«Теперь ты понял, кто ты?..»
Эти слова произносились в его голове голосом председателя, хриплым и старым.
Тот никогда не говорил ничего подобного, но обязательно сказал бы, доживи до этого момента. Возможно, при их давнишней встрече он и правда проронил нечто аналогичное, но за столько лет воспоминания об этом размылись, оставаясь лишь яркими пятнами где-то глубоко в памяти. Та игра, те мысли — все это постепенно стиралось, оставляя после себя лишь блеклый остаток.
Но ощущения запомнились навсегда.
То, что нельзя было сравнить ни с чем — пережитые эмоции: ярость, гнев и дикая тоска.
Это пьянило. Хуже, чем алкоголь. Сладость победы была неописуема, ни с чем не сравнимое удовольствие. Настолько неповторимое, что, чтобы вновь ощутить этот дурманящий вкус, приходилось идти на риск, жертвовать и действовать безрассудно, полагаясь лишь на удачу и чутье, а не на логику.
Даже поражения стоили того.
Жизнь была подобна стеклянной лестнице — хрупкая на первый взгляд, но в то же время до невозможности крепкая. Он делал два шага вперед, иногда чуть отступал, проигрывая; так и жил, поднимаясь по ней все выше и выше. Каждая новая игра приносила ему деньги, но он понял, что уже давно охотился не за этим. То было лишь подарком от судьбы, стремился же он к другому, тому, что впервые ощутил когда-то давно на корабле в окружении таких же неудачников, каким был сам.
Азарт.
Момент, когда кровь стынет в жилах.
Ставка на жизнь, риск потерять все, что умел.
Вот какова была для него настоящая жизнь. Не то, что называли ею остальные.
Сколько лет уже прошло? Двадцать? Может, больше? Он давно потерял счет времени, продолжая играть. Иногда, правда, обращался памятью к тем далеким годам, вспоминая их почти с теплотой. И со страхом — помнил гибель друзей. Но время, пусть и не лечило, все равно ослабляло те эмоции, и сейчас он лишь с тоской прикрывал глаза, припоминая пережитый ужас. Вспоминал и остальное, но уже не так.
Что-то притупилось при осознании.
Чем больше он играл, чем больше искал все тех же сильных ощущений, тем больше понимал.
«Такой же, как и я».
Его жизнь нельзя было назвать жизнью, пока он не играл.
Существование, вот что это было — но никак не жизнь. В те моменты, когда не видел перед собою противника с горящим взором, он не чувствовал ничего. Даже разочарование не настигало его, настолько пусто было все то время, когда он не играл. Игры стали его счастьем, тем, что давало ему силы каждый новый день. Он знал, что вечером опять сядет за стол и рискнет.
И победит.
Ну, может быть.
Дома он почти не бывал — там было душно, тесно; ему было неприятно находиться в столь роскошном месте. Он бы так и продолжил жить в своей старой тесной квартирке, если бы подчиненные не убедили его, что для такого человека нужна соответствующая обстановка. Он ведь может не только шататься по клубам — как делал это сейчас, а вызывать противников к себе, играя уже там, дома. Глядя при этом с высоты своего богатства.
Когда у него успели появиться подчиненные?..
Ощущение, что он стал подобен председателю, его пугало.
Пожалуй, единственная доза настоящих эмоций, которые он получал вне игры. Было в этом что-то действительно мерзкое и грязное — стать подобным тому, кто когда-то давно произвел на него столь отрицательное положение. Оставил шрамы на пальцах... Смотря на них сейчас, он видел не собственную глупость, иное: зарождение того пути, по которому шел сейчас. Кривая дорожка азартных игр, которая заставила его отпустить нить обычной нормальной жизни и провалиться вниз.
Но, если подумать, сейчас он был на высоте.
Подчиненные говорили ему, что это нормально. Что теперь его боятся даже якудза, ведь наемный игрок его уровня разгромит их в пух и прах всего за пару раундов. Настолько они были уверены в его победе — слепо следовали за ним, видя в нем не бывшего неудачника, а едва ли не божество.
Как глупо.
Как будто он всегда побеждал.
Он и не помнил точно, когда все это началось. Быть может, в ту роковую ночь, когда он всего-то за пару часов выиграл огромнейшую сумму денег. Тогда он радовался едва до слез — не знал, что вкус богатства приедается и что искренние же чувства принадлежали вовсе не иене, а ей. Победе!.. Ее ощущению, незабываемому и прекрасному. Волна удачи, кажется, решила сопутствовать ему дальше, позволяя восходить на новые высоты...
И вместе с тем терять себя.
Хотя он знал, что в играх вновь становился прежним собой.
В мирской жизни он не видел интереса — вне игр он продолжал оставаться отбросом, пусть и не тем, на кого будут смотреть свысока. Казалось, он должен радоваться. Тому, что было у него, многие бы позавидовали — богат, уважаем в определенных кругах, любим женщиной. У него даже был сын — какая ирония — общение с которым казалось ему тягостью. Он и сам не знал, как так получилось. Искренне старался изображать хорошего отца, хотя бы для него — у самого-то такого никогда не было. Но чувствовал, что сын словно подозревает о лживости эмоций родителя, тоже играет. Они оба, продолжая врать друг другу, так и не поняли, что же на самом деле чувствовали друг к другу. Было ли это то, что ныне зовут семейной любовью? Или просто ложь и фальшь, замаскированная под искренность?
