Данте раскачивается на качелях и его лицо раз в пару секунд скрывается в голубой полутьме дерева, а после снова заливается светом, и мужчина жмурится от яркого света и безмятежного удовольствия. И весь он — будто на акварельном этюде. Кажется даже, что сейчас он замрёт посреди движения, вытянув длинные ноги и отклонившись назад. И тогда рассматривать его можно будет бесконечно, словно застрявшую сотни лет назад в капле смолы, ставшей янтарём, стрекозу.
Вергилий щурится и позволяет себе небольшую поблажку: он складывает ладони на головку рукояти и упирает навершие ножен в носок сапога. Полудемон не помнил, когда последний раз видел брата таким. Наверное, давным-давно, в раннем детстве, уже нет смысла даже пытаться рыться в памяти, чтобы найти там такие эпизоды.
Неожиданно для него некое смутное ощущение острым осколком льда вонзилось куда-то под рёбрами. И стало разрастаться, подобно адской башне, возникающей из недр Земли. Медленно и неотвратимо. Но разобраться в этом чувстве старший Сын Спарды не успевает: его брат спрыгивает с качелей в кучу сухих пёстрых листьев и поднимает голову. Резко, одним движением, и медленно темнеющие пряди волос упруго подскакивают следом. Данте больше не улыбается. О нет, это не улыбка, это — полубезумный звериный оскал. Вергилий уже видел это где-то раньше. Он не хочет вспоминать.
Данте делает шаг вперёд. Ещё один, ещё и ещё. И останавливается в паре метров от сидящего на скамейке брата.
Легче было бы сказать, что свет вдруг погас перед глазами. Но это значило бы солгать. Свет был, ну конечно он был. Просто это уже был совершенно не то мягкое золотистое освещение осеннего парка; затянутое тяжёлыми тёмными тучами небо не пропускало ни единого солнечного луча, мелко моросил навязчивый дождик и только один-единственный фонарь сиротливо стоял где-то позади них, не особо охотно делясь своим светом.
Вергилий ощущает своё тело одеревеневшим и едва ли способным на какие-либо действия. Даже верный Ямато ощущается в ладони уже не продолжением руки, а инородным предметом, только создающим больше неудобств. Охотник не шевелится, не делает ни единого движения, только моргает, чтобы проще было привыкнуть к темноте, когда с громким хлопком затухает фонарь позади, и единственным светлым пятном остаются глаза его брата. Красные или всё же светло-голубые? Вергилий не знает. А ещё он не знает что делать. Беспомощность душит и сил не хватает даже на гнев.
Зато младший из сыновей Демона Спарды отлично знает, что ему следует делать. Он закидывает руки за голову и слегка отклоняется назад, глядя на брата с укором и молчаливым осуждением, но не перестаёт ухмыляться, это Вергилий, не нуждающийся в источнике света, видит крайне отчётливо.
— Ах, Вергилий, Вергилий. – С притворным сожалением цокает языком брат, разводя руки в стороны и добавляет, будто повторяя: — Бедный, бедный Вергилий. Все вокруг тебя умирают, подумать только! И всё это, все эти смерти, — Мурлычет Данте, внезапно оказываясь позади него. Младший кладёт тяжёлые, но холодные, как у мертвеца, ладони на крепкие плечи, и наклоняется к его уху; Вергилия обдаёт давно впитавшимся в чужую кожу и одежду запахом крови и горькой смеси запахов календулы и полыни, — все смерти из-за тебя. Скажешь «нет»?
Данте снова стоит перед охотником, но уже чуть ближе, чем до этого и улыбается уже почти мягко.
— Ты был слаб, и наша мама умерла. Она спасла тебя. Ценой своей жизни, ты помнишь? О, она так тебя любила.– Тот, кто стал Данте, прикрыл глаза.
