нее мужчина спал, задрав голову наверх. Рядом со мной сидел школьник и увлеченно играл в какую-то игру в телефоне. Помимо еще двух женщин и мужчины ничем не примечательного вида, в вагоне сидел парень с придурковатой ухмылкой на лице. На террориста смертника он не походил. Тяжко выдохнув и закатив глаза, я затолкнул свое предчувствие куда поглубже. Однако, неприятный осадок саднящего беспокойства остался.
Людей немного прибавилось, но свободных мест еще было полно. Мы тронулись, оставляя Кунцевскую позади. Я вытянул шею, когда мы вынырнули из метро на улицу, и вглядывался в здания, хоть и делал это множество раз, но не терял надежду увидеть там что-то новое. Поезд заехал в туннель с громким свистом. Я сполз ниже, запахивая пальто сильнее. На улице было прохладнее, чем вчера, а значит скоро придется доставать зимнюю куртку.
Мы ехали и ехали, а чувство все усиливалось. Я уже подумывал выйти из вагона и подождать следующий, но решил, что это будет совсем как-то по-детски, к тому же следующий состав мог и не быть таким пустым. Ничего такого явно не происходило, стоило винить богатое воображение или буянивших тараканов в голове. Я выдохнул, устало прикрывая глаза.
— Знаешь, что странно?
Незнакомый голос вырвал меня из глубоких размышлений в реальность. Я открыл глаза и с удивлением оглянулся и увидел сбоку молодого парня лет двадцати двух, который до этого ухмылялся, глядя в окно. Он выглядел взбудоражено и не отводил от выхода взгляда, даже когда заговорил со мной. Недолго думая, я ответил:
— Что?
— Арбатско-Покровская линия самая протяженная из всех, ее длина чуть больше 45 километров, поезда ходят с интервалом в среднем в полторы минуты со скоростью где-то в 40-42 километра в час, — с умным лицом рассказал мне незнакомец, казалось, загипнотизированный открывающимся видом на черноту туннеля.
— Все ясно, псих какой-то, — подумал про себя я, оглянув его оценивающим взглядом. Парень, казалось, не особо заботился о своей внешности, его кроссовки были в пыли и грязи, куртка выглядела изношенной, так еще и мешком свисала с него, а волосы растрепаны во все стороны. Возможно, у него были проблемы со средствами, но не настолько, чтобы ему приходилось голодать. А значит незнакомец не бездомный. Я оглянулся в поисках свободного места, решив от него на всякий случай пересесть, а то мало ли чего он мог задумать. В вагоне стало как-то слишком многолюдно и свободных мест для меня не нашлось. Я вздохнул.
— И к чему мне это знать? — не скрывая раздражительности в голосе, выпалил я. Как-то не хотелось еще двадцать минут наслаждаться его компанией.
Впереди замаячил свет, а значит мы приближались к станции. Состав затормозил. Из вагона вышло несколько человек, взамен им вошла парочка, держась за руки. Они стали сбоку у выхода и тут же стали целоваться. Парень обхватил девушку за талию и прижал к себе, а та ему начала шептать что-то на ухо. Я отвернулся, встречаясь взглядом с психом, который с изучающим лицом разглядывал вошедших.
— Еще и извращенец, — всплыло у меня в голове. Я невольно нахмурился, ощутив себя полным кретином, который только и клеил на других ярлыки со скоростью света.
— К тому…- протянул парень, поглощенный зрелищем у меня за спиной. Парочка громко засмеялась на весь вагон. — к тому, что нам на встречу еще не проехало ни одного состава.
Я молниеносно повернул голову в сторону платформы. Напротив, где мог бы стоять состав, зияла пустота. Я сглотнул, чувствуя, как во рту молниеносно пересохло.
— Нет, глупости какие. Состава нет, но может он еще едет в туннеле, может мы просто не пересеклись. — скептически подумал я, — Скорее всего он дурит мне голову, а я был просто невнимателен.
— Как долго ты наблюдал?
Я решил добиться от него признания или хотя бы поймать его на лжи и успокоить нарастающую тревогу. Одна часть меня ликовала, когда другая пришла в смятение от такого невероятного заявления.
— Я сел на Строгино, понял, что что-то не так, когда в туннеле на Крылатское не услышал движения других поездов, а там, между прочим, семь минут ехать. Ну, а потом ни на Молодежной, ни на Кунцевской не встречалось составов.
