ради тебя

Куроо находит Кенму на остановке рядом со школой. У него засохшая под носом кровь и промокшая спортивная ветровка. Они разминулись после тренировки — Тецуро надо было уладить кое-какие дела, но Козуме пообещал, что подождёт его. В данном обещании Куроо не сомневался — для Кенмы сталось бы сесть где-нибудь рядом и просто залипать в игры до прихода друга.

Когда начался дождь, Куроо был уверен, что у Кенмы есть хотя бы зонтик или он сдвинется со своего места, чтобы сесть под козырёк. Под козырёк он сел, но вопрос с носом оставался открыт.

Козуме физически не мог просто споткнуться где-то и удариться, потому что несмотря на вечное залипание в приставку, мог спокойно обходиться другими чувствами, помимо зрения.

— Что случилось? — капли неприятно тарабанят по прозрачной крыше остановки и Куроо закидывает голову, вглядываясь в серое небо сквозь мутный пластик.

— Ничего, — в ответ фыркает Кенма. По лицу ничего не прочитаешь, потому что оно непроницаемое и пустое. Вообще без намёка на какие-то эмоции, как будто его совершенно не волнуют разбитый нос и мокрые волосы, с которых капает на асфальт, когда Козуме двигается.

Тецуро вздыхает, отряхивая зонтик и присаживается перед Кенмой на корточки, удерживая равновесие. Вглядывается в суженные желтые зрачки, совершенно спокойно улыбаясь.

— А кровь откуда? — спрашивает терпеливо, как будто общается с пятилетним ребёнком, который может в любой момент взорваться.

— Давление.

Ладно. С этим он может согласиться. Возможно.

— Зонтик? — в их дуэте Кенма был более расчетливым и менее забывчивым, поэтому обычно он носил с собой зонт, когда прогноз погоды предвещал дождик, а Куроо всегда пользовался чужим. Он даже помнил, как выглядел зонтик Козуме — такой чёрный, с мордочкой кошки из Сейлор Мун и ушками. Очень миленький!

Если Кенма скажет, что забыл зонт, Тецуро в это совершенно точно не поверит.

— Отобрали.

Парень хмурится, убирая волосы за уши, чтобы те не липли к лицу. Где-то вдалеке, за высокими многоэтажками, гремит. Куроо вглядывается туда, пытаясь будто увидеть сквозь плотные тучи источник звука.

Потом оборачивается к Кенме и ободряюще улыбается.

— Кто? — внутри закипает злость, растекаясь лавой по венам и прожигая кожу. Внешне Куроо этого не показывает, чтобы Кенма продолжал говорить. Иногда из него клещами слов нельзя было вытащить, хотя, зная его характер наблюдать Козуме таким было немного странно. Да, может быть нельзя сказать, что Кенма бывает разговорчивым или активным, но обычно он менее скован. Особенно рядом с Куроо.

Значит случилось что-то реально неприятное, раз Кенма просто сидел на остановке и даже не играл, что было куда более удивительно.

— Я стоял и ждал тебя. Начался дождь, ко мне кто-то пристал, — фыркает Козуме так, как будто это ничего страшного. Как будто к нему каждый день пристаю и отбирают чёртов зонтик. — Они отобрали зонтик.

Куроо шумно дышит чтобы успокоиться, потом поднимается на ноги и протягивает Кенме руку. Безмолвно говорит: пошли, а то скоро сильнее польёт.

Кенма подаёт ему руку, поднимать с лавки и Тецуро даёт ему свою сухую ветровку, закидывая мокрую на плечо. Она тут же пропитывает водой его футболку, прилипшую к плечу, но Куроо этого не замечает.

Они идут домой под раскрытым зонтиком Куроо — он прозрачный и по нему бьёт дождь, каплями скатываясь им под ноги, наигрывая свою собственную мелодию. В воздухе застывает запах растительности вперемешку с запахом мокрого асфальта. Ноги хлюпают по маленьким лужицам-океанам, заставляя кеды промокнуть до нитки.