Вергилий стоял, вцепившись пальцами в рукоять своей катаны до побелевших костяшек, и сжав челюсти до скрипа зубной эмали. Он цедил сырой холодный воздух сквозь зубы и старался убедить самого себя в том, что он не должен ничего говорить в ответ. Это не первый раз. О, далеко не первый раз Вергилий видит усмехающегося брата, он не единожды пытался с ним заговорить, но делал только хуже.
Тогда его близнец снова переключил внимание на охотника, слегка качнул головой, и почерневшие, будто впитавшие тьму волосы растрепались по его лицу, закрывая глаза. Уже легче, острый взгляд больше не впивается в его лицо.
–А кто же был следующим? Что скажешь, мой дорогой брат? Тебе понравилось наше маленькое празднество, я уверен.- Словно в поддержку его слов, в небе громыхнуло, мрак на мгновение прорвала вспышка молнии.–А потом твои жена и сын. Это ты обрёк их на смерть.
Нет. Нет-нет-нет. Вот этого Данте точно не мог знать. До этого они ещё не доходили, и Вергилию эти изменения совсем не нравятся. Он не сдерживается: резко поворачивает голову, защищая шею, и низко, но угрожающе рычит; его тело вспыхивает синим и обрастает бронёй. Где-то позади вскрикивает женщина и голос настолько знакомый, что.
<i>Папа! </i><i>ПАПА!</i>
Вергилий разворачивается слишком резко и распахивает глаза.
— Папа. – Тянет тоненький голосок из темноты и полудемон видит своего сына. Кажется, это именно Неро его разбудил.
— В чём… — Голос мужчины хрипит и ему приходится прокашляться прежде, чем повторить: — В чём дело?
Мальчик сонный и взъерошенный, прижимает к себе любимую игрушку, плюшевого серого волчонка, синяя пижамка помята после сна.
— Там сидит щудищще. Польфоое. — шепчет сын и тычет пальчиком в сторону двери. Бедному мальчику всего два, а он уже вынужден мириться с тем, что в любой момент может прийти Демон и… И всё может закончиться. Весьма и весьма горько.
Вергилий поднимается с кровати, помогает сыну залезть в постель и обещает: «Я разберусь, посиди здесь». Мужчина прикрывает за собой дверь, уже привычно взвешивает в руке Ямато и заходит в комнату сына. Что это за демон, которому удалось пройти через барьер? А, может, Неро просто показалось? Детям в его возрасте часто что-то кажется, какие-то чудища. Да, ведь? Охотник не уверен. Но он старается думать о чём угодно, кроме приснившегося сна.
Существо смотрит пронзительно-белыми, будто бы слепыми глазами из-за тонкого слоя прозрачного стекла и медленно, но широко мажет по нему языком, оставляя след. Демон недостаточно силён, чтобы пробраться в защищённую комнату Неро. И когда Вергилий делает шаг вперёд, оно отлипает от окна, падает назад и исчезает где-то в темноте. Мужчина неотвратимо сердится, хотя и пытается себя остановить.
Эта странная тварь. Что она здесь делает? Кто её прислал, раз она не попыталась всё-таки пробраться? Почему Данте в его сне стал настолько другим? Почему брат вообще ему снится? Почему давит на чувство вины? А может эти сны вообще не зависят ни от чего, а всего-навсего порождение покорёженной психики старшего?
Вергилий злится, потому что у него куча вопросов, на которые он не находит ответа. И ответы он не найдёт ни в одной книге, придётся перелопачивать собственное сознание, а это тяжёлая и неблагодарная работа. И заниматься ею охотник даже несколько опасается. Его мир хлипок и выстроен косо и криво. Это как играть в ту странную игру про башенку, из которой следует вытаскивать брусочки. Одно неловкое движение и вся башня рушится, падает бесполезными руинами на стол и ты можешь попытаться собрать её снова, но какой смысл? Ты уже проиграл.
Полудемон бесшумно бредёт обратно в спальню, тихо прикрывает за собой дверь и садится на кровать. Неро уже спит, забравшись под одеяло, а его отец не совсем уже уверен, что будет способен уснуть сегодня.
Часть 1