Прикрыв глаза ладонью от жаркого августовского солнца, Фред оглядел бескрайнее поле, раскинувшееся вокруг Норы. Оно отделяло дом Уизли от ближайшей магловской деревни, одним краем примыкая также к густому лесу, где водились гиппогрифы. Иногда эти существа кружили над деревьями или даже спускались прямо на траву и подолгу бродили по полю, пытаясь поймать куропаток или кроликов. В детстве близнецы часто сбегали поглазеть на этих удивительных животных, но сейчас Фреда интересовали вовсе не они. Заметив вдалеке темную точку, он спрыгнул с крыши сарая и решительно зашагал в ее сторону.

Гермиона сидела на корточках, склонившись над каким-то цветком с желто-красными лепестками, и с задумчивостью его изучала. Рядом с ней стояла корзинка, наполовину заполненная какими-то травами и корешками. Сверху лежала лопатка, перепачканная в земле.

— Ловишь мандрагору? — поинтересовался Фред, останавливаясь за спиной Грейнджер и наклоняясь над ней. От неожиданности девушка вскочила на ноги, стукнувшись затылком о его подбородок и чуть не сбив с ног. Одновременно она выхватила палочку из кармана джинсов и направила ровнехонько на грудь Уизли.

— Какого наргла ты меня так пугаешь?! — возмутилась она. Кончик палочки чуть подрагивал. Фред аккуратно отвел ее в сторону, подальше от своих ребер.

— Помочь хотел, — честно ответил он, потирая челюсть. — Соскучился. Дома без тебя решительно нечего делать.

— Сос… — Гермиона сглотнула и торопливо отвернулась, наклонившись к корзинке. Из густых, чуть волнистых локонов выглядывали кончики покрасневших ушей.

— Ага, — подтвердил Фред, заглядывая ей через плечо. — Зачем тебе лаванда, ромашка и корень крапивы?

— Хочу сварить одно зелье, — уклончиво ответила Гермиона. Она явно обрадовалась, что он сменил тему.

— Для кого? — не отставал рыжий.

— Просто так.

Фред выпятил губы и посмотрел на девушку полным скептицизма взглядом.

— Грейнджер, не думай, что если я прогуливал занятия у Снейпа, то я не разбираюсь в зельеварении. Добавь в твой салат пять павлиньих перьев, щепотку стандартного сбора и заранее приготовленный настой китайской розы — и получишь целующееся зелье. — Он снова заглянул в корзинку. — О-о-о, так у тебя тут еще и маковые семена? Тогда целующееся зелье с двойным эффектом. Кого это ты соблазнять собралась, а?

Он упер руки в бока и шутливо нахмурился, пряча за юмором где-то глубоко-глубоко мелькнувший страх. Мысль, что девушка собралась варить любовный напиток, почему-то очень не понравилась Уизли. Вернее, ему уже заранее не понравился тот, кому этот самый напиток предназначался.

— Малыш Ронни часто о тебе говорит, кстати, — продолжил чесать языком Фред. Хотя сейчас больше всего на свете он хотел заткнуться, привычка переводить все в шутку давно стала его второй натурой. — Понимаю, Грейнджер, понимаю. Пока он своей головой додумается сделать первый шаг — ты поседеть успеешь. Нужно брать ситуацию в свои руки. Я могу помочь, если хочешь. По-дружески…

— Т-ты… с ума сошел?! — не выдержала Гермиона. Волосы ее взметнулись, окутали голову, словно пушистым облаком. На загорелом лице блестели потемневшие глаза цвета горького шоколада — глаза, в которых Фред всегда мечтал утонуть. — Что за чушь ты несешь?!

Рыжий прикусил язык, глядя на разъяренную, но одновременно такую прекрасную волшебницу. Гермиона кричала что-то про «тупых Уизли, которые думают, что могут решать за других», про нервы, «которых ей не хватает», и про одного конкретного «идиота, который уже столько лет не замечает намеков и вместо этого еще и издевается». Ругаясь, она продолжала размахивать палочкой, которую так и не убрала обратно в карман джинсов, и из кончика ее сыпались вперемешку оранжевые и красные искры. Небо над полем потемнело, отчетливо пахнуло озоном, предвещающим скорую грозу. Над лесом сверкнула молния.

— Грейнджер, погоди… я не то имел в виду… послушай… — пытался вклиниться Фред в ее полный возмущения монолог, но девушка словно не слышала его. Она выплескивала из себя все то, что столько лет скрывала внутри, то, что никому и никогда не доверяла, что мучило ее каждый день и час — так она сама повторяла раз за разом. Гермиона натурально билась в истерике — и причиной, судя по всему, был он. Фред Уизли.

Взвыв от беспомощности, Фред схватил девушку за плечи и ощутимо встряхнул, слыша, как клацнули ее зубы. И, пока гриффиндорка не успела прийти в себя, крепко поцеловал.

Крик застрял у Гермионы в горле — Уизли почти физически ощущал горькие слова обиды, разрывающие ее на части. Он ожидал чего угодно — что она превратит его в таракана, зарядит петрификус тоталусом или хотя бы просто наступит на ногу и пнет под коленку. Но Гермиона до хруста в пальцах вцепилась в ворот его рубашки, привстала на носочки — и ответила на поцелуй с таким жаром, что августовский зной разом показался Уизли всего лишь зимним холодом.

Корзинка, которую кто-то из них задел ногой, упала на бок и откатилась в сторону, а они покатились на траве, целуясь до звезд перед глазами. Одуряюще пахло сеном и ромашками, чуть влажной землей, а еще каждый из них ощущал запах друг друга. Фред не знал, что слышала Гермиона, но сам он всей грудью вдыхал аромат шоколада, которым пахли ее волосы и кожа.

— Простипростипрости… — повторял он, прижимаясь своим лбом к ее и заглядывая в такие родные и любимые глаза. — Простигермионаятакойдурак…

— Ты дурак, Фред Уизли! — отвечала она, целуя его в рыжие веснушки, в красные губы, в бледную кожу на висках, запуская пальцы в короткие огненные волосы, обжигая щеки горячим дыханием. — «Зачем тебе целующееся зелье»? Серьезно?!

— Я же не знал! — простонал он, проводя носом по ее шее, целуя в ямочку над ключицей, чувствуя, как судорожно бьется под кожей жилка. — Я же ничего не знал… Гермиона, если бы ты только попросила — я бы целовал тебя и днем, и ночью, в будни, выходные и праздники, в одиночестве и на людях, в школе, в Хогсмиде, дома — где угодно. Почему, ну почему ты никогда не просила?..

Уткнувшись лицом в его рубашку, гриффиндорка смеялась, как смеются только маленькие дети или те счастливчики, чья мечта сбылась совершенно непостижимым образом. Сумасшедше пахло сухими травами, чуть влажной землей и шоколадом. Фред прижимал Гермиону к себе, и в чистом небе над ними медленно плыли облака, напоминающие гиппогрифов.