Видишь, как лес заливает туманом?
Лучше туда не ходи. Он заморочит, закружит, обманет; сердце забьётся в груди, как барабанщик колотит тревогу, — или сожмётся в комок.
Каждый, нашедший в тумане дорогу, не возвращается в срок.
Мох расстилается тёмным покровом, папороть цветом манит. Тех, кто не ведает тайного слова, водят в болото огни. Знаешь, в болотах почти нету кочек — бульк! и одни пузыри, фейри бродячие громко хохочут и распевают: "умри!"
Вот, говорят, лет с полста — или больше? — здесь проживала семья: муж-дровосек, жена, лапочка-дочка... Впрочем, у дочки изъян: слышала Элиш, как шепчутся тисы, вереск ночами поёт, белки ворчат, бурно ссорятся лисы...
Ведьмой считали её.
Видела Элиш, как маревом лёгким духи плывут у холмов, как вечерами волшебные крохи пляшут без всяких следов, как светит красным — и злым, и нездешним — волка матёрого глаз...
Только отец — ох, упёртый как леший! — в дочкин не верил рассказ.
Он ведь не верил ни в бога, ни в чёрта, что ему сказки о ши? Брал свой топор, убирал набок чёлку — и все деревья крушил, не разбирая, какое святое, где тайный знак "берегись".
Фейри пришлось не по нраву такое.
Платой назначили жизнь.
Кликнуть "ау?", заманить его к цели, пусть поглотит чаруса... Долго искала отца в чаще Элиш — лес пел на все голоса. Плакала Элиш, кричала, молила — не отзывался никто, фейри вокруг хороводы водили, тролль что-то грыз под мостом. Фейри смеялись и пальцем грозили, девочку звали к себе; Элиш на мхи прилегла, обессилев, в мягкую их колыбель, лёг одеялом туман беловласый, папороть рядом цвела...
Годы прошли. Элиш стала лишь сказкой, девочкой, что не пришла.
Что там — да многие канули в небыть в этом проклятом лесу. Вроде, казалось бы, чистое небо — глядь, уже тело несут.
Знаешь, а мшистые кочки упруги, папороть дивно светла, фейри охотно считают подругой, пляшут, не делая зла, память стирается, сон наползает, магия плещет в груди...
Фейри мне путь через лес указали.
Я — вернусь.
Ты — не ходи.
Часть 1