Осторожно провел рукой по струнам просто для того, чтобы вдребезги разбить тишину. Но она сама собрала себя по кусочкам. Зачем? Наверное, чтобы написать в тетради еще пару строк, а затем бросить ручку к черту. Она падает на обрывок газеты, который нужно было убрать еще неделю назад. Как и весь остальной хлам.
Я провел рукой по лицу, а затем просто резко откинулся назад и специально ударился головой. О стену тупика, который никак не могу проломить ни головой, ни молотком, ни даже песней. Казалось бы, подойди, обними, уткнись носом в светлую макушку и произнеси пару слов. Но нет, сижу у стены. Чувствую себя стариком, хотя в осколках разбитого стакана отражается молодое лицо с уставшими зелеными глазами, беспечным взглядом, сжатыми скулами. Именно так, сжать зубы и ждать, пока он скажет, что делать.
Стену ведь можно обойти, казалось бы так много ходов. Но нет, я уперся именно в эту стену и жду, пока она развалится сама.
Знаешь, я столько раз чувствовал, что моя душа просто в очередной раз разломалась не смотря на то, что ты пришел. Такой же самоуверенный и наглый. Но знаешь, мне печально, что придется вновь тебя потерять. Ты не говоришь, но я вижу по твоим глазам — это не закончится жизнью. Лишь смерть, лишь очередная потеря. Зачем я искал тебя? Чтобы снова потерять? Наверное, именно поэтому ты пришел сам. Теперь виню себя за несдержанность и за это дурацкое чувство. Такое ощущение, будто где-то внутри плачет тот маленький мальчик, который так часто оставался один, в темном углу. Поэтому я и начал носить очки, скрывать глаза. Что это — возраст или просто усталость? Скажи мне, черт возьми!
С рыком отбрасываю гитару и она опрокидывает бутылку с пивом. Жидкость тут же попадает на инструмент. Я негромко вздыхаю и вынимаю струны, чтобы высушить их. Разве стоит вся эта боль немногих радостных мгновений? Годы мучений стоят этих счастливых минут? Скажите мне хоть кто-то. Пожалуйста.
Знаешь, когда ты говоришь о райском будущем, то я понимаю, что это лишь мираж. Здесь и сейчас — настоящий Ад.
Улицы мелькали, а я только в зеркало заднего вида поглядываю на всякий случай и снова думаю. Думать перед смертью. Какая дурость. У гитары больше нет струн, нас, может, теперь укроют цветами, а в программе давным-давно произошел сбой. Может, это было лишь скакнувшее напряжение? Но оно все равно сыграло свою роль.
Сколько раз, сидя у той стены, я чувствовал, что нет от меня никакой пользы? Сколько раз ты лишь хмыкал в ответ на мои тихие фразы. А потом начинал говорить, спорить со мной, горячо и громко, хотя я молчал. Без слов тебе отвечал. Ждал, пока ты пнешь меня и скажешь просто молча делать свою работу. И уйдешь по своим делам. А я делаю. Засучу рукава и выйду на улицу, чтобы до утра отрываться на других. А с первым утренним лучом оставить ту тень палача, что так часто спит внутри меня — тихого, спокойного, услужливого лишь тебе. Черт, я ненавижу тебя и в тоже время люблю.
Останавливаю машину и закуриваю. Возможно, в последний раз. Все заканчивается. Докурится сигарета, сгорит свеча и сгорят мечты. А о чем мечтал я? Избавиться от этого мешка, который столько лет таскаю на плечах, сбитых в кровь от груза грехов. Интересно, а если бы я кричал, то удалось ли бы что-то вернуть в тех временах? Хотя бы тот кусочек счастья, который и мог бы мелькать, если бы вспомнил, что могу еще ходить, пусть и за тобой. Но теперь понятно, что такому придурку ничего не вернуть. Мы все равно продолжим друг друга дурачить.
Интересно, а видел ли ты тогда слезы за стеклами желтых очков? Нет, вряд ли, да и врач пришел очень быстро. Ты не мог этого видеть. А я объясняю это лишь парой капелек испуга, не более того. Ведь, это было действительно страшно. Сколько я тогда просидел под операционной, ожидая пока тебя заштопают до конца? А перед глазами все стояло опаленное лицо. Только этот ожог расползался по всему телу. Ты начинал гнить, но с ног, потому что в конце сгнивали твои глаза, смотрящие на меня с немым укором.
Да, это и был сбой в моей программе. Да, тогда я почувствовал старика внутри. Да, тогда мы просто устали существовать. Да, мы перестали слышать то, что нам всегда пытались сказать. Да, я ненавидел тебя столько лет. Да, я не могу без тебя. Да, я скоро умру. Но эти последние строки были только для тебя, потерянные в той куче хлама, которую теперь уже никто не уберет. Гитара и вправду онемела. Может, навсегда. А, может, кто-то найдет её, почистит, поставит новые струны и будет играть на ней. Как я играл для тебя.
И что мне стоило подойти к тебе и обнять?
Всей жизни.
Но тогда бы эта стена была сломана.
И я был бы погребен под ней.
А теперь?
Теперь я выхожу из машины, с поднятыми руками. Думаешь, у меня еще оставалась надежда, чтобы выжить? Нет. Цветы. Они снились мне в последнее время. Какие-то белые цветы, которые часто кладут на могилы. Знак, это был лишь знак. Расплата за ночь без сна. Расплата за день без мечты. А еще за одиночество, которое я испытывал. И за эту гребаную жизнь без любви. Действительно, была ли она эта любовь?
Знаешь, а мне ответили эти выстрелы и эти пули, что впивались в мое тело с едва слышимым шипением. Они ответили мне. Действительно, это многого стоило.