Он хорошо запомнил тот день, когда узнал об этом.
Как в старых глупых фильмах. Все по канонам классики. И драматичная пауза, и протянутая рука, и сказанная громовым голосом одна небольшая фраза, прямо в разгар серьезного сражения меняющая все. Кто бы мог подумать, верно? Вся его жизнь была спланирована от и до одним единственным человеком, контролировавшим каждый его шаг, начиная от ложной вести об отсутствии квирка с рождения — ведь он был, пока Он не выкрал его — и заканчивая встречей с Всемогущим.
Не потому, что судьба была благосклонна к нему, отнюдь. Лишь потому, что это был долгосрочный план на будущее, один из тысячей запасных дорожек, созданных Им в процессе своей огромной игры.
«Я — твой отец, Мидория Изуку».
Деку ждал, что будет расстроен. Что будет злиться, что будет растерян, что что-то случится, такое, что мгновенно перевернет все его восприятие мира и собственной жизни, той, где он должен был стать Героем. Потому что это было бы логично и правильно ощутить от подобного опустошения, тем более, что Все За Одного буквально мгновенно вылил на него телепатический дождь тяжелой информации прямо в голову, все проекции, лицо матери и того доктора, что наврал ему про отсутствие квирка.
Но почему-то не свершилось.
Тогда Деку просто впал в ступор от того, какой потешной ему показалась эта ситуация — ведь так не бывало.
В реальности.
Что за глупость? Отец? А что потом? Что-то еще более очевидное?
Но потом оно — это очевидное, абсурдное, почти классическое дурацкое клише — все же случилось, их сознания переплелись и давящее тяжелое эго Его — он не мог называть этого человека по прозвищу, но и «отцом» не хотелось — задавило его и отравило на самый край сознания, в тот уголок, где Мидория Изуку должен был быть поглощен громким воем жертв, что потеряли квирки при встрече с Этим Человеком, когда как его тело стало уже не его, а чужим, подчинявшимся не его воле. Старое тело Его износилось, но новое, сына, носившее в себе ныне оба страшнейших квирка истории их маленькой страны, было идеальным вместилищем для подобного. И погрязая в липкой тягучей трясине чужого сознания, Деку казалось, что это было так глупо.
Этот конец.
И правда, как в старых комиксах. Он видел воспоминания Его и знал теперь о том, что Он черпал идеи оттуда, ведь — как удобно — обвести вокруг пальца было проще простого, используя до боли очевидную схему. И тело сына, и тайные игры, и собственное поражение — все это было лишь раскадровкой к более глобальным событиям, тем, где Шигараки Томура больше не пригодится, а Япония падет ниц пред ее новым, вернувшимся обратно, властителем из тени, потому что не было уже никого, кто смог бы противостоять ему. И зная об этом, видя своими — чужими — глазами все, что вершил его руками Он, Деку ощущал...
... почти искреннее разочарование.
Винить себя было верно в этой ситуации. Он разрыдался бы горькими слезами от бессилия, если бы мог, но тело было уже не его, чужим, а потому не оставалось времени на сантименты и страх. Мысли Этого Человека отрезвляли, и, пребывая в своем маленьком углу подсознания, там, где он еще мог быть собой и не становился частью единого гула Все За Одного, Деку думал о том, что будет.
О Старателе, чьим противником он теперь стал.
О других героях, о своих одноклассниках, об Очако — та, что смотрела на него с искренним ужасом, и он был рад, что во взгляде этом не проскальзывало опасной жалости, той, что могла бы свести ее в могилу.
О Каччане, конечно же — о том, что тот в Тот Самый День едва не бросился к нему, потому что сколько бы не строил он вокруг себя образ агрессивного засранца, что не терпит слабаков, он все еще был его другом.
О матери, о других людях, обо всех-всех-всех, кто пришел только в голову.
Но больше всего Деку думал о Всемогущем.
........