— Надоедливые, — бурчит приглушенно Кенма, натягивая рукава чужой ветровки на пальцы. — Ещё и руки из-за них болят.

Тецуро вопросительно вскидывает бровь. Кенма в ответ показывает руку со сбитыми костяшками. Не критично, но кожу содрал.

— О-о-о, надеюсь ты сломал кому-нибудь из них нос, — Куроо смеётся, надеясь остудить себя и сбросить с Кенмы напряжение, какое у него могло быть после незапланированной драки. На самом деле это не было столь удивительно, ну ударил и ударил. У него же зонтик отнять пытались. Если бы это была приставка — Кенма бы выцарапал каждому из них глаза. Козуме фыркнул, закатив глаза, но немного улыбнулся. — Давай пойдём ко мне, все равно никого нет.

У Куроо в доме дождь звучит приглушенно, как будто они сами под слоями воды и из-за туч, закрывших солнце, очень темно. Он щёлкает выключателями, освещая комнаты одну за другой. Ставит зонтик в ванной, чтобы сушился и помогает Кенме с руками.

Для него такое не впервые, но сбитые костяшки не очень стандартное явление для Козуме, который всегда очень аккуратно ко многому относится. Для Куроо это тоже не постоянное явление, просто более частое.

В его нраве было драться с ребятами из школы за какие-то вещи или что-то другое. Раньше он всегда дрался с теми, кто обижал Кенму. Это казалось стандартным проявлением заботы и дружбы. А ещё Тецуро просто ненавидел, когда ребята обижали Кенму и говорили про него всякие ложные гадости.

Поэтому был безумно рад, когда Некома сплотились как команда. Повлияло ли то, что они стали старше или то, что в команде хорошие люди, совершенно неважно.

У Кенмы на футболке бордовые капли крови и Куроо отдаёт ему свою просто так. Безвозмездно. Как и ветровку, пока чужая сушится на обогревателе в другой комнате.

Зонтик тоже отдаёт со словами: потом вернёшь, а потом улыбается и прощается с уходящим Кенмой, который уносит за собой запахи дождя и сырости.

Куроо вдыхает полной грудью, чтобы задержать запах и у него горят легкие.

Козуме забывает свою ветровку у Куроо.

Кенма всегда делал что-то для Куроо, с самого дня их знакомства. Для него было непривычно иметь друга, Козуме боялся потерять эту связь и кого-то близкого, поэтому делал все, чтобы удержать Куроо рядом с собой. Даже если сам этого не понимал, хотя он всегда был умным мальчиком и осознавал каждое своё действие.

Куроо падает с велосипеда, разбитая колени и сидит на асфальте несколько минут кряду, наматывая сопли на кулак. На следующий день у Кенмы похожие царапины, тоже содрана кожа. Тецуро хватает его за руку и громко смеётся, тыкая пальцами в чужие колени.

Куроо ударяется мизинцем об угол и Кенма делает это спустя несколько минут, сжимая зубы от боли, пока Куроо обнимает его за плечи.

Куроо бьется головой о стол, когда они играют под ним в машинки, и постоянно трогает шишку на голове. В следующий раз приходя в гости, Кенма помогает ему нащупать шишку и на своей голове.

Они с самого начала разделяли и счастье, и невзгоды вдвоём, деля пополам все, что можно. Они разделяли сломанные кости, усеянные синяками руки, мозолистые ладони.

Ради Кенмы Куроо сбивал костяшки в кровь, потому что кому-то на площадке не понравились его отросшие волосы. Ради Кенмы Куроо бросает кому-то мяч в лицо и толкает с горки.

Кенма ради Куроо начинает играть в волейбол, позволяет выбирать его любимых персонажей в играх и молчит. Упорно долго молчит, делая вид, что ничего не случилось.