Мне стало не по себе. Я почувствовал себя тем еще остолопом, который не додумался до такой простой вещи. Однако, несмотря на свои ощущения до этого, я все-таки с недоверием отнесся к его словам. Теперь, зная, на что обращать внимание, я вглядывался в черноту туннеля, вслушивался в гул и с содроганием пытался дождаться ответного звука или света, проезжающего мимо состава. Парень не наседал больше, словно давал мне время на наблюдение и обдумывание.
Мы доехали до Парка Победы, где я почувствовал себя проигравшим. Не зная, что думать, я обратился взглядом к незнакомцу, который все это время бубнил себе под нос какую-то ересь. Казалось, странная ситуация ничуть не пугала его, когда меня прошиб озноб.
— Что происходит? — серьезно спросил я. В голову лезла одна паранормальщина, отчего мне становилось тошно.
— Не знаю, — с легкой небрежностью ответил он, пожав плечами. Я поймал себя на мысли, что еще немного и врежу ему.
— Тогда какие идеи? Вероятно, что-то случилось и движение той стороны отменили.
Я надеялся, нет, верил, что все обойдется. Хотел найти какое-то логическое объяснение всему происходящему. Мой компаньон в целом был обрадован моим предположением. По крайней мере, мне хотелось так думать.
— Если бы это было так, то не думаешь, что об этом хоть что-нибудь да написали?
Я включил телефон, забивая в поисковик запрос о происшествиях на Арбатско-Покровской линии. В ленте вылезли новости месячной, а то и годовалой давности. С таким отчаянием я еще никогда не искал новости. Других предположений у меня не оказалось.
И вместе с этим меня тревожило его превосходство, начиная от закравшихся подозрений насчет состава, заканчивая анализом событий в целом. Как бы не хотелось это признавать, парень был чертовски умен и спокоен. Значило ли это полную обреченность ситуации, если на мой вопрос он не знал ответ?
— Может, просто выйдем из состава? — с безысходностью в голосе произнес я.
— Не хочу тебя расстраивать… — он немного поубавил спеси, когда произносил это. Возникло ощущение, что остаток фразы разрывал его видение жизни на мелкие кусочки. Да и выглядел он не обнадеживающе.
— Но, — я попытался подтолкнуть к ответу со страхом, что мой мир перевернется, если он договорит.
Его губы плотно сжались, а сам он насупился. Я решил, что не буду давить на него.
— Не так уж и хотелось знать, — подумал я, оправдывая собственную трусость, — хотя кого я обманываю?
Мы проехали Киевскую, и я вспомнил, что мне через три станции выходить. Людей становилось все больше. У прохода толпились люди, возле нас уже кто-то стоял. Мужчина в сером пальто и с кожаным портфелем в руках выглядел измотанным после рабочего дня и почти висел, держась за верхнюю перекладину. Сбоку я заметил пожилую женщину с тростью. Я мигом поднялся и потянул ее за рукав, привлекая внимание.
— Садитесь.
— Спасибо.
На лице невольно появилась улыбка, которая мигом стерлась, стоило мне увидеть его побледневшее лицо и опустошенный взгляд. Он повернулся к бабушке, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же остановился, не увидев того, кому эти слова предназначались. Парень побелел еще сильнее и растерянно озирался по сторонам, пока я не ткнул его в плечо. Он тут же встал, и мужчина с кожаным портфелем сел на его место.
— Кстати, мы так и не познакомились. Я Максим.
— Игорь.
Максим протянул мне руку, и я на автомате пожал ее. Рука оказалась холодной, из-за чего я вздрогнул.
— Так что? — нерешительно напомнил я о своем вопросе.
— Да. — он тяжело вздохнул. — Посмотри на тех, кто собирается выходить. Видишь, там стоит женщина в сером пальто с ярко-голубым платком?
— Ага.
Он опять начинал издалека, словно хотел подготовить меня к шокирующей правде. Я вглядывался в женщину, пытаясь высмотреть в ней что-то подозрительное. К счастью или несчастью, она была обычной.
— И что?
— Скоро подъедем, состав уже начал тормозить.
Я покрепче сжал поручень, ожидая какой-то странности, когда как Максим стоял, запустив руки в карманы пальто. Плавно, без эксцессов, состав остановился. Открылись двери, женщина вместе с парой человек в черной одежде вышли, на платформе столпились люди. Я смотрел на женщину, пока она не исчезла за спиной крупного мужчины. Почти разочарованный, я повернулся к Максиму, а тот раздраженно цыкнул и повернул мою голову обратно. Меня охватил ужас. С потрясением в глазах я наблюдал, как та же женщина с тем же голубым платком заходила в вагон, как ни в чем не бывало.