О том, что не знал, как тот отреагировал на новость об их с Ним кровном родстве и слиянию двух квирков воедино. О том, что человек, убивший Шимуру Нану — теперь Деку не просто помнил ее имя, казалось, будто он знал ее лично из-за мешанины воспоминаний в чужой и его голове — оказался тем, кто и спланировал встречу глупого мальчишки без квирка и точно такого же глупого наивного героя, увидевшего в нем себя. Теперь он не был Всемогущим, он был лишь Тошинори Яги, тенью себя прошлого, которой предписано было прожить так унизительно мало.
Он все потерял. Учителя. Силу. Товарища. Ученика.
Надежду в то будущее, которое они строили своими руками, ведь все это было ложью и обманом, выстроенным Им ради собственной выгоды...
У Деку было слишком много времени на размышления.
Те, что слышал Он.
Но иногда Он тоже говорил с ним.
Вставал перед зеркалом и смотрел себе в глаза так, словно в отражении был абсолютно иной человек. Подчиненные боялись этого, потому что знали — стоит разозлить босса, как тот мгновенно уничтожит наглеца, в назидание. Но к нему, к Деку, Он обращался почти тепло, мягко, как будто бы и правда был тем, кого он смог бы назвать «отцом». Говорил о том, что это лишь необходимость, что все это на б-л-а-г-о — ведь именно он когда-то давно спас эту страну от изъедавшей ее изнутри заразы, зародившейся в эпоху появления первых квирков. Он уничтожил хаос и создал систему, он...
И это было правдой.
Тогда Деку отвечал ему долгим молчанием, не желая даже соглашаться, но где-то глубоко понимал, что это так. Он помнил чужие слова, помнил все то, что принесла с собой бойня в Камино — падение Символа Мира и последствия этого, что ударили слишком сильно. Всемогущий создал эталон героя из искренних благородных чувств, не осознавая, что принесет за собой его падение.
Иногда Он говорил о матери.
О том, что исчез из их жизни лишь потому, что не хотел ввязывать ее в свои дела. Он говорил _очень_много_ и это раздражало сильнее, чем попытки убедить Деку, что все делалось во благо. В такие моменты он уходил в себя, и взгляд Его глаз тускнел — словно и правда выветрилась из них вся воля бывшего хозяина.
Он злился, когда Деку размышлял о Всемогущем. Ругался, гневался и крушил все вокруг, ведь мысли Деку были его мыслями, и тогда Деку наслаждался этим по полной, вспоминая все то, что связывало его с учителем.
Это была его маленькая бесполезная война, та, в которой он не мог победить, но она приносила ему невыносимое удовольствие — даже зная, что любая вспышка гнева навсегда может вычистить остатки его самосознания, те, что поглотятся громким гулом чужих несчастий.
Но один раз Он сдался.
Это была уступка отца сыну, а не злодея герою — Он разрешил Деку навестить своего учителя, пообещав убить всех, если тот скажет что-то важнее сентиментальной чуши.
Их мысли были едины, они были Одним Человеком, по сути — лишь жалкие крохи самосознания отделяли Деку от того, чтобы стать Им, а Его — чтобы поглотить сознание того, кого он называл сыном. Возможность эта казалась обманкой, ловушкой, но Деку принял ее, согласившись на все.
Он должен был поговорить со Всемогущим.
Он должен был сделать это не из глупых чувств, а потому, что надежда была куда сильнее информации о нахождении вражеских баз. Это когда-то давно продемонстрировал Всемогущий всему миру. И этим же оружием его ученик собирался ударить вновь. Злая ирония, что оба они боролись против одного злодея, того, кому не было дела до глупых надежд и сантиментов.
Местом их рандеву стала больничная палата.
Сэр Ночноглаз говорил, что Всемогущему осталось не так уж и долго, и время нещадно шло к этой точке.
Внутрь Деку вошел без стука, и взгляд его мгновенно встретился с чужими глазами. Он почувствовал напряжение, страх, злость — эту дикую смесь, и искренне недоуменно бросил, вдруг растерявшись:
— Всемогущий?..
Тот мгновенно все понял и ринулся было вперед.
— Мидо-!..
— Нет! Молчите. Сейчас буду говорить лишь я.
Зашипев, Деку приложил палец к губам и страшным взглядом остановил Всемогущего от дальнейших действий.
