Той ночью на Нормандии SR2 не было ни одного человека, кто мог бы сомкнуть глаза. Всего через несколько часов Шепард должна была сдаться властям Альянса, и что случится после этого — не знал никто. Поэтому все спешили закончить дела, накопившиеся после самоубийственной миссии.
Но кое-кто выбивался из всей этой суеты. Его имя было Гаррус Вакариан. Он уже собрал личные вещи, упаковал броню, переодевшись теперь в гражданскую одежду. Шепард попросила его зайти в свою каюту. Последний шанс побыть вместе.
— Шепард? — дверь распахнулась, Вакариан зашёл в каюту. Она сидела на диване, сжимая в руках датапад.
— Спасибо, что пришел, — она вяло улыбнулась, приглашая сесть возле себя.
— Волнуешься? — Гаррус сел рядом.
— Ты не представляешь, насколько, — она хмыкнула. — Слушай, я очень долго думал о последних месяцах... Я успела воскреснуть, мне пришлось работать на Цербер, и в добавок ко всему мы спасли мир... опять. А я даже представить себе не могу, что со мной будет дальше. Альянс мог бы закрыть глаза на Цербер, но Бахак... я разрушила ретранслятор, уничтожила целую систему, убила тысячи... Батарианцы это просто так не оставят. Меня точно загонят под трибунал. Или и того хуже...
— Даже если загонят, они вряд ли забудут про твою победу над Властелином, — он попытался подбодрить Шепард, но она лишь помрачнела.
— Властелин... — Шепард горько усмехнулась. — Гаррус, ты сам знаешь — они для него отличную отговорку придумали — корабль гетов! Им легче так думать, проще, а я знаю, я видела его, говорила с ним! Но кто мне поверит?
— Но это не значит, что всё, что ты сделала, было зря. Вспомни Торфан, Сарена, нашу атаку на базу Коллекционеров... — Вакариан осекся. Зря заговорил о Торфане.
— Ты не представляешь, как я хочу, чтобы о Торфане забыли, — он задел Шепард за живое. — Каждый раз, когда заходила речь о моих военных достижениях, всегда вспоминали Торфан, дали это проклятое прозвище "Торфанский мясник"... Оно до сих пор за мной тянется, как клеймо! Я бы все отдала, чтобы и самой забыть о нём.
Шепард опустила взгляд на датапад, провела по нему рукой, вздохнула. Только тогда и сам Гаррус обратил на него внимание. На экране было фото: две девочки — одна высокая и веселая, вторая же — ниже с заплаканными глазами.
— Кто они?
— Это я, — Шепард указала на девочку пониже, а потом передвинула палец на девочку повыше, — а это — Ирма, нам тогда было по семь.
— Кто эта Ирма?
— Это... Связано с Торфаном. Со мной в тот день была Ирма. Моя подруга детства. Мы познакомились с ней на Мендуаре, меня туда к родственникам отправили. Я тогда была... Совсем другим человеком. Маленькая была, плаксивая, ото всех доставалось, — Шепард нахмурилась и поджала губы. — Но после знакомства с Ирмой никто уже не издевался надо мной. Она была моей подругой, моей единственной подругой. Она защищала меня от хулиганов, научила разбираться в цветах и определять погоду по приметам, ценить свободное время и наслаждаться запахом зелени. Она стала настоящим Солнцем в моей жизни. Она была рыженькой, с веснушками, она светилась с жизнью изнутри... — уголок её губ поднялся, голос стал мягче. — Я тогда не понимала, как её угораздило подружиться с таким ничтожеством, как я, да и сейчас не представляю.
— Что было потом? Ты же не всё детство провела на Мендуаре?
— Так и есть. Нам пришлось расстаться, когда лето кончилось. Я улетела к родителям, она осталась на Мендуаре. Перед отлётом я пообещала ей, что больше никогда не заплачу, — она горько усмехнулась. — Я помню, как она мне на прощание крикнула: "Это ещё не конец, Кира, я найду тебя в будущем". Мы старались поддерживать связь через экстранет, но... когда Мендуар был уничтожен, я потеряла её следы. Она умерла для меня в первый раз. Тогда я подстриглась в знак траура, оставила каре, как сейчас.
Кира потянулась к своим темным коротким локонами и запустила у них свои пальцы. Каждый из них отличался от соседнего по длине — она стриглась сама, не доверяла ни одному парикмахеру. Она так зациклилась на своих волосах, что и не заметила, как Гаррус положил руку на её плечо.
— Но потом ты вместе с ней была на Торфане. Как так получилось? — ей нужно было выговориться. Вакариан видел это. Видел в её темных карих глазах немую просьбу, мольбу. Сейчас ей нужен был слушатель. Сейчас ей нужен был он.
— Я встретила ее во второй раз через несколько лет, когда я поступила на службу. Честно говоря, я бы и не узнала её, если бы не услышала голос. А её солнечное личико... — говорить становилось тяжелее. Кира сжала руку в кулак. — Было похоже на лоскутное одеяло. Могу только гадать, что ей пришлось пережить на Мендуаре, но... это с ней сделали они. Ирму изуродовали батарианцы, — последнюю фразу она произнесла с шипением, чуть ли рычанием. "Так вот в чём дело..." — Гаррус долго гадал об истинных причинах ненависти Киры к батарианцам. Он думал, дело только в Торфане, но теперь ему будто открылась истина. Она всегда дорожила друзьями.