Мама его ни о чем не спрашивает, да и это не нужно. Просто понимает всю ситуацию. Понимает, почему её сын пришёл в чужой одежде, без своей футболки и с чужим зонтом. Беспокоится лишь немного — когда Кенма говорит о судьбе своего зонта и болящих костяшка.

Куроо приходит к нему спустя два дня, громко хлопнув входной дверью. Он знает где находятся ключи и знает, что по этим дням родители Кенмы приходят с работы только ближе к вечеру.

С их утренней тренировки прошло около четырёх часов.

У него совсем немного болят глаза и пальцы. Совсем немного.

В комнате прохладно — приоткрытое окно впускает внутрь немного холода и дождя, который льёт уже который день. Эта неделя кажется слишком длинной и слишком дождливой.

Кенма игнорирует шуршание, доносящиеся из коридора, пока Куроо босиком ходит по комнатам. Ставит сушиться зонт, потом включает воду и моет руки. Следом вваливается Козуме в комнату, тут же падая на кровать. Под его весом она ощутимо прогибается.

Хватает одного быстрого взгляда и Кенма возвращается к экрану телевизора, на котором он методично рубит мобов с прорезающим тишину звуком меча.

— Знаешь, — говорит Тецуро, поворачиваясь. Его глаза упираются в сгорбленную спину Кенмы. Тот не отвечает, но Куроо на подсознательном уровне знает, что его слушают и что он будет услышан. Так было всегда. Куроо говорил, а Кенма слушал потому что ему нравилось слушать даже самые идиотские вещи. А ещё он внутренне боялся потерять дружбу, если внезапно откажется слушать какую-то идиотскую историю или перестанет отвечать на ещё более идиотские химические мемы. — Я хочу тебе кое-что вернуть.

На экране появилась надпись «пауза». Кенма обернулся назад, подтягивая холодные ноги под себя. Надо либо одеться теплее, либо закрыть окно.

Куроо протягивает что-то накрытое, его, Кенмы, ветровкой. Он не без интереса вытаскивает это что-то.

Зонтик.

В тишине комнаты щёлкает, Козуме смотрит на зонт. Чёрный, с принтом кошки из Сейлор Мун и ушами. А ещё с брелком на ручке, который замечается не сразу. Он резиновый, в виде волейбольного мяча.

Этот брелок ему подарил Куроо, когда они победили свой первый матч в составе Некомы вместе и Кенма отчего-то прицепил его на зонт.

Они всегда делали все ради друг друга, это стало аксиомой их жизни. Делать так, чтобы другому не было обидно.

Поэтому Кенма попытался уберечь его от этого.

— Посмотри на меня, — требует Козуме, надавливая на слова. Тецуро тяжело вздыхает, одергивая футболку, но поворачивается. У него припух разбитый нос, а ещё была разбита губа с небольшой царапиной в уголке.

В отличие от Кенмы тот хотя бы вытер кровь и остановил её.

— Я видел их сегодня, когда проходил мимо школы. С твоим зонтом, — фыркнул Куроо, пытаясь состроить свою фирменную ухмылку. Она ломается в нескольких местах и отдаёт болью. — Ты знал их. Почему не сказал?

Потому что ты идиот, который конечно же полез разбираться. Потому что ты бы просто ввязался в неприятности из-за меня. В очередной раз.

— Зная тебя, ты бы сделал тоже самое, если бы я сказал, — качнул головой Кенма. — Были бы проблемы.

Куроо рассмеялся слишком громко, смех порезал слух, заставляя зажмуриться. Он смеялся. Просто смеялся.

Смех кончился тихим стоном боли.

— Во-первых, у нас у всех есть телесные повреждения, так что у них тоже были бы проблемы, — заулыбался Тецуро, как будто в этом и состоял его план. Получить по лицу, а потом прийти к директору со следами побоев, заявив на тех, кто это сделал. Но зная Куроо, у хулиганов тоже есть по синяку. — Во-вторых, я пытался спокойно попросить вернуть зонт. Они отказали, поэтому отобрал силой. Мне казалось тебе важен этот зонт.