Хорошо. Хорошо...
Значит, они пришли к доверительным отношениям после его, Деку, пропажи и становления лицом нового злодея эпохи. Одна только мысль о том, как долго ему придется разгребать все проблемы, созданные Им с его, Деку, лицом, заставляла его в горечи мысленно вскидывать руки вверх.
И что бы не шептали у него в голове о том, что героем ему уже не стать, он все равно был уверен в своей позиции.
Но это — позже.
Присев на стоящий рядом с кроватью табурет, Деку неловко улыбнулся и почесал затылок, осматривая обстановку. Обычная палата, на столе — огрызок, слишком мирная обстановка. Он уже и забыл о чем-то настолько домашнем и тихом, таком, какое он видел в последний раз прямо перед судьбоносным боем.
Новая жизнь была полна металла, грязных доков и крови, и ко всему ужасному Деку привык к этому мерзкому зрелищу. Пора было вырастать из детских страхов. Злодеи убивают.
Герои тоже должны, иначе злодеи будут лидировать.
Это стало его новой мыслью об образе, который он обязан был достичь.
— Как поживаете? Ха-ха, то есть, я конечно знаю. Поэтому я здесь. Иначе бы не нашел. Но, к счастью, я тут просто так, поговорить. Не потому, что Он так хочет. Это я захотел. Уговорил его...
Их взгляды встретились вновь, и Деку не удержал своего.
Опустив голову вниз, он сплел пальцы меж собой и криво улыбнулся, рассматривая трещины на кафеле. Еле заметные. С голосом в голове пришли и новые силы. Он был сверхчеловеком, почти тем, кем мечтал стать. Всесильным героем. Злодеем.
Какая злая ирония.
— Это было трудно.
Может, он немного соврал в этот момент.
— Я много думал о том, что было. Что ушло. У меня сейчас масса времени на размышления, пока мое тело творит то, чего я вовсе не желаю, — он крепко сжал кулаки. — Ужасное чувство. Поначалу я был в панике, ведь это как видеть сон, который невозможно отключить. Словно фантомная боль, только непрекращающаяся. Ты лишь смотришь, как делаешь то, чего не хочешь и...
Иногда ему казалось, что все это было ложью.
И голос в его голове.
И все, что делал Деку, было лишь его собственными страшными желаниями, вызванными отсутствием квирка в детстве.
И не был он никогда сторонником героев, лишь изучал их — выучился с молодым поколением и был готов уничтожить его, зная каждую их слабость. Это пугало. Временами Деку приходилось напоминать себе, что...
_я_это_я_
Но так ли это было?
— Но со временем я привык. Не волнуйтесь. Все хорошо.
Всемогущий ему не верил, и Деку слишком хорошо понимал почему.
— Я не сойду с ума.
«Возможно, я сошел уже. Сломанное не сломаешь вновь».
Но это, конечно, было не так. Иначе бы он растворился и стал частью единого организма, сознания, то, что звало себя Все За Одного. И он говорил не о Нем, а о квирке, таком же невероятном и мощном, как и то, что подарил ему Всемогущий когда-то давно.
— Поначалу было страшно, но мне некогда бояться. Это все равно что время зря терять. Я иногда пытаюсь сделать какие-то глупые неосторожные попытки вернуть контроль своего тела, но Он их все предсказывает и останавливает. У нас все же одна голова на двоих, одни мысли, я даже расслабиться не могу и подумать там о чем-то безобидном, например, о своем хобби, как Он лезет мне отвечать. Но я не виню его, то есть, конечно, виню, но тяжело не ответить на что-то в своих мыслях по инерции. Мы ведь слышим друг друга почти каждую секунду. Даже самые крохотные мысли.
Никакого единения. Но Деку привык.
Труднее было не с мыслями. С воспоминаниями о чем-то сокровенном, личном. О матери хотя бы. Это было не то, что Деку хотел демонстрировать Ему, а потому со временем стал забывать о том, что связывало его с друзьями. И пусть это была слишком большая цена, он был готов ее заплатить.
Лишь бы Он не трогал его сокровища.