Он и правда не желал сыну той же судьбы, что досталась ему. А потому не говорил, куда уходит по ночам, шепча, что это секрет. Но он чувствовал, что тот давно уже все понял. Просто не говорит. Хороший мальчик.
Он был несчастен в счастье.
У него был дом, но подполье стало для него домом настоящим.
Каждый вечер он уходил — только для того, чтобы обрести себя вновь.
Легенда о человеке со шрамом на скуле и пришитыми пальцами преследовала его по пятам. Если он заходил в игорный дом, он уже знал, что его ждут — испытывающие и испуганные взгляды были направлены на него, а сам он лишь тихо посмеивался на это в ответ. Заказывал выпивки и предлагал своим подчиненным расслабиться, после чего обязательно взъерошивал короткие волосы на голове — что-то вроде привычки после обещания самому себе начать новую жизнь. Глупая традиция обрезать волосы при таком — совершил, да не начал.
В игорных домах его боялись и вместе с тем ждали. Он был желанным гостем везде в подполье — казино страшились его появления, но всегда давали возможность сыграть. Надеялись, что он оступится, а они получат его деньги. И сидя за столом в окружении своих людей, держа в руке при этом стакан с алкогольной бурдой, он выжидал. Замирал на месте, зная, что к нему обязательно кто-нибудь подойдет и бросит вызов.
Так было всегда.
И ведь он соглашался.
Люди из прошлого преследовали его. Былые враги становились союзниками, и он даже не знал, как реагировать на это. Виновник его долга, этот чертов ростовщик, лишь тихо посмеивался и говорил ему, что наемного игрока лучше он не видывал. Сын человека, на которого он так боялся стать похожим — и кем, в итоге, почти что стал — теперь был едва ли не лучшим его другом. Тот, кто лично загонял иглы ему под ногти, теперь работал на него — ведь ему выкупили свободу. Он сам это сделал, не пожалев огромной суммы денег.
Все они говорили, что он совсем не изменился с тех далеких времен.
Но он знал, что это не так.
В зеркалах он видел себя — не нынешнего, а, наоборот, того человека из прошлого, каким некогда был. С рваной раной вместо уха и залитой кровью курткой, он был именно тем, кто сделал первый шаг навстречу тьме, и, видя это отражение, он прекрасно понимал, что он ему хочет сказать. Речь не менялась никогда — за столько-то лет. Почти похвальная стабильность.
Спасибо тебе — вот что говорил человек в отражении.
Он написал свою собственную историю, стал ее главным героем — ведь всякий думает, что он и есть главный герой. И ему, вот же удача, повезло — он и правда был таковым. Стал центром небольшого мира множества человек. Тем, кто ненароком указал их судьбам направление движения.
Один и тот же человек — но разное время. Разные взгляды на жизнь.
Глядя на фигуру в отражении, он не видел в ней себя. Уж слишком разнились они теперь. Но прошлое скалилось ему в ответ и шептало:
«Ты — это я, а я — это ты».
Отражение не могло врать ему, а сам он себе — еще как.
Боялся, наговаривал, что стал как старик-председатель — ведь это почти так и было, но в итоге и правда ничуть не изменился. И это заставляло его в сомнениях размышлять, различались ли они с его страшнейшим кошмаром еще тогда, во времена его молодости? Тогда он был благороден и спасал чужие жизни. Но совершал все те же поступки, губя кого-то своими действиями — пусть и не со зла. Говорил себе, что игры несут зло, но лишь в них находил собственное счастье.
Как и старик.
Когда-то, быть может, тот тоже был наивным дураком, что верил в людей.
«Быть может, ты и не стал похож на него. Просто вы никогда и не различались.»
И корень зла был вовсе в ином. В доверии людям, что предавали.
Он усмехался — в ответ искривляло лицо в ухмылке и отражение. Смотрел на то, как прошлый он медленно разворачивается и, прижимая окровавленное полотенце к ране на голове, шагает навстречу битве азарта и страха — тогда, в прошлом, эта игра многое изменила для него. Сейчас для него всего это лишь история, а в тот момент он лишь начинал писать ее.
Прикрыв глаза, он слегка покачнулся и повернулся.
Не было смысла разговаривать с прошлым собой. Он и так все прекрасно понимал.
И сейчас ему просто нравилось продолжать ту нелепую игру, которую он называл «страхом» — ведь, по сути, ничего и не изменилось. Ни он сам, ни его взгляды на жизнь. Ну, может, совсем чуть-чуть. Но что-то пока не давало ему признаться в этом, и он терпеливо выжидал, пока собственное чутье не даст сделать это.
Ведь оно редко врало.
Но, может, это один из тех случаев?.. Кто знает. Сейчас ему было абсолютно не до этого.
Ведь впереди Ито Кайдзи ждала новая игра.
Часть 1