— Что с ней? Она ошиблась и вышла не там?
— Никто не может выйти отсюда. Люди, которые выходят на нужной им станции через минуту заходят обратно. Это как массовый гипноз. Не знаю, не уверен, что это возможно в таких количествах. Одно я могу сказать, тут многие люди уже пытались выйти. После этого они стоят, как раньше и, видимо, ждут своей станции.
Я бросился к этой женщине через толпу людей. Кто-то выругался, когда я зацепил чей-то рюкзак. Меня это не волновало. Я подошел к ней — красный, испуганный и взъерошенный с сердцем, которое готово было выпрыгнуть через горло. Сам походил на психа, которым обозвал некоторое время назад Максима.
— Скажите, на какой вы станции выходите? — требовательно спросил я.
Ее взор был затуманен, она будто не слышала меня, но подняла голову на голос. Я схватил ее за плечи и притянул к себе, повторив громче тот же вопрос.
— На Арбатской, — тихо произнесла она, глядя в табло над дверью.
Красная лампочка мигала, указывая на то, что мы приближались к Площади Революции. Арбатская осталась позади.
— Вы проехали, — из меня с трудом вышли эти слова.
— Нет, мне еще не скоро выходить, — спокойно ответила женщина, пытаясь отцепить мои руки, которые все сильнее сжимали ее плечи.
— Арбатская уже была, мы едем к Площади Революции.
— Молодой человек, вы ошибаетесь. Сейчас мы подъезжаем к Молодежной, — как ни в чем не бывало, произнесла она. Мои пальцы побелели.
— Да как вы не видите! — я не выдержал и закричал на нее и начал трясти. Подбежал Максим, оттаскивая меня от испуганной женщины.
— Прошу его простить, он первый раз едет в метро, вот и перепутал, — оправдался Максим с обворожительной улыбкой на губах.
Он повел меня на другой конец вагона под недовольные бормотания пассажиров. Я успокоился, но все равно был на взводе.
— Ну ты и кретин. Я же сказал, что они не понимают, что проехали.
Я не знал, что ответить на оскорбление. В другой бы ситуации Максим услышал от меня пару нелестных, но сейчас спокойно принял эти слова. Мы молча стояли, глядя на толпу людей, которая должна была выйти на каких-то станциях, пойти домой, поужинать и лечь спать. Как должен был я, а теперь не знал, что будет.
— Почему ты решил рассказать это мне?
Его интерес к моей персоне вызывал во мне долю любопытства. Редко, когда человек в метро пожелает поболтать с незнакомцем, обычно ограничиваются бытовыми вопросами: «Вы выходите на следующей?» или «Какая это станция?». Почему-то он не рассказал это другим, возможно, стоило рассказать всем, кто находился в нашем вагоне или хотя бы машинисту.
— Ты выглядел растерянным и взвинченным. Я подумал, что тебя что-то тревожит, но при этом ты не сидел в телефоне, чтобы кто-то тебе написал, не следил за временем на своих часах, чтобы опаздывать, не читал книгу, — он замолчал, как бы на полуслове.
Едва ли я мог сдержать свое восхищение. Среди всех пассажиров нашего вагона он единственный, кто сразу же догадался обо всем. Но восторг его внимательностью сменился подозрением. Неужели, он следил за мной?
— Прости, наверное, это звучит жутко, но просто, как мне кажется, ты уж слишком серьезно вглядывался в окно, — попытался успокоить меня Максим. — Я не маньяк какой-нибудь.
— Маньяк бы тоже так сказал.
— Да, это точно.
Он засмеялся, как люди смеются из-за своей недогадливости, когда все уж слишком очевидно. Я улыбнулся, решив, что стоит запихнуть свою паранойю куда подальше, хотя бы относительно всего, что касается Максима.
— Но почему они не поняли?
— Да просто взгляни на них: кто-то сидит в телефоне и не замечает ничего вокруг, парочка поглощена друг другом, а работяги мыслями о семье и отдыхе, есть еще те, кто слушает музыку, смотрит что-то или читает книгу. В целом много чего можно делать в метро, чтобы не замечать незаметных изменений.
— А ты у нас гордое исключение из правил, — с издевкой сказал я. Чертов защитный рефлекс, появляющийся в стрессовых ситуациях.
— Ну у меня телефон разрядился, — добродушно ответил он, — как раз тогда, когда я искал новости про сбои в работе он и отключился.
— Иронично. Повернись все иначе, ты бы даже не заметил ничего подозрительного.