Но со временем даже этого стало не хватать. А сам Деку видел беспокойные образы прошлого, далекого и недостижимого, где их страна была охвачена огнем возникшей угрозы, ту, что назвали квирком.
Страшное оружие, ударившее мир, и его неконтролируемые последствия.
И он видел, как Он вершил историю, становясь невидимым ее властителем. Тем, кого не упомянули в книгах, ведь манипуляторов из тени знали немногие.
— Вы когда-нибудь испытывали сочувствие идеям злодеев?
Опасный вопрос, вызвавший правильную реакцию.
Но Всемогущий тоже не дурак, и Деку был так рад, когда тот лишь взглянул на него с подозрением, не обвиняя в страшном сразу же.
— А я теперь да.
Заметив настороженность во взгляде Всемогущего, Деку резко вскинул руки и нервно рассмеялся, понимая, что чуть было не провалился со своей мыслью. Впрочем, ему все равно дали бы договорить.
Всемогущий наверняка чувствовал, что это не Его игра и попытка развести своего бывшего противника на ненавистный диалог.
— Но не беспокойтесь, я не стану из-за этого помогать Ему... в том плане, что делать что-то добровольно. Но его идеи имеют смысл. И, что мне не нравится, я нахожу их достаточно разумными.
— Хм.
Все, что ответил ему Всемогущий.
Он не сомневался в своем глупом ученике, и для Деку это было сродни самой лучшей похвале, что он когда-либо слышал.
— Но когда я вновь стану героем... Я учту это. Ведь глупо будет отказываться от мудрости, что дали тебе вот так легко.
Уставившись на свои ладони, Деку рассеянно провел взглядом по линии шрамов, следом того, каким тяжелым трудом достался ему чужой квирк. Он мог лишь догадываться о том, как сложилось бы его будущее, оставь Он их семью полностью, не сотвори этого жестокого плана и не укради у него возможность не выделяться из толпы.
Стали бы они более хорошими друзьями с Бакуго? Что случилось бы, отойди Один за Всех не ему, а Мирио?
Будущее было так непредсказуемо, а виной всему было лишь эгоистичное желание одного человека.
Человека ли.
Люди так долго не живут.
Может, за столько десятилетий Он уже свихнулся... Впрочем, нет.
Крепко сжав кулак, Деку вскинул голову, ощущая, как затих чужой голос в голове. Этот Человек не был сумасшедшим. Именно поэтому именно он вел в этой долгой страшной игре, жертвой которой стало слишком много невинных людей. Эпохи сменялись, но железная воля и идеи Его жили.
— Вам передали, верно? О том, что Все За Одного — мой отец.
Молчание.
Конечно же передали.
Об этом знал весь «Юэй», все герои. Наследник Всемогущего — и сын их злейшего противника! Страшно было представить, сколько грязи за этим последовало. Деку чувствовал, что его должно грызть чувство совести за свою ошибку, за то, что он стал новым телом для Него, но он ощущал лишь зудящее раздражение, навеянное Им. Герои были мусором, который не верил друг в друга после ухода Всемогущего. Они слишком надеялись на то, что тот вечно будет их иконой и забылись, стали слишком слабыми. Не будь в мире таких людей, как Старатель, их общество вновь погрузилось бы в хаос в тот самый день, когда на него и Ястреба напал очередной ному.
— Я видел Его старые воспоминания, с тем лицом, что когда-то давно было вами разрушено. Мы правда похожи... Мне почти жаль, что столько невинных людей было втянуто в это колесо кровной вражды, ведь все началось с братом, а завершилось на сыне. Один За Всех стал един с Все За Одного, и теперь я...
Он крепко сжал кулак.
— Но это не важно.
Какая разница, кто его отец? Родная кровь не обязывала его ничему. И Он это знал, а потому молчал сейчас.
— Я никогда не знал Его. Слышал от матери лишь добрые слова, но она была обманута его грязной грубой ложью, что привела нас к нынешнему кризису. Первым человеком, которого я смог бы назвать настоящим «отцом» был кое-кто другой. Помню, при первой встрече он огорчил меня тем, что мне никогда не стать героем, а я прицепился к его ноге и рыдал в три ручья, потому что тогда я не был годен на что-то иное.