Шепард пыталась успокоиться минут пять. Постепенно злоба утихла, но что-то её верному слушателю подсказывало, что ненадолго.
— Когда мы уединились, я узнала, что ее тоже пригласили в программу N7. С той самой секунды я для себя решила, что теперь-то уж мы будем вместе, и ничто нас не разлучит, — и вновь горькая усмешка. Гримаса боли исказила её губы. — Это было ошибкой. Торфан был ошибкой. Ошибкой, которую я никогда не забуду.
На датападе до сих пор светилась их детская фотография. Кира долго глядела на неё, будто пыталась по ней восстановить детали сражения. Но она лишь переводила дух для самой тяжелой части истории.
— Та луна стала для меня символом смерти. Не только смерти моих товарищей, но и меня, и Ирмы. Когда мы высадились и бой начался, я засела с Ирмой за крупным валуном. Перед этим я увидела, как голова одного из солдат, с которым я говорила перед посадкой, разорвалась от выстрела, ошмётки полетели на меня. Я не знаю почему, но в тот же момент во мне будто что-то сломалось. Я испугалась, что сейчас умру, что Кира Шепард канет в лету и не сможет больше увидеть блеск звезд... — она перевела взгляд на иллюминатор на потолке, — я не могла пошевелить даже пальцем. Ирма пыталась привести меня в чувства как могла... Но противники не ждали. Один из батарианцев выстрелил в неё издалека, моя подруга свалилась на меня замертво. Кинетические щиты вышли из строя, пока она оттаскивала меня. Я хорошо помню, как в тот момент мое сердце пропустило удар. Я будто умерла на мгновение, но в следующую секунду... ярость и гнев заполонили меня, слезы полились из глаз... — глаза самой Киры уже были на мокром месте. — Тогда я и нарушила данное ей обещание. В одну руку я схватила свою штурмовую винтовку, другой подхватила тело Ирмы как живой щит, и прикрывшись ею, выстрелила. Побежала дальше, вела отряд за собой. Тот дикий гнев и ярость был со мной до самого конца. Я не помню, сколько раз я вскрикивала тогда от летевших в меня зарядов, сколько мне приходилось прятаться, чтобы выжить, я даже, черт возьми, не знаю, когда закончился сам бой, — она молчала. Думала. Подбирала слова. Вздохнула. Рассказ продолжился. — Последний час прошел для меня словно в тумане. Я лишь чувствовала биение крови в виске, слышала вопли своих и чужих, и опомниться смогла лишь тогда, когда один из солдат оттащил меня от мертвого батарианца, которому я разбила лицо в кровавую кашу. Он был последним, — к тому времени она сползла со спинки дивана, и уже теперь полулежала на Гаррусе, собираясь с мыслями. Тишину не прерывало ничего, был слышен слабый гул двигателя. Этот звук, казалось, даже нравился ей.
— Теперь я понимаю, почему ты никогда не рассказываешь о Торфане, — но она уже не слышала Гарруса. Воспоминания всплывали одно за другим, заполоняли ей мозг, вереницей вставали перед её взглядом.
— Знаешь, иногда мне кажется, что я до сих пор там, до сих пор бегу вперёд, полная гнева, вновь стреляю в батарианцев, вновь кричу и стреляю... Это длится целую вечность. Каждую ночь, когда я остаюсь в одиночестве. Торфан приходит ко мне даже во сне, — она выдохнула и опустила голову — Тогда я просыпаюсь от собственного крика.
Они сидели молча, пока Гаррус не обнял Шепард и не прижал её к себе. Она уперлась руками в его грудь, сжимая полоски ткани. Кира положила голову рядом с его шеей и притихла. Нужно было что-то сказать. Она ждала этого.
— Ирма бы сейчас гордилась тобой, я уверен. Что бы она сказала тебе, узнай о твоих подвигах?
— Она бы сказала: "Я в тебе, Кира, ни секунды не сомневалась. Ты большая молодец". Когда мы ходили на заброшенные склады на окраине, и я доставала что-то интересное, она всегда говорила мне это, — Шепард улыбнулась.
— И мы в тебе ни секунды ни сомневались. Ни сейчас, ни когда-либо. Ни у кого из нас не было командира лучше, чем ты. Посмотри на любого из команды — они готовы идти за тобой хоть на край света, это многое значит. Что бы о тебе не говорил Альянс, в чем бы он не пытался тебя обвинить, ты будешь правой.
Они просидели в обнимку до самого прилета на Землю. Встречать свой конвой Кира вышла не с видом обреченного висельника, как сделала бы это раньше, а так, будто это её свита, и её ведут не на допрос, а на коронацию. И Гаррус верил, что бы ни выпало на долю Шепард, она справится, как справилась тогда, в той страшной битве на Торфане.