Снайпер

Как часто женщина, вдохновляющая нас на великие дела, мешает нам их исполнить …

Он стоял под ее окном и смотрел в ее освещенные окна – он знал, что она там. И он знал, что она выйдет оттуда очень скоро и пойдет к остановке через этот детский сад, и знал, что она не увидит его. А он посмотрит на нее в последний раз и уйдет, не в первый раз уйдет. Он усмехнулся. Его худая фигура в армейском камуфляжном костюме: «Урбан ночной»  словно слилась с мокрой стеной детского сада, его усталый взгляд провожал спешащих прохожих – лил обычный сентябрьский затяжной дождь, такие Питере не редкость, скорее их отсутствие – большая редкость. Его воспаленные глаза были устремлены в ее окна.
 

Он мок под дождем не первый час, вспоминал последний с ней разговор. Тогда он ей не сказал, что уезжает, решил, что не стоит, она все равно бы не оценила, да и так уже обидела. Он ей сказал о своей подготовке почти все – что войсковая разведка – это его судьба, но не сказал тогда главного: свою специализацию, он усмехнулся. Он представил, что скоро он, как и вся его семья: отец, мать, сестра, переедет на новое место, и более она его не найдет – вряд ли справочная даст информацию, а друг не предаст, и они более не встретятся в этой жизни. К тому же, он привык быть осторожным, рассчитывать все наперед, как учили, лишь нелепая случайность позволит им встретиться, но в такие вещи он не верил. Снайпер твердо решил уйти навсегда. Он так же знал, что свою дочь, если, или когда она у него появится, он назовет ее именем, потому что до сих пор любит ее. 
 

Чтобы изменилось, если бы она узнала сейчас истину? Он знал, что могло измениться многое. Снайпер знал, что о ее жизни знает гораздо больше, чем она думает, что многие ее тайны уже не тайны для него. И что давно простил ей все. Что, если бы он ей рассказал все, как было на самом деле в той истории с двумя Наташами? Эта странная и глупая история, едва не приведшая к раскрытию не нужных фактов, поразила ее. Позже снайпер понял, что уважать его она не будет никогда, из-за боязни, что с ней он поступит так же. Знала бы она, что то, что ему пришлось рассказать - не истина. Истину же не знает никто, кроме него и Наташи. Да, он так привык рассчитывать все на перёд, не зря его учили психологии, он знал, что нужно ей рассказать, чтобы она ушла навсегда. Только так он смог разорвать их отношения, хотя этого и не хотел, и не мог уйти сам, хотя понимал, что пора настала давно. Снайпер любил ее, принимал ее такой, какой она была, но она не хотела понять его, заглянуть к нему в душу. Было время, когда он думал, что и она его любит, но потом понял, что такая жизнь, когда он только для души и отдыха, а другой для тела, другой, которого она любит, не для него, он смог, наконец, понять, что пора уйти. И он еще долго пытался что-то изменить, но позже, поняв, что его не только не любят, но и ни во что не ставят, а только используют, решил уйти.

 «Жаль, что она не знала меня ранее, - думал он, глядя в ее окна, - до того как я выбрал эту профессию, стал бойцом невидимого фронта, - он криво усмехнулся своей мысли, - полюбила бы она тогда меня?  Я выбрал такую профессию, которая изменила меня, изменила мой внутренний мир, изменила внешне. Годы учили меня жёсткости, я же стал жестоким, меня учили хладнокровию – я  стал безразличным, учили контролируемой злости, но я приобрел неконтролируемую ярость и злобу. Служба учила скрывать личное, отделять от служебного, я стал жить двойной жизнью, порой забывая, где  настоящая жизнь, а где легенда прикрытия. Меня учили биться за жизнь, а научили убивать, учили беспринципности, а сделали циником. Что ж я стал таким не совсем по своей воле, но все же иной судьбы мне и не надо. Я – снайпер, я просто выполняю работу, главное, не выпускать войны в другую жизнь, в этот мир. А то, что в сердце идет война еще страшнее, так это моя беда, а дела до того нет никому. Я  хотел уйти от этого, я пытался уже дважды, но оба безуспешно. И вот появилась она, я вновь стал тем, кем был, только на ринге в спарринге я возвращался в себя – в хладнокровного расчетливого бойца.
Она ушла к тому, кого любит, но все же я ей благодарен. Пусть она и не права, что пытается переделывать людей – их надо принимать такими, какие они есть, но Бог ей судья. Я сделал все как всегда, пусть она думает, что она права, пусть считает, что я эгоист, что подлец, в той истории, да и в нашей, тоже, ей так легче будет в жизни. Что ж, она во многом права, - подумал он, - и я сделал все, чтобы уйти спокойно, я сделал так как следовало бы сделать, пусть она не будет знать истины, а правда – ей не к чему». Да он был не тем, кем хотел казаться, однажды ее мать почти угадала, сказав, что почти все снайпера худые, долговязые, почти как он. А он вспомнил в тот момент своего первого, и как блевал потом, …он до сих пор помнит то лицо в прицеле. Вот он вернулся с войны. Три месяца, разведгруппа работала в горах. Сколько парней из плена вернули матерям шесть офицеров, знают точно только они, элитный спецназ, спецназ ГРУ, молодые лейтенанты и капитан. В каждом освобожденном парне он видел того, к кому ушла она, тот на несколько лет моложе ее, и ему скоро уходить в армию, и он боялся встретить его лицо среди убитых. И все задавал себе вопрос, хотя и знал однозначный ответ: стал бы спасать того парня, если бы пришлось? 

Она вышла из подъезда и быстрым шагом пошла через садик к остановке, а он безмолвной тенью следовал за ней, скрываясь в тени деревьев, лишь раз напугав уединившуюся в беседке целующуюся парочку, проскочив мимо них бесплотной тенью. Она подошла к автобусу, и вдруг обернулась назад, словно что-то почувствовав, смахнув мокрые волосы с глаз. А он, выйдя из тени на свет, стоял в двух метрах от нее и смотрел в ее голубые глаза, ему до боли захотелось увидеть в последний раз ее глаза. «Ты, - спросила она, - откуда?» Он лишь грустно усмехнулся, знала бы она сколько раз он видел в бинокль ее парня с ней и без нее, понимая что посещающие его мысли о выстреле, последняя попытка подсознания заставить его что-то изменить в своем решении уйти. Он – офицер, стреляет только на войне, а единственная непонятная запись, состоящая из цифр и букв, в его удостоверении означает, что он снайпер. Он с грустью посмотрел на нее: «Иди, а то автобус уйдет, ты же опаздываешь, - и помолчав, добавил - быть может, свидимся еще».  
Резко развернувшись, снайпер вновь шагнул в холодный питерский дождь