Как глупо. Как дерзко. Ему так просто не простят подобное.
— Этим человеком были вы, конечно же.
Всемогущий смотрел на него со слабой улыбкой, и Деку вперился в нее взглядом, стараясь накрепко запомнить. Отложить в памяти. Это поможет ему держаться. Это поможет ему не потерять себя. Это...
Он был взбешен.
— Звучит очень сентиментально, я знаю. Даже излишне. Но когда я думаю об этом, где-то глубоко внутри, — медленно подняв руку, Деку коснулся сердца и выдавил из себя вялую улыбку, — мне становится намного легче. Потому что я знаю, что это правда. Потому что Он знает, что это правда. И что Ему никогда не стать мне той родительской фигурой, которую я увидел вас в день нашей встречи. Он злится каждый раз, когда я думаю об этом, и...
Внезапно, Деку потерял способность говорить.
Тело, его, то, что он выбил себе на этот короткий вечер, вновь сделалось неосязаемым и чужим, что значило лишь одно — Он вновь вернул над ним контроль, ведь он слышал их разговор от начала и до конца. И когда его захватила волна паники, ведь, как никогда до этого, Он был близок к убийству Всемогущего, не произошло ничего — лишь взгляд Его устремился прямо в глаза Всемогущему со всей той свирепостью и ядовитой завистью, что была свойственна Ему, но никак не самому Деку.
Немое осуждение и ненависть были мимолетны, и стоило Ему опустить взгляд, как руки вновь стали слушаться, а дар речи вернулся.
Всемогущий ничего не сказал в ответ, грубо ухмыляясь — он тоже все понял.
И они уставились друг на друга вновь, но уже не как два противника, воспитавших своими действиями себе нового преемника, того, в ком слились два страшных квирка, а как учитель и ученик — те, что носились по пляжу с кучей мусора, тренируясь на износ. Словно не произошло ничего страшного, ничего, что изменило бы мир _окончательно_, просто милые посиделки людей, тех, кого впереди ждало счастливое светлое будущее.
Впрочем, это было поправимо.
— Как видите, Он недоволен. Значит, у меня осталось не так много времени.
Сигнал к отступлению.
Деку слишком долго говорил, и Он был недоволен тем, что услышал.
Была ли это зависть — кто знал? Но оно лишь подтверждало то, что не все человеческое умерло в Нем, оставляя место для таких простых и понятных всем ревности и ненависти. Кто бы мог подумать, что ныне причиной разлада между Всесильным и Ним станет какой-то глупый мальчишка и его слова.
— Я бы сказал вам: «Верьте в меня, и все будет хорошо!»... Но ведь не будет, да?
Всемогущий смотрел на него выжидающе, не говоря ничего.
Он ждал ответа, хотя и так знал, что скажет Деку. Слишком очевидно это было.
— Теперь мы уже не те наивные люди, которые верили, что историю пишем мы. Но это не отменяет того, что наши действия имеют решающий эффект в этой карточной игре с Ним и самой судьбой.
Сэр был не прав.
Судьбу можно было исправить. И пусть не верой, но чем-то таким, что даже провидец будущего не был способен узнать, заглянув в далекое и недостижимое время, полное запретных знаний. Тех, что лучше было бы не слышать. Одним из которых было...
— Мне довелось услышать, что вам осталось совсем немного...
Тишина в ответ. Даже не кивнул.
— Ужасная новость. Тем более когда творится такое, — Деку обвел себя руками, неловко улыбаясь. — Кто-то явно издевается над нами, над вами, над всем миром! И что теперь?! Мы что, должны так это оставить?!
Когда-нибудь давно Деку смирился бы с этим.
Он привыкал к подобным наказаниям судьбы: отсутствию квирка, издевательствам Каччана. То было нормально для его серого скучного существования, и, когда он смирился полностью после чужих насмешек о его желании поступить в альма матер Всемогущего, он уже почти было решился пойти по более простой дорожке и стать полицейским.
Но потом он встретил своего кумира.