— Может быть.
Мы стояли, чувствуя одно и то же волнение, разделенный на двоих. Поезд начал тормозить, издавая оглушительный скрежет. Я чуть не пошел инстинктивно к двери, чтобы выйти на Курской, едва загасив это желание. Краем глаза я заметил бабушку, которая с трудом поднялась с места и поковыляла к другому выходу. Внутри все сжалось. Если бы я побежал, то не успел бы прорваться через толпу людей.
— Не выходите! — крикнул я на весь вагон.
Люди повернулись на меня, изучая пустым взглядом, а после возвратились к своим делам. Я подбежал к окну и смотрел, как она выходит, цокая палочкой по бетонному полу. Секунда, и бабушка уже стояла среди тех, кто собирался зайти в вагон. Ее место уже заняли. Она зашла, прижавшись к поручню. Двери закрылись, и мы поехали дальше. Так я проехал свою станцию.
По моим щекам потекли слезы. Я не сразу их заметил, и быстро стер. Максим о чём-то размышлял, и как же я хотел, чтобы он не заметил этой секундной слабости.
— Что с нами будет, когда мы доедем до конечной? — мой голос дрогнул.
— Хотелось бы мне знать, — как-то совсем печально изрек Максим, отчего настроение упало еще ниже.
— Мог бы соврать что-нибудь.
— Враньем делу не поможешь.
Он был прав. Прав во всем. О чем я только дошел своим умом, Максим уже проанализировал и нашел ответ. Я не произнес ни слова, пока стало невыносимо молчать. Мы уже отъезжали от Партизанской, когда меня посетила идея.
— А что если связаться с машинистом и остановить состав? Или дернуть за ручку и выпрыгнуть на переезде Измайловской? Еще можно… — уж слишком громко я выдвигал идеи, из-за чего Максим взволнованно огляделся и закрыл мне рот рукой.
— Тише ты. Все это, несомненно, хорошие идеи, если бы дело касалось каких-нибудь террористов или экстренных случаев. — Максим выглядел испуганным, говорил слишком быстро, глотая окончания. — Мы не встречаем встречные поезда, потому что, простите меня Людмила Ивановна, мы прыгаем в другое измерение, а возвращаемся только на станции, чтобы собрать еще больше людей. Других вариантов у меня нет.
— Кто еще такая Людмила Ивановна? — стало громко, и мне пришлось кричать Максиму прямо на ухо.
— Моя многоуважаемая преподавательница физики. Ты не на том сосредоточен. Догоняешь для чего нас собирают?
Я помотал головой, боясь словами реализовать свои домыслы в действительный мир. Однако, Максим не собирался молчать. Как только грохот стих, он ответил:
— Мы либо корм, либо образцы для экспериментов. И то, и другое не то, чем я хотел заняться этим вечером. Я также не исключаю вариант, где на конечной нас выкинет в нашу реальность и все закончится, но это маловероятно.
— Почему?
— А много ты слышал о людях, которые выбрались живыми, покатавшись между измерений?
— Видел по Рен-ТВ одну передачу.
— Ты безнадежен.
— В твоих словах как-то тоже маловато научной подоплеки, — я с сарказмом парировал его насмешку.
И тут, как гром среди ясного неба, голос оповестил: Следующая станция Щелковская. Остаток фразы стерся, оглушаемый гулом в ушах. Мы замерли, прекратив свой глупый спор. Мне стало страшно и жарко, я схватился за голову, пытаясь не закричать. Из-за невероятно огромного количества людей в вагоне стояла невыносимая духота. Максим дернул меня, приводя в чувства.
— Что нам делать?! — Паника нарастала, грохот состава словно отмерял последние оставшиеся мне минуты жизни.
— Я не знаю, — сохраняя рассудок, ответил Максим, из-за чего я едва не завыл.
— Придумай!
— Я не знаю! Думаешь только тебе страшно?! Я ни черта не понимаю, привожу какие-то антинаучные факты, пытаясь сделать из говна и палок что-то убедительное лишь бы успокоить себя. Так и ты еще нервируешь.
Я стоял, осознавая, что медленно схожу с ума. Хоть и был старше, а не мог взять инициативу в свои руки. Это что же получается, сейчас я умру от какой-то необъяснимой жути? От этой мысли стало как-то проще принять свою судьбу и смириться с неминуемой гибелью, как раз к тому моменту, когда состав начал медленно тормозить. Внутри все похолодело.
— Двери открылись, — изрек обыденным тоном я.
— Знаю.
— Ты пьешь?
Максим посмотрел на меня, как на сумасшедшего, но ответил:
— По праздникам.
— Отлично. У меня дома стоит бутылка односолодового виски 12-летней выдержки, когда освободимся, выпьем.
Максим улыбнулся. Я улыбнулся в ответ, наслаждаясь своей сладкой ложью. Словно мы не висели на волоске от смерти, словно за дверьми нас не ждало что-то необъяснимое, словно дел тут на пять минут, а потом мы разойдемся по домам и больше никогда не встретимся. И действительно, после этих слов прибавилось уверенности в собственных возможностях.
Люди выходили, видимо, каждый узнав нужную ему станцию. Они уходили все направо большим потоком, двигаясь слаженно и равномерно. А там их ждало нечто, чьи утробные звуки, чавкающие и трескучие, доносились до меня и Максима, заставляя первородные инстинкты вопить об опасности. Один мужчина вышел из нашего вагона и закричал:
— Что черт возьми происходит?!
Еще несколько закричали от ужаса и бежали в противоположную от потока сторону. Мы не смели двинуться, даже не хотели видеть то, к кому шла вся эта безропотная толпа. Крики людей, которые не выходили до этого из вагона, становились все громче и душераздирающе, пока не тонули в шуме надвигающегося в нашу сторону ужаса. В толпе то и дело шныряли существа карликового роста с огромными раздутыми головами и выпученными как у рыб глазами, которые пытались протиснуться сквозь толпу и выхватить тех, кто сопротивлялся гипнозу. Они, кажется, были настолько увлечены этим занятием, что совсем не заметили нас. Мне удалось рассмотреть их руки, напоминавшие птичьи лапы с закругленными и наверняка острыми когтями, которыми они хватали людей и утаскивали в направлении потока. Их кожа была бледно синей с зеленоватым трупным оттенком, из-за чего все они напоминали восставших из земли мертвецов.
Я почти разглядел их лица, как Максим толкнул меня к сидениям и придавил меня к полу. Существо заглянуло в вагон и через пару напряженных секунд скрылось. Только после этого Максим слез с меня и осторожно выглянул в окно. Пусть и было чертовски страшно, но любопытство победило, и я присоединился к наблюдению.
Меня беспокоила одна мысль, ответ на которую я хотел найти самостоятельно, не спрашивая об этом у Максима. Откуда он узнал, что существо нас не заметит на полу? Я пристально вглядывался, все никак не улавливая связи, пока мой новоявленный друг скорее всего был на несколько шагов впереди меня.
— Ну же, смотри внимательнее! Ищи ответ, — забилась в голове требовательная мысль.
А потом мой взгляд зацепился за мальчика, который сидел на корточках посреди всей этой вакханалии и плакал, монстры хватали взрослых, и проходили мимо него, словно ребенка там и не было.
— Они его не видят, — ошарашено изрек я. В голове еще не укладывалось, как так это вышло, что ни мальчика, ни нас, лежащих на полу, существа не заметили.
— Видимо, это как-то связано с расположением и строением их глаз, — подытожил мое высказывание Максим. — Благодаря этому мы еще живы.
— Надолго ли?
Максим промолчал, тяжело вздохнув. Ситуацию ухудшал тот факт, что людей становилось все меньше, а это значило, что мальчик останется один. Его увидит то существо, которое издавало эти громкие жуткие звуки, поэтому я даже не сомневался, что оно было огромным и устрашающим.
— Мы должны помочь ему, — твердо произнес я.
Я посмотрел прямо Максиму в глаза, и, видимо, он увидел в них достаточно решимости, чтобы согласиться. Мы друг другу кивнули, понимая, что от осторожности зависит не только жизнь мальчика, но и наша. На корточках я устремился к двери, опасаясь, что уродливые существа из иного мира смогут увидеть меня. Почти ползком я двинулся к мальчику, который до сих пор плакал, спрятав лицо в ладонях. Видимо, его очень сильно потрясла картина хаоса, творившаяся вокруг, да и нельзя было исключать, что в этой толкучке он наверняка потерял своих родителей. Столь печальный факт придал мне сил, чтобы я переборол страх и ускорился, снуя между расторопными тварями, вылавливающими оставшихся в своем рассудке людей. Очередь к существу иссякала, но толпа до сих пор скрывала это неведомое нечто от моих глаз. Я старался не смотреть в ту сторону, боясь, что мой разум не вынесет столь ужасающей картины. Максим полз сзади, предупреждая о приближении карликов мутантов. С ним, прикрывающим мою спину, я чувствовал себя увереннее. И, наконец, мы достигли цели.