Может быть и важен. Он милый, Кенме нравятся кошки. А ещё на нем этот брелок, купленный по дешёвке на память после матча, который первое время просто ужасно пах. Но в нем были воспоминания.

Был закат, покрывающий все малиновым цветом, был Куроо, волосы которого развевал ветер и волейбольный мячик из резины на чёрной верёвочке в руках.

— Ты знаешь где аптечка, принеси, — говорит Козуме, хмуря брови.

Тецуро вновь смеётся и уходит в ванную. Приносит оттуда небольшую коробочку с самым необходимым — бинты, пластыри, перекись и таблетки. Все остальное хранилось на кухне.

Повисает молчание, которое прерывает Куроо своими страдающими вздохами и просьбами быть помягче. Кенма хмурится, смотря на него, а затем сильнее прижимает вату к раненым рукам.

Им обоим стоило бы их беречь, как никак в волейбол играют. Там руки очень важны, особенно для него, как для связующего. У Куроо же руки все были и так раненые, всегда в каких-то небольших царапинах. Иногда даже со сломанными ногтями, после особенно тяжелых матчей. Он же все-таки блокирующий.

— Кенма, — зовёт тихо Тецуро, когда Козуме с усердием обрабатывает ему костяшки. Хорошо, хоть не выбил. С его неаккуратным стилем нанесения ударов такое вполне возможно.

Кенма слишком хорошо знал, как Куроо дерётся. Каждый раз, когда к нему кто-то приставал, Тецуро пускал в ход кулаки. В детстве конечно отделывались небольшими синяками или толканием, а вот в средней школе уже было можно таскать за волосы и бить по лицу.

— Что?

Напротив открывают рот, но за окном гремит гром, заставляя стекло дрожать. Козуме встаёт с кровати, подходя к окну и смотрит наружу, где долбит по листьям дождь и пахнет сыростью.

— Я все ради тебя сделаю, — говорит Куроо. Кенма закрывает окно до щелчка и ему кажется, что он задыхается. — Я готов играть ради тебя ночи напролёт, чтобы выбить нужный лут. Готов оберегать и защищать. Готов держать зонтик, чтобы твоя приставка не промокла и готов каждый раз отдавать свою ветровку. Я ради тебя готов подраться, чтобы никто больше не смел ничего сказать.

Козуме прижимается лбом к холодному стеклу и дышит, чувствуя, как горят щеки.

Все собирается в одну общую картинку. Все старые синяки, все старые царапины и сбитые в кровь колени превращаются в это.

У Кенмы был разбит нос два дня назад.

Теперь нос разбит у Куроо.

Тот с самого начала все осознавал, но благодарно обнимал Козуме, сжимая пальцами мягкую ткань его толстовки.

— Мне ничего не нужно, — выдыхает Кенма, оборачиваясь. Он даже не заметил, как Тецуро встал и теперь пялился на него с высоты своего роста, до приторного нежно улыбаясь. Внутри все тянет от этой дикой нежности, хочется сбежать от неё, исчезнуть с радаров. Но бежать некуда — перед ним стоит Куроо, преграждая путь к отступлению. Только если в окно.

— Правда? — интересуется с явной искренностью в голосе.

— Нет, — Кенма цепляет пальцами мятую футболку, переступая с ноги на ногу. — Мне нужно, чтобы с тобой все было в порядке.

Куроо вопросительно вскидывает бровь.

— Не влипай в неприятности. Ради меня! — крик отдаётся в горло каким-то необычным чувством. Козуме не любил повышать голос, но сейчас сказал громче, чтобы его уж точно услышали.

Его тянут в объятия и Кенма сцепляет пальцы на спине Куроо, сжимая глаза до цветных кругов.

— Ради тебя я готов даже на это, — шёпот обжигает ухо и шею теплом, заставляя расслабиться.

За окном ливень, а они как будто вновь вернулись в те времена, когда делили все напополам.