И тот показал ему, как можно было ломать дороги судьбы, достигая желаемого.
— Поэтому, как когда-то давно я сломал предсказание Сэра, вы тоже должны это сделать.
Деку взглянул на Всемогущего серьезно, без тени улыбки.
Он думал о том, что сейчас своими словами и действиями напоминал Его, и это доставляло огромный дискомфорт. И Он это слышал, и Он мысленно смеялся над всем, что говорил сейчас его глупый сын. Но ему было все равно.
Главное, что он сделает то же, что и делал Всемогущий все эти годы.
Он вселит надежду.
— Вы увидите, как я одолею Его и стану героем. Своими глазами. Это обещание, хорошо?
Клятва на мизинчиках — это очень по-детски.
Деку уже давно не ребенок — вот что подумалось ему. Он был близок к выпуску из академии, к становлению настоящим героем с профессиональной лицензией, может, таким же успешным молодым гением, как и Ястреб.
Встреча с Ним все испортила, его побег из тюрьмы и все то, что случилось после... Он крепко сжал губы и вымученно улыбнулся, когда Тошинори — все же, уже не Всемогущий — ответил на его глупое предложение.
Значит, обещание.
У Деку было время подумать. А Он же оставил это без комментария, посчитав вероятно слишком сентиментальным для себя.
— Может, у меня нет шанса на победу. Если мыслить логически, то скорее мое сознание окончательно поглотится Его разумом, а я стану лишь частью истории, ну, знаете? Как Парень-Помогший-Злодею-Осуществить-Задуманное. Такая глупая роль! Если про меня снимут фильм, то я наверняка буду каким-нибудь придурком с тупой привычкой, и это будет заслужено. Но все же. Когда-то давно Сэр предсказал мне невозможность спасения Эри, и... В итоге она здесь, счастлива, ее жизни ничто не угрожает. Иногда будущее идет вовсе не так, как хочется нам, как видим его мы, ведь только от нас оно и зависит.
Деку слабо улыбнулся.
— Это немного наивно, но я верю в это.
Иногда надежда была тем единственным, что позволяло держаться на плаву, пусть и огонь ее был слишком слаб. Тошинори вдохновил его на становление героем, тем, кто принесет порядок в эту страну — почти ровно то же эгоистичное желание, что возжелал его отец.
Но Деку знал, что его задачей было не создание Иконы Героя, того, на которого будут молиться остальные. Он помнил о Бакуго, о Старателе, и о том, что делало соперничество.
А значит, его целью было создать тот нерушимый организм, что не падет с исчезновением одного из его столпов.
Даже Он отметил, что это звучало разумно. Жаль, что несбыточно.
«Это мы еще посмотрим», — мысленно улыбнувшись, Деку прикрыл глаза.
В памяти всплыл образ Шигараки, разбитый и несчастный после «предательства» человека, которого он считал своим спасением. Для него Он был тем же спасителем, что и Всемогущий для Деку — но сейчас, когда двое оказались преданы, не стоило ли Тошинори нарушить обещание, данное Шимуре Нане о запрете контакта с ее потомками?
Кто знал.
Но Деку был уверен, что Тошинори обо всем и сам прекрасно догадается.
Всемогущий перестал быть героем, но он все еще был жив. Пусть и не под старым своим именем.
Встав со стула, Деку выпрямился и серьезно взглянул учителю в глаза.
Тот все еще молчал, поддаваясь запрету своего ученика ранее.
— Не говорите никому о том, что здесь произошло, — он подмигнул и виновато улыбнулся, как делал это когда-то давно. — Считайте это моим маленьким подарком. И нашим общим секретом. Вот все удивятся, когда вы встанете на ноги!
Он взмахнул рукой и помахал так, будто бы завтра они вновь встретятся, после чего спешно развернулся и двинулся прочь из палаты.
На глазах его застыли слезы, а рот исказился в глупой несчастной улыбке, той же, с какой он много лет назад слушал собственный приговор от своего идола о том, что не стать ему героем. Все было так глупо, правда.
Он не прощался.
Ведь скоро они вновь встретятся.
Кто из них посмеет нарушить обещание?