— Мальчик, мы тебе поможем, — почти шепотом произнес я.
Ребенок повернулся на мой голос, его взгляд зацепился на нас с Максимом. В красных от слез глазах появился проблеск надежды.
— Пригнись! — скомандовал я, наблюдая за болтающимися без дела уродливыми карликами. Я испугался настигнувшему так быстро окончанию. В вагонах были сотни людей, и теперь все они мертвы. Раздался грохочущий вой, из-за которого заложило уши, завибрировали стекла в вагонах, а лампы разбились, осыпаясь стекольным дождем на нас. Машинально я пригнулся, прижимая ребенка к груди. Страх смешался с ужасом от неизвестного этому миру зова, который придавил меня к полу, словно маленькую букашку огромной ногой. Тело безостановочно тряслось, как в припадке, а голос разума затмило настойчивое послание этого монстра.
«Посмотри» — требовало оно.
Не в силах противостоять ему, я направил свой взгляд в сторону существа. И из моего горла раздался вопль отчаяния. В глазах помутилось, скорее всего, это и спасло меня от безумия, которое точно бы настигло меня, если бы я рассмотрел это адское создание целиком. Одни лишь нечеткие очертания в полутьме едва не заставили меня упасть в обморок. И все только благодаря Максиму, который врезал мне кулаком по лицу.
— Приди в себя, Игорь! — орал он, пытаясь перекричать зов монстра.
Максим был бледен в свете, идущем от состава, его руки тряслись, пусть он старался выглядеть спокойным. Я знал, что ему пришлось пройти через тоже самое, и от этого мне стало легче. Стряхнув с пальто осколки, я снял его, по-прежнему стоя на корточках, а затем обернул мальчика в него.
— Все будет хорошо, — произнес я дрожащим голосом. Не знаю, поверил ли мне ребенок, но он кивнул.
Чудовище взвыло, хотя я не уверен, что это был за звук и какие эмоции, если у этого создания вообще они были, он передавал. Однако, после этого все уродливые прислужники направились к существу. Мое внимание привлек шум из первого вагона, где машинист сражался с когтистой тварью, которая отступила, почти загнав человека в угол. Мужчина в форме сполз по стенке, держась за голову. Его грудная клетка ходила ходуном, а губы шевелились, произнося наперебой слова.
— Эй! — вырвалось у меня из груди. Мужчина встрепенулся и посмотрел на нас. Не знаю, что он увидел в моем лице, но тут же вскочил на ноги и ринулся в кабину. Максим поднялся, и, словно не в себе, дернул меня за руку, призывая подняться. Мое смятение заставило его ослабить хватку.
— Тем существам сейчас не до нас, а нам пора бежать.
Я поднялся. Максим схватил мальчика и побежал к вагону. Я оглянулся на бегу, стараясь вскользь пробежаться взглядом, смея посмотреть только на пол под существом. Оно двигалось, медленно спускаясь по ступеням. Его слуги столпились, слаженно неся огромных размеров хвост. От огромной тяжести их придавливало насмерть к земле, их крики тонули под многотонной массой. Взамен умершим прибегали все новые карлики, выползавшие из живота монстра с криками, похожими на предсмертные стенания.
Меня затошнило, но я держал все в себе, понимая, что на это нет времени. Максим уже находился в вагоне, когда лампочки над входом замигали красным. Меня охватило отчаяние. Собрав все силы, я разогнался и прыгнул. Максим удерживал двери, состав уже начал движение. Последний рывок, и я полетел на него, сбивая его с ног своим весом. Двери закрылись, и мы нырнули в туннель.
Все случилось так быстро, что теперь я не мог отдышаться и осознать, что с приезда на станцию Щелковская прошло от силы три минуты. Мы так и сидели на полу вагона в попытке привести дыхание в норму. Мальчик лежал на сидениях, от страха не издавая ни звука.
— Я не знаю, что это было, но мы спаслись, — донеслось из динамика. — Правда, у меня для вас плохие новости. Дальше тупик.
Максим поднялся на ноги и подошел к двери. Он нажал на кнопку и подождал, пока загорится красный огонек.
— Предлагаю остановиться там и подождать. Вы же сможете разогнаться, если что?
— Да.
Мы остановились. Двери открылись. Машинист вышел из первого вагона и направился к нам, после чего мы последовали за ним к хвосту поезда. Я нес ребенка, который от этих всех потрясений уснул. Это было к лучшему. Максим обсуждал с машинистом возможность протаранить существо составом и, если получится, убить. Мне же хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.
Я чувствовал, как мои веки слипались, а ноги подкашивались. Дойдя до вагона, я уложил мальчика на сидения и сам лег рядом, одолеваемый сонливостью. Максим тряс меня изо всех сил, когда за его спиной машинист упал, погружаясь в сон. Я знал, что это неестественно, что это существо заставляет меня уснуть, но эти чары были столь огромны, что и Максим вскоре ослаб, оседая передо мной на колени и по-прежнему держа меня за грудки.
— Увидимся на той стороне, — прошептал Максим, после чего разжал руки и свалился на пол.
Из-под моих закрывшихся глаз потекли слезы.
***
Свет ударил мне в глаза, заставляя все тело пробудиться от сковывающего сна. Я попытался закрыться от раздражителя рукой, после чего меня с силой дернули, усаживая на пятую точку. С трудом я продрал глаза и уставился на сотрудника полиции, который уже держал мой паспорт в руках и светил в него фонариком.
— Игорь Витальевич, что же вы делали в вагоне в тупике один? Разве не слышали, что за это штраф полагается?
Я сосредоточился на словах полицейского и нахмурил лоб. В моей памяти расплылось белое пятно с проблесками воспоминаний, усеянных, как зерно в курятнике. Что-то в словах правоохранителя меня насторожило, пришлось поднапрячь мозги, чтобы вспомнить.
Как обычно я сел в метро, но что-то было не так, как раньше. В голове вспыхивал нечеткий образ, дерзкие интонации голоса, своенравные мысли, которые мне ни за что не догнать. Откуда это? Я всегда был один, но в этот раз все вышло иначе…
— Я был не один. Со мной был мальчик лет шести, парень где-то двадцати трех лет и машинист состава. — Вслед за тем, как я вспомнил Максима, забытые воспоминания вернулись ко мне.
— Тц.
Полицейский нервно озарился и швырнул паспорт в меня. Его одежда и тело начала рассыпаться, а на его лице появилась агония. Нечеловеческий крик, похожий на вой ветра по пустынному дому, разнесся по вагону и затих вслед с рассыпавшимся в прах созданием. Я потерял сознание и в ту же минуту очнулся.
Вокруг были люди, туннель освещался огнями. Я чувствовал, как мое тело потряхивает, а сердце бешено стучит. Врач посветил мне в глаза, проверил пульс, после чего что-то вколол. С трудом мне удалось повернуть голову. Там врачи боролись за жизнь Максима, используя дефибриллятор и кислородную маску. Чуть дальше на носилках уносили мальчика. В этот момент полнейшей безнадежности я взмолился к богу, прося спасти их. Мне не хотелось верить, что столь проницательный человек погибнет от гнусной иллюзии, оставшись в том мире, полным неизведанных тварей.
— Максим, — прохрипел я.
— Вам нельзя говорить, отдыхайте, — сказал врач.
Подкатили каталку, двое парней ловко подхватили меня и уложили на нее, а затем покатили по туннелю в сторону Щелковской. Холодный свет станции, проникающий в черноту туннеля, казался мне сигналом смерти. В голове возник образ белой плитки, длинного коридора с люминесцентными лампами, металлической каталки, холодильными камерами и запахом формалина.
Меня охватил страх. Я кричал и вырывался, боясь встретиться вновь с тем ужасающим созданием, способным одним лишь своим видом свести человека с ума. Мне опять что-то вкололи, из-за чего мое тело тут же размякло. Осталось только наблюдать.
Всего несколько раз мне приходилось доезжать до Щелковской. Здесь всегда было людно из-за находящегося поблизости автовокзала. Теперь же станция оказалась практически пустой, и это пугало. Меня вынесли из метро, погрузили в скорую, где я отключился и проснулся только в больнице.
В палату светило солнце, я зажмурился от накатившей головной боли. Я пил? Нет, я чуть не умер! Эта мысль привела меня в чувство. Нарастало беспокойство за людей, которые находились рядом со мной. Живы ли они? Сумели выбраться из той иллюзии?
Я скинул с себя одеяло и поднялся. Боли не чувствовал — ее заглушил адреналин, кипящий в моей крови. Почти бегом я направился на поиски медсестры, которая бы смогла ответить на все мои вопросы. Люди в коридоре испуганно сторонились меня взволнованного и задыхающегося. Мне было все равно.
— Молодой человек, перестаньте носиться по коридорам! — выкрикнула старушка в белом халате.
Я подбежал к ней и схватил за плечи. Она одарила меня спокойным взглядом, полным житейской мудрости.
— Со мной было еще трое пострадавших, где они?!
Медсестра опустила голову. Сердце упало в пятки. Я с надеждой смотрел ей в глаза, пытаясь найти в них ответ. Старушка сдалась под моим напором.
— Палата 312, только чтобы никто тебя не услышал.
Не помню, как нашел нужную палату, казалось, поиски заняли у меня целую вечность. Максим спал. Я сел на край его кровати и бегло осмотрел его в поисках возможных повреждений. На лице парня застыли тревога и смятение, не покидавшие Максима даже во сне. Кажется, его преследовали кошмары от пережитого ужаса. Я понимал, как никто другой. Однако, пусть ему и снились беспокойные сны, они не могли навредить, как это могли совершить иллюзии того уродливого создания. От одного воспоминания меня бросило в дрожь, а в горле пересохло. Еще никогда в жизни я не испытывал столь сильных эмоций.
Максим заворочался в кровати, из горла его вырвался жалобный стон. В голове возникла мысль, что чудовище все еще пытается завладеть его рассудком, чтобы сделать из него раба и поглотить. Тело охватил жар, я вспотел, испытывая острое желание закричать. Но я сдержался, пытаясь сконцентрировать свое внимание на Максиме, извергающего из своего рта нечеловеческие звуки. Его руки метались во все стороны, видимо, пытаясь отбиться от кого-то. Однако, это больше всего походило на припадки, показываемые в кино, когда телом намеревался завладеть демон. Внутри похолодело. К коже противно липла больничная одежда, но сейчас мне не было до нее дела. Я должен что-то сделать, иначе он умрет.
— Максим! — закричал я, перехватывая его руки. — Максим, очнись!
Он сопротивлялся, и я ощутил, что хилый на вид парень обладал недюжей силой. Максим ни капли не сдерживался, вырываясь и царапая мою кожу. Кровь уже капала ему на рубашку, но я не сдавался, с упорством быка наседая на него. В итоге мне удалось скрутить его руки, к тому моменту в палате уже возникли перепуганные медсестры и санитары. Максиму что-то вкололи, после чего, так и не проснувшись, он угомонился и уснул. Я был в отчаянии. Меня отволокли от него, но я и не сопротивлялся.
— Что вы тут забыли, вам нельзя здесь находиться! — причитала медсестра, выставляя меня вон из палаты.
— Разбудите его, умоляю! — выпалил я, не веря, что мой голос может звучать так жалко.
— Вернитесь в свою палату или мне придется попросить вас отвести силой, — медсестра отчитывала меня в коридоре, как провинившегося школьника.
— Прошу, это очень важно. Со мной был мальчик и машинист состава, скажите, что с ними, — раз я не мог находиться с Максимом, я хотел хотя бы узнать, что с теми двумя.
— Их больше нет, — в ее голосе сквозила нотка сострадания, показавшаяся мне настоящей.
Значит, тогда увозили его тело. Не в силах стоять, я упал на колени и заплакал, испытывая душевные терзания, ранившее мою душу.
— Он очнулся! — послышалось за дверьми.
Я ринулся в палату, не обращая внимание на запреты медсестры. Мне нужно было убедиться, что это Максим, а не что-то иное, пришедшее из того измерения. Страх сковал мне сердце, но он же толкал меня вперед. Он успел сесть, к тому моменту, как я оказался перед ним.
— Проклятье! — выдавил Максим, ухватившись за голову. — Подумать только, такая незначительная вещь спасла мне жизнь.
— Ты о чем? Что ты видел? — я с облегчением выдохнул, узнавая знакомый шутливый тон.
— Наверняка ты уже не вспомнишь, — он ухмыльнулся, — Ты предложил мне выпить тогда.
— Припоминаю, и что с того?
— Тот ты собирался выполнить обещание, — почти давясь от смеха, говорил Максим. Мое терпение висело на волоске, я придвинулся ближе к нему. — Ох, в общем, он налил мне дешевого ликера.
Максим истерически захохотал, когда по щекам его текли слезы. Он свернулся калачиком и обхватил коленки руками. Я нервно хохотнул, осознав весь смысл произошедшего с ним. Существо, могущество которого было неоспоримо, не смогло заполучить нас, ошибочно полагаясь на наш жизненный опыт.
— Похоже, мне придется открыть для тебя мир хорошего алкоголя.
— С радостью приму твое